— Где болит? "Там, где никому не видно, – подумал я..." Смерть – дело одинокое, Рэй Брэдбери
***
По телу расплылось покалывающее чувство. Темнота окутывавшая сознание отступила, давая возможность вдохнуть. Деметрий резко раскрыл глаза, в которые ударил яркий белый свет. Он прищурил их, забыв о том, что вообще-то физической боли не должно быть, но она присутствовала. Боль такая, как в тот день, когда он последний раз в своей человеческой жизни смотрел на яркое солнце. Удивительно, что в памяти прорезалось именно это воспоминание. Вампир сел, оглядываясь по сторонам. Длинный полностью чистейший коридор ослеплял своей белизной. Двери, стоявшие через каждые пары метров напротив друг друга, такие же белые и массивные. Он встал, слегка разминаясь, будто отошёл ото сна, подошёл к одной из них. Ладонь скользнула по приятному холодному лакированному дереву, очерчивая искусно вырезанные кем-то узоры на поверхности: хотел было повернуть золотую круглую ручку с выгравированном на металле деревом, ветки которого тянулись вдоль по ручке и уходили в древесину, но голос лёгким эхом раздался позади: — Очнулся? – Вольтури обернулся. В до этого пустом коридоре появилась Эйлин. Они с ней были как два грязных пятна в этой чистоте, давящей на глаза. — Обычно тот, в чьём сознание я находилась, просыпался быстро, – она подошла ближе, как ребёнок с ноги на ногу переминалась, сложив ладони вместе, чуть заламывая длинные пальцы, — Возможно, мозг ещё в реабилитационном состояние от действий Челси. — Это и есть тот коридор, о котором говорила ты? – Деметрий вновь осмотрелся*. — Да. На самом деле, по словам Элеазара, вампиры с подобным даром по-другому описывали сознание. Он предположил, что каждый видит его по-своему, так как представлял, когда был человеком. — Значит, для тебя это раздражающий глаза длинный белоснежный коридор с кучей таких же дверей? – парень вскинул брови. — Да…, – помедлив ответила Каллен, — но не только белых. Есть чёрные, красные и обычные тёмно-коричневые. Всё зависит от важности и желания вспоминать те или иные события, произошедшие с кем-либо. Не считая красных. Там хранятся ужасные по своей сути события, которые хотят забыть, но они не стираются из памяти, а лишь вновь и вновь возвращаются, так как это ещё и постыдное деяние. Словно совесть хочет заставить сожалеть и страдать о прошедших временах. — А белые? – он поравнялся с девушкой, которая направилась вдоль по коридору. — Предположу, что пустые и ненужные вещи, которые сотрутся через мгновение. — Не совсем. Они не исчезнут, просто они настолько обыденные, что твоё сознание предпочтёт их убрать на задний план, будто их и не было. Но иногда может и подкинуть их. Дежавю. Они шли между стен, шаги отдавались эхом. Кажется, коридор был бесконечно длинным. Дверей становилось всё больше, удивляя Деметрия в том, сколько же незначительной мелочи хранится в его голове. Сколько он накопил подобных за последние три тысячи с лишним лет? Время неизвестно каким образом текло, словно они здесь вечность. Вампир даже начал отсчитывать двери, но дойдя до двухсотой, бросил, начиная раздражаться. Свет слепил, стены словно сжимались, не единой развилки или двери другого цвета. Словно парень был легкомысленным и в его голове витал ветер, не оставляющий какого-либо важного события. А уж красных дверей или чёрных, по его мнению, здесь должна быть целая куча! Эйлин чувствовала то, как Вольтури начинал бесится. Он вообще-то был сдержанным, но, кажется, от белого цвета после путешествия, ищейку будет долго воротить. Они оба слишком очевидно выдохнули, когда вдали появилась тёмная точка. Парень посмотрел насмешливо в глаза и произнёс: — Что ж, не один я страдаю, – и в один миг оказался в конце коридора, как и Эйлин. Эта была коричневая дверь, от которой выходили развилки в другие части помещения. — Что мы вообще должны найти?! – не выдержал вампир. — В этом-то и проблема, о которой я предупреждала, прежде чем отправиться сюда. Деметрий закатил глаза и резким движением прижал Каллен к стене, сжимая шею. — Зачем ты вообще согласилась?! На столько в себе уверена? – прорычал в лицо. — Или ты почувствовала себя всесильной от того, как Карлайл ободряюще похлопал тебя по плечу и улыбнулся?! Ты хоть вообще знаешь, на что способна? — Я хочу тебе помочь, – прошипела в ответ, схватившись за запястье, пытаясь убрать ладонь. — Одного «хочу» мало! Если в чём-то не уверена не берись, никогда! — Чёрта с два! – Эйлин вывернула его запястье и толкнула к противоположной стене, также сжимая горло. — Силы Челси не смогли стереть мою чёртову связь, от которой я страдаю уже год! И я верю, что предположение Карлайла верное! – она отошла, обессилено опуская руки. — Я хочу в это верить. Я не хочу, чтобы ты страдал. — Собственная боль тебя не интересует? – вампир отпрянул от стены, поправляя чёрный пиджак, чуть успокаиваясь, но всё ещё враждебно смотря на вмиг ставшую маленькой спутницу. Она на миг задумалась, но ответ в голове уже проскользнул. Он всегда бил набатом в голове, заставляя всё чаще чувствовать боль и желание ринуться в Палаццо Веккьо и просто молить Аро о том, чтобы тот вернул прежнего Деметрия, но цена за эти мольбы была слишком высока. Пускай глава Итальянского клана заберёт её, пускай использует её дар в свою выгоду. Плевать! Однажды Эйлин даже порвалась в порт Анджелес, после того, как её снова унесло в своё сознание: там где она была счастлива с парнем, – но её остановили Карлайл, Элис и Эдвард. Они нагнали её на середине пути, бежали прямо с охоты за машиной. Хотел предупредить о последствиях выбора. Элис видела, что Аро будет недостаточно одной Эйлин, и он вновь попробует расколоть Олимпийский клан. Не лояльно и уговорами, а жестоко и силой, что так любит Кайюс, жаждущий на тот момент расправиться не только с Калленами, но и с оборотнями из резервации. Даже слова Науэля о том, что квилеты не являлись Детьми Луны не останавливали его от мыслей, что те опасны. Элис видела смерть каждого, кто хоть как-то помешает плану Вольтури, даже среди людей. А Эйлин... не могла допустить того, чтобы её родные страдали. В тот день она просто разорвалась на части окончательно: одна часть жаждала вернуть душевное спокойствие Деметрию и себе, другая жаждала видеть своих близких целыми и невредимыми, а ещё одна – маленькая девочка со сломленной судьбой – молила о любви и тепле, которого ей было недостаточно. Она кричала где-то в глуши леса громко и долго, пока Джаспер не нашёл её и не разделил с ней эту боль. — Я уже привыкла к ней. За столько лет, – она развернулась пошла вправо от двери. — Прав был тот, кто высказался, что человек привыкнет жить даже в свинарнике. — Ты не человек. — Все мы люди. Отличное от них лишь сила, скорость, повышенная эмоциональность, бессмертие… дары у исключительных. Мы улучшенная их версия. И только мы решаем: оставаться человечным, проживая новый день с искренней любовью к жизни и осознавая всю прелесть своих сил, или же отбросить прошлое и стать монстром, которому просто скучно жить из века в век без любви к миру и интереса к самому себе. — И ты тоже была монстром, – скучающе произнёс Деметрий, — Ненавидела свою сущность, питала страсть к представлениям, подобные тем, что Аро проводит в Вольтерре. Эйлин остановилась, хмуря брови, медленно разворачиваясь к вампиру. — Ты… Что ты…? Ты не должен этого помнить. — С какой стати? – он развернулся, смотря с высока. — Об этом знает лишь семья. И знал ты, но слова о представлении должны были стереться, потому что…***
«Ты не Аро, даже не смей думать о подобном! Ты маленькое солнце, которое раздавало всем свет и тепло, пока тебя не растоптали. Ты не была монстром и не станешь, я не дам этому случиться. Потому что люблю…» Эти слова Деметрий произнёс в последнюю их встречу, за несколько месяцев до того, как Эйлин узнала о том, что у неё появилась племянница. Не приёмная, не бессмертный обращённые ребёнок, а родная прекрасная Ренесми. Он тогда собирался уходить. Стоял перед зеркалом, застёгивая шёлковую рубашку, и улыбался, смотря в отражение в большие чуть потемневшие красные глаза. Они обсуждали всякую чушь, не свойственную их обычно философским разговорам, когда Эйлин почему-то заговорила о первых годах будучи новообращённой. Рассказала, что вырезала дюжину борделей в Иллинойс, но почему не сказала. Говорила, что чувствует себя чудовищем и что, бушевавшие на тот момент, как у подростка эмоции только так смогла заглушить. На время. Вольтури хмуро завязывал галстук, слушая, не перебивая. А потом просто подошёл, сел у головы, зарываясь пальцами в русые волосы, ложа к себе на колени и произнёс ей эти слова. Смотря глаза в глаза, не отрывая взгляда. Одной рукой он сминал волосы, а другой водил по щеке, большим пальцем очерчивая нижнюю губу. Целуя мягко, в уголок, чуть прорезавшейся улыбки. Девушка и подумать не могла, что Деметрий может быть таким… нежным? Да, он был вежливым, но в тоже время слегка взбалмошным, не прочь слишком пошло пофлиртовать, а затем заняться жёстким сексом. Но тут… он открылся для Каллен с новой стороны.***
— …Ты не можешь помнить, так как это напрямую связано с твоими эмоциями. Глаза Деметрия потемнели, от злобы на лице заиграли желваки. Парень был готов вновь напасть на ненавистную вампиршу из этого чокнутого семейства, что уже порядком поднадоела говорить о его привязанности и любви к ней. Он просто не мог любить. Это чувство для вампира – слабость! А для главного и единственного ищейки Вольтури – верная смерть. Его ничто не должно отвлекать от работы. Да, он спал с ней, но по приказу Аро втереться в доверие. Глава клана полагал, что близняшка Эдварда – глупая наивная девочка, которая перебежит на их сторону по зову сердца. Ошибался, не побежала. Наоборот, оказалась умнее: пытается навязать свои чувства Деметрию. Но... Раздался звонкий смех. Вампир обернулся, вслушиваясь в эту оглушающую белую пустоту. Смех раздался снова. Такой чистый и нежный, обвевающий теплом. — Ты тоже слышала? — Эм… О чём ты? – Эйлин потупила взгляд, подходя сзади. — Смех. Звонкий и такой яркий, – девушка помотала головой и, обернувшись на мгновение, потеряла из виду Вольтури. — Деметрий!? Она побежала вдоль по коридору, сворачивая то вправо, то влево, крича имя вампира, которое отдавалось эхом. У неё не было такого же отличного нюха, как у него. Оставалось уповать на скорость и то, что тот не ушёл слишком далеко, вглубь лабиринтов сознания. Или хуже того, не открыл белую дверь, застревая в повседневности… — Чёрт! – Каллен резко остановилась, чуть не врезавшись в красную дверь на развилке, ударяя себя по лбу. — Дура! Почему не предупредила его?! Белые двери безобидные на самом деле. Но зайдя туда, обладатель сознания просто не мог разграничить реальность и воспоминания, проживая раз за разом один и тот же момент, пока его не вытащить оттуда. Девушка зло повернула вправо в один миг пересекая перекрёсток с красными дверями. И вновь остановилась, возвращаясь на середину пересечения коридоров, поворачивая голову влево, замечая движение. Она оказалась там и застыла от увиденного. Одна единственная чёрная дверь, от которой исходили самые глубокие и большие разломы иссиня-чёрного цвета, расходясь по всему пустому серому проходу без дверей мелкими трещинами. Сама дверь была выгоревшей, в некоторых местах с щелями. Под слоем копоти ближе к потемневшей ручке можно заметить коричневый слой краски. Петли заржавели, а стены вокруг также постепенно темнели. — Что это? – наконец подал голос Деметрий. Эйлин прошлась вдоль стены, проводя ладонью по ней; на руке осталась копоть. — Наглядный пример того, что делает дар Челси с сознанием кого-либо. Она буквально выжигает эмоции, – ошарашенно произнесла близнец Эдварда. — Поэтому двери исчезли, поэтому ты чувствуешь боль. Работа не завершена. — Почему осталась эта? – Вольтури подошёл к двери и подёргал ручку, которая не поддалась. — Я не знаю. Может события за ней для тебя слишком важны на столько, что Челси… — Она всегда справляется со своим заданием, – отрезал вампир, вновь дёргая ручку. — Почему не поддаётся?! — Заржавела, как и петли, –Эйлин провела пальцем по ним. Парень содрогнулся, оборачиваясь и смотря… испуганными? глазами вглубь коридора. А затем перевёл взгляд на дверь, чуть отходя. — Неужели не слышишь? Или кровь животных слабость на уши дала? Эйлин поморщилась, почесав ноготком висок, думая о том, какой Вольтури идиот. Сам же он, скинув пиджак, чуть расправил плечи и с разбегу ударил по двери плечом. — Ты что творишь?! – воскликнула вампирша, схватив парня за предплечье, останавливая. — Она не открывается, а я хочу открыть! Отойди! – он оттолкнул её, и с разбегу вновь ударил по обгоревшему дереву. И ещё раз. На ещё одну попытку девушка плюнула и встала рядом с ним. Они переглянулись и кивнув друг другу, разбежались и толкнули дверь, которая разлетелась на щепки. Темнота за ней утащила Деметрия за собой, не пуская Эйлин дальше. — Деметрий! И неведомая сила вытолкнула её из сознания Вольтури.