Куколка

      С момента, как Скарамучча отказался от любви Кадзухи прошло шестнадцать дней. Ровно с таким промежутком из глубокого космоса до Тейвата долетает неизвестный сигнал. Он проносится пятьсот миллионов световых лет уже не первый год и каждые шестнадцать дней дает о себе знать. Скарамучча был таким же неизведанным и непонятным, как этот неопознанный космический объект, но, кажется, его сигналы больше не дойдут до Кадзухи. Смириться с этим было сложно. Жизнь вновь потеряла ориентир. Впервые Каэдэхара составил какой-то план и нашел определенность, но вот снова вынужден бесцельно лежать на диване, выдыхая в потолок едкий сигаретный дым. Кадзуха никогда не думал, что расставаться может быть так больно, так разрушающе. Прежние цели были грубо скомканы тонкими изящными пальцами с черным маникюром. Целовать бы эти руки всю жизнь, даже стерпеть пощечину готов. Ножа в спине, правда, не ожидал.       Шестнадцать дней. Это почти половина месяца. За это время можно было сделать уйму всего. Например, встретиться с ребятами в баре за пинтой-другой. Или начать наброски для дипломной работы, чтобы в конце последнего семестра оставалось еще время на рендер и распечатку планшетов. Можно было бы по вечерам выходить кататься на лонге, завести ни к чему не обязывающее знакомство, чтобы утопить себя в ком-то другом и жить дальше. А еще можно было бы, наверное, помириться с Хэйдзо.       Вариантов было много, но почему-то Кадзуха предпочел запереть себя в четырех стенах. Одну ночь через две он спускался на первый этаж, чтобы провести незабываемые девять часов в магазине. Сутки сменялись незаметно, если бы не рабочие смены, то их бы вообще не существовало. Все бы слилось в один уродливый день.       С интервалом в двадцать часов Кадзуха выкуривал по пачке, вливал в себя пол-литра дешевого алкоголя и опустошенно следил за тем, как дневной свет сменяется темнотой под приглушенный гул ноутбука, на износ проигрывающего Radiohead уже шестнадцать чертовых дней подряд. Словно почувствовать себя лучше можно было только лежа раздавленным окурком посреди квартиры, разгромленной в пьяном угаре.       За шестнадцать дней Кадзуха отчаянно пытался найти во всем этом смысл. Мириады вопросов занимали его голову: почему их поцелуи больше ничего не значили для Скарамуччи? Почему его последнее объятие было без ответа? Зачем это вообще все было, если он никогда не любил? Наказывает за неудачное знакомство или за что-то еще? За что его винят? Что Кадзуха все-таки сделал не так? А если Скарамучча все же врет, то неужели Каэдэхара не заслужил доверия? Заслужил быть выставленным за дверь растерянным, испуганным и с расколотым на щепки сердцем. Где-то на конец первой недели горечь расставания сменилась обидой. За обидой пришла злость. Одновременно хотелось растормошить, ударить, добиться всех ответов, а потом зарыться носом в макушке, что так навязчиво пахла ванилью, и целовать. Если не ответил бы, то заставить.       Лишь на шестнадцатый день хлипкая дверь в квартиру почти слетела с петель от громкого стука. Шаркая по коридору, Каэдэхара уже заранее знал, кто с таким рвением пытался вторгнуться в его пространство.       - Как же здесь воняет. Ты хоть проветривай для разнообразия. У меня глаза от этой дымовой завесы режет, - Бэй Доу морщилась так сильно, будто действительно вот-вот расплачется.       - Я проветриваю. Холодно.       - Тогда кури меньше. Фу, - размахивая руками, девушка ворвалась в обитель недоумевающего Кадзухи и открыла настежь окна.       Октябрьский воздух пах сыростью и сгнившими листьями. Кадзуха поежился от вечерней прохлады, которая в момент облепила пространство. Тело вновь слилось с продавленным диваном, пока Бэй Доу продолжала хозяйничать в квартире.       - Еще и дерьмо какое-то играет, - шипела подруга, моментально обрубая фальцет Йорка.       - Ничего не дерьмо, - флегматично отозвался Кадзуха, ловя рвотные позывы от нагнетающей тишины. В последнее время он с трудом переносил ее. Будто боялся остаться наедине с самим собой.       - Не выпендривайся, я знаю, что ты такое не слушаешь, почитатель лоу-фай радио.       - Надо менять что-то в своей жизни, - лениво переворачиваясь на спину и двигаясь к стене, просипел Каэдэхара, позволяя подруге устроиться рядом.       Прежде чем лечь, Бэй Доу ловким движением откупорила уже начатую бутылку красного сухого. Жадный шумный глоток заставил Кадзуху ухмыльнуться. Совсем не как леди. В бутылке вместо вина Кадзухе было легче представить ром. Но Бэй Доу была склеена из противоречий, а потому элегантное красное сухое. И да, только таким грязным способом: из горла и облизывая горлышко. Ни капли мимо. Откинувшись на подушку, Бэй Доу протянула бутылку другу, приглашая предаться забвению вместе.       - Долго еще собираешься так жить? - Мимолетный взгляд прожег насквозь. - Кадзуха, мы волнуемся.       - Если бы я знал, как, я бы не заставлял вас волноваться, - сглатывая терпкое пойло, прижал к груди бутылку, где оставалась лишь четверть от изначального.       Неуклюжими движениями Кадзуха вытащил из бокового кармана джоггеров смятую пачку сигарет. Стоило фильтру коснуться губ, как его бессовестно вырвали цепкие пальцы Бэй Доу. Пришлось лезть за второй.       - Забудь о нем, - чирканье зажигалки подстраивалось под учащенный сердечный ритм.       - Не могу. Я с ним часть себя оставил. Я не чувствую себя полноценным. И никогда не почувствую. - Устало вдыхая смолы, Каэдэхара прикрыл глаза.       - Да что ты гонишь. - Вновь морщится. От этого захотелось улыбнуться. - Все ты полноценный. Заживет.       - Сейчас мне очень больно. Чувствую себя как никогда жалким и раздавленным. Таракана вот вчера прихлопнул, его и то красивее размазало по стенке, чем меня. Ощущение, что я гнию.       - Гниешь, - жалостливое утверждение вперемешку с заботой во взгляде мазнули по бледно-зеленому лицу Каэдэхары. - Под свои унылые дерьмовые саундтреки. Поэтому я здесь, чтобы забрать тебя сегодня к нам.       “Унылые дерьмовые саундтреки”, - недовольно продублировал Кадзуха, лишь на секунду отвлекаясь с образа Скарамуччи на негодование. Смешно раздутые крылья носа не остались без внимания и Бэй Доу тихо хохотнула.       - Эй, Кадзуха, - его имя сквозь добрую улыбку звучало от нее всегда так правильно, по-родному, словно рядом не подруга детства, а мама.       - М? - Расслабленно промычал Каэдэхара, так и не удостоив девушку взглядом.       - С днем рождения.       Короткий чмок в кончик носа заставил открыть багровые глаза. Кается, в них снова стояли слезы. Не понял только - то были слезы отчаяния или благодарности за то, что она все еще рядом. Его дорогая Бэй Доу. Его лучший и самый преданный друг. Его любимая вечная константа, о которой он совсем позабыл за эти шестнадцать дней.       Вино было допито. Квартиру уже давно заполнил холодный осенний воздух. Выходить не хотелось.       “Вот бы лежать вечность”       - Кадзуха, давай, встава-а-ай, - пихала девушка его в бок. - Итэр скоро начнет нервничать. А я еще планировала зайти за второй бутылкой, чтобы распить ее по дороге. С тобой мы вообще ничего не успеем. Вставай же! - Не щадила она сил, чтобы в иной раз ударить кулаком в грудину друга.       - Как же ты мне дорога, - шептал Каэдэхара под шутливыми ударами Бэй Доу.       Наконец, девушке все же удалось заставить Кадзуху принять душ и переодеться. Допитая бутылка вина стояла рядом с остальными, создавая нездоровую отталкивающую композицию. Когда он успел до такого дойти?       Пытаясь разобраться, где лежат чистые вещи, Кадзухе пришлось разгрести гору пустых сигаретных пачек со страшными картинками. “Идиоты. Лучше бы на Скарамучче написали, что-то типа “любовь убивает”. Большими буквами. Для таких тупиц, как я”, - терял юноша самообладание, пытаясь откопать хоть одну постиранную рубашку. Наконец, под нетерпеливое сопение Бэй Доу, они вышли из “этой помойки”.       - Можешь приходить и убираться, я буду не против, - поджал Кадзуха губы в натянутой улыбке, пока поворачивал ключ в замке.       - Мечтатель, - фыркнула Бэй Доу, уже устремляясь вниз по лестнице.       - Да, это я умею, - шепнул себе под нос Каэдэхара и спрятал ключи в кармане.       Неторопливо они дошли до винного магазинчика, что был расположен почти у самого входа в метро. Пока Бэй Доу умчалась за бутылкой, чтобы, наконец, отвести душу, Каэдэхара закурил, кажется, двенадцатую. Вдалеке горланили голоса выпивох. По ощущениям, Кадзуха скоро мимикрирует под одного из таких. Под невеселые мысли о том, как бы не спиться и взять себя в руки, он затянулся.       Меланхоличный взгляд заметил витрину журнальной лавки, заставляя парня поперхнуться едким дымом. Желтый свет из киоска притягивал Кадзуху, словно магнит. Со стеклянной поверхности витрины на него смотрело до боли знакомое лицо. Пальцы с силой сжали сигаретный фильтр, обжигаясь о тлеющий табак.       “Издеваешься? Ну, точно издеваешься”, - завороженно Кадзуха разглядывал обложку Vogue, с которой на него смотрел Скарамучча. Рука Бэй Доу легла на плечо, заставляя вздрогнуть, но оцепенение он так и не смог преодолеть.       - Это что? Шутка такая? Скажи, что ты тоже это видишь, - прошептал Каэдэхара, кивая на стеклянную витрину.       - Ого, - девушка сделала несколько шагов к журнальной лавке, приглядываясь к обложке. - Какой же он красивый, боже.       “Какой же он красивый, боже, какой же он красивый, красивый, красивый”, - пульсом отдавалось в виске.       Скарамучча был таким красивым. Таким неземным. Нет, Кадзуха всегда видел в нем что-то божественное. В этой манере общения, в том, как он двигался, изящно клацал пальцами по сенсору или пил воду из трубочки, затем облизывал влажные губы и с холодностью смотрел на людей вокруг. Кадзуха эгоистично хотел сохранить этот образ для себя. Но теперь Скарамуччу видели все. Любой мог лицезреть модель в этом блеске с пошлым удушающим чокером на тонкой шее. Среди золота Скарамучча выделялся ярким пятном, притягивал к себе, создавал дорогую картинку. Его глаза-омуты смотрели в пустоту Кадзухи. Душу Каэдэхара уже давно продал этому божку за бесценок. От такой красоты передернуло. Вглядываясь в фотографию более детально, Кадзуха понял, что передергивает не только от прекрасного. На обложке Скарамучча поддавался ласкам незнакомой девушки, которая сидела непозволительно близко. И Кадзуху сжирала ревность от того, с какой страстью его мальчик вжимался губами в колено незнакомого юноши. Видимо, это и был Чайльд. Тот принц, который его спас. Желчь прожигала нутро Каэдэхары. Зачем-то он представлял, что еще эти двое могли вытворять на столь провокационных съемках. Вызывающий концепт и любимый человек в эпицентре пародии на финал “Парфюмера” заставляли задыхаться.       “Ну, разумеется”, - невесело хохотнул Кадзуха, растирая пальцами слезящиеся глаза.       Скарамучча, который так сильно хотел любви и защищенности. Просил так мало, но, кажется, Каэдэхара облажался и не смог дать даже этого. Зато рядом был сияющий Чайльд. Золотой мальчик, так бережно, пусть для фото, но все же, собственнически цеплялся за темные волосы. Будто испытывал. А потом подставился, лишь бы это хрупкое создание выдержало, прожило еще немного. С другой стороны он - Кадзуха. За душой ничего нет кроме идиотских историй, табачного запаха, растянутых шмоток и зависимостей. Ничего так и не дал кроме обещаний. Ничем не смог помочь.       Больное сознание Каэдэхары искусно дорисовывало кусочки картины, которая не была до этого момента завершенной. В конце концов, парень почти убедил себя, что Чайльд действительно прекрасен и должен быть рядом со Скарамуччей. А он сам - отброс, которому справедливо отказали. Импульсивные выводы стали истиной. Казалось странным, что он раньше не задумывался о таком исходе, ведь все так просто и логично.       - Пойдем, - коротко бросил Каэдэхара, выхватывая из рук Бэй Доу бутылку.       - Эй! - Воскликнула и тут же поспешила за другом. - Ты в порядке?       - В полном, - на ходу раскручивая крышку, выплюнул Кадзуха и прильнул губами к стеклянному горлышку. - Я просто кое-что понял.       - О чем ты?       - Я бы тоже себя бросил.       Чуть ли не бегом он спустился по лестнице перехода. Почти бежал, будто это могло помочь оставить всю свою боль позади. “Опять разрыдался. Сопляк, хоть раз будь сильным. Хоть раз,” - ненавидел себя Кадзуха, утирая прожженным рукавом лицо. В самоненависти и осознании, какой же он мудак, преодолевал подземное расстояние, не обращая внимания на с трудом поспевающую за ним Бэй Доу.       Ноги вновь вросли в землю, когда расплывчатая картинка мира сфокусировалась на светящемся баннере. Издеваясь, монитор рекламировал новую коллекцию Камисато, заставляя Кадзуху вновь разбиться в месиво о любимое лицо. Скарамучча преследовал. Будто смеялся. Смеялся и говорил, чтобы тот посмотрел, к чему привели пустые обещания. Это был личный круг ада, где Каэдэхара на каждом углу будет видеть его лицо среди чужих. Пальцы с силой оттягивали волосы, желая снять скальп. Физическая притупленная боль не отрезвляла, картинки, где обнаженный Скарамучча ползает перед Чайльдом и выпрашивает любовь, навязчиво сжигали мозг. А ему оставалось лишь смотреть. Ведь это - все, что он может. Потому что слабак, слабак…       - Слабак! - Не сдержав крика, Кадзуха с силой размахнулся и запустил полупустую бутылку в прекрасное лицо Скарамуччи.       - Кадзуха! Твою мать, что ты делаешь, - где-то над ухом крикнула Бэй Доу. - Идиот, господи, какой же ты идиот, - ее друг сидел на коленях перед мерцающим плазменным баннером, который покрылся цветными помехами и вином. - Идем, Кадзуха. Вставай же, - тянула она его за руку. - Нас сейчас накроют из-за тебя. Придурок, вставай!       Кадзуха молчал и продолжал гипнотизировать разноцветные полосы, которые еще недавно были изображением Скарамуччи. Время остановилось. Хуже подарка на день рождения он еще не получал.       Кажется, Бэй Доу умела договариваться с Архонтами, потому что ей все же удалось убедить друга встать и поскорее убраться из перехода. На метро они все-таки опоздали, а потому пришлось поспешить к автобусной остановке. Итэр уже во всю названивал. Будучи навеселе, он всегда был нетерпеливым. В баре уже устроили целую вечеринку в честь дня рождения Каэдэхары. Но теперь Бэй Доу не была уверена, что украшения и друзья справятся с депрессией друга. Фотографии Скарамуччи оказались последней станцией на пути к эмоциональной пропасти. Было странно видеть улыбающегося, свободного и жизнерадостного друга таким размазанным. Сидя в ночном полупустом автобусе, Кадзуха без зазрения совести скулил в плечо подруги.       - Я больше не могу, - шептал парень дрожащими губами, пока Бэй Доу крепко вжимала в себя его голову.       - Потерпи. Время все заберет. Еще немного потерпи, - обреченно проговаривала девушка, зная, что не помогает, что будет болеть и нарывать.       Уже на пути к бару Кадзуха все же смог взять себя в руки. Праздник, конечно, у него, но портить настроение друзьям казалось совсем скотским решением. Чувство вины избивало его теперь при каждой мысли. Мозг не фильтровал информацию, просто наказывал за все подряд. Кадзуха решил, что больше никогда не хочет быть причиной чьих-то неудобств. Чтобы не пришлось вновь извиняться.       Приглушенные басы музыки, звучавшие из бара, создавали фон какого-то дешевого драматичного кино. На входе стояли Итэр и Люмин, эмоционально размахивая руками, приглашали скорее зайти внутрь. И, когда подвыпившие близнецы с радостными улыбками сжали в своих объятиях Каэдэхару, он понял, что ему все же есть, ради чего быть счастливым. Зайдя внутрь, Кадзуха вновь оказался в чьих-то руках. Кажется, половина группы уже знала о их трагичной концовке со Скарой, потому что из губ сыпались поздравления, а в глазах явно читалось сожаление. Одни объятия, правда, все же выбили Каэдэхару из колеи.       - Ну, иди сюда, - жарким дыханием Хэйдзо опалил шею, сжимая крепче, чем нужно. Незаслуженно крепко, вновь вызывая толчок вины. - Кадзу…       - Ты здесь, Хэйдзо, - зарылся Каэдэхара в мягких волосах, вжимая горе-друга в себя, будто извиняясь тем самым.       - Идем, там Бэй Доу такой стол накрыла, - довольно хохотнул Сиканоин, уводя за собой Кадзуху за руку. В глазах парня вновь сияло то самое счастье, которым он всегда одаривал прежде.       - Прикинь, она сама готовила! - Восклицал Итэр, запихивая в рот жареный сыр. - Ай, зараза.       - Обжегся? Мало тебе! - Громогласно заявила Бэй Доу, подходя к столу, который ломился от закусок и алкоголя. - Эй, давай тащи нам шоты, малыш, - крикнула девушка бармену, указывая на компанию.       - Я думала, он здесь сожрет все до вашего прихода, - качала головой Люмин, проталкивая Каэдэхару к месту в торце стола.       - Ты реально сама все подготовила? - Ошарашенно спросил Кадзуха.       - Ну, не все. Мне здорово помогли. Хэйдзо в особенности. Украшал зал, на кухне крутился и все такое. Да, помощничек? - Взъерошила она Сиканоина, заставляя того залиться краской.       - И я помогал! - Поднял руку Итэр, запихивая очередную закуску в рот.       - Ты-то больше всех помогал, - на это Бэй Доу лишь закатила глаза.       - Жесть… Ребята, спасибо. Я…       - Поблагодаришь после, садись уже, именинник, - хохотнула Бэй, с силой нажимая на плечи Каэдэхары вниз, заставляя того, наконец, опуститься на стул.       Время обратилось вспять. Будто бы всего плохого с ним и не происходило. С первым “штрафным” шотом приторно-сладкой трехцветной жижи Каэдэхара вспомнил, как искренне улыбаться. Непринужденные разговоры вперемешку с громкими поздравлениями расслабляли и вызывали идиотский смех. Усталость, накатившая после периода одиночества уступала с каждой минутой.       “Как же я их люблю. Как же им благодарен”, - проносилось все отчетливее в голове с каждым глотком спиртного, словно рекламная лента красными пикселями на черном фоне. Звук бокалов, смех. Шот, глоток, смех. Шот, глоток пива, смех, шот. В какой-то момент Каэдэхара начал терять нить разговоров. Голова резко отяжелела.       Ввалившись в тесный туалет, который представлял из себя маленькую комнатку, Кадзуха неустойчиво встал напротив зеркала. Кулаки упирались в забрызганную столешницу раковины, помогая сохранить равновесие. Контура беспощадно плыли и все казалось каким-то нереальным, чересчур контрастным. Кадзуха лениво переводил взгляд с раковины на заблеванный фаянс. Потом вновь на раковину и снова на одинокий туалет. Иронично сравнил себя с этим гадюшником и пьяно улыбнулся.       Мозг задал команду умыться. Ледяная вода ошпарила красные щеки, заставляя на секунду отрезветь. Стоило жару задеть кожу, как опьянение вновь брало верх. Стук двери заставил обернуться. Кадзухе показалось, что вместе с хлопком он услышал щелчок затвора.       - Хэйдзо? - Вопросительно прохрипел Каэдэхара.       - Ты в порядке?       - Кажется, я в говно, - гортанный смех из диафрагмы не оставлял сомнений.       - Мы все сейчас такие, - хитрая улыбка. Иногда Кадзухе казалось, что он слишком дерьмово знал Сиканоина, чтобы к себе подпускать. Пьяный Хэйдзо преобладал и заполнял. Даже его взгляд менялся с милого и открытого на откровенно грязный. Или же он смотрел так только на Кадзуху? - Я слышал про Скару. Мне жаль.       - Он меня бросил, - оборвал. Звучало сюрреалистично, но зато правда, которую ему предстояло принять.       - Прости.       - Здесь нет твоей…       - Нет. Прости, - перебил на выдохе и сделал шаг вперед. - Я был не прав. Я чувствовал, что его нельзя подпускать к тебе, но все равно повел себя не лучшим образом. Мне было стыдно.       - Представляю. Отказ и во мне вызвал чувство стыда.       Повернувшись к зеркалу, Каэдэхара не без горечи отметил свою расплывшуюся кривую ухмылку.       - Кто первый признался, тот и проиграл. Понимаешь, да? - Тихо отозвался Сиканоин.       - Возможно.       - Он сделал больно? - Отражение Хэйдзо почему-то оказалось непозволительно близко.       - Он меня уничтожил, - вторил шепотом Кадзуха, чувствуя чужое дыхание затылком. Такое горячее, пропитанное дешевым спиртом дыхание на эрогенной зоне заставило Каэдэхару закатить глаза от предательской волны мурашек.       Сиканоин почувствовал, что может зайти дальше. Он бессовестно провел кончиком языка за ушком, очерчивая неровную линию. Будто пробовал на вкус свой долгожданный приз.       - Слышишь? Я буду рядом, Кадзуха, - губами прикусывает тонкую кожу, выбивая сдавленный выдох и заставляя чуть ли не дрожать. - Только попроси.       Зеркало рисовало странную картину: как Хэйдзо сминал пальцами бока, прижимаясь всем телом сзади, а потом вновь увлеченно водил языком по шее, иногда прикусывая мочку уха. Все это казалось нереальным, но Кадзуху вело от каждого намеренного касания. Пьяный размазанный по стенкам разум поддался чужим ласкам, когда пальцы собственнически заползли под клетчатую рубашку. Она мерзко рябила в глазах в отражении черно-красным. Учащенное сердцебиение Сиканоина чувствовалось под кожей и это сводило с ума. В который раз ощутив чужие губы, развязно спускавшиеся по шее к ключицам, Каэдэхара слишком томно выдохнул, тем самым отдаваясь. В зелено-яшмовых, заплывших похотью глазах напротив отчетливо читалась победа. Ловя губами воздух, Кадзуха позволил развернуть себя. Видеть влажные приоткрытые губы так близко было странно, но глаз было не отвести.       - Я не люблю тебя, - прошептал Кадзуха в улыбку напротив, пытаясь тем самым защититься.       - А я люблю.       Язык инициативно скользнул в рот Каэдэхары, заставляя в момент задохнуться. Если бы не раковина, на которую он упирался всем весом, то, наверное, свалился бы.       - Хэйдзо… Твою мать, что ты делаешь, мгх… - захлебывался поцелуями Кадзуха.       - Делаю тебя своим, - хищно прошипел Хэйдзо и Каэдэхара почувствовал его стояк через ткань одежды.       Воспользовавшись замешательством, Сиканоин провел кончиком языка по желанным губам. Слишком жадно. Слишком пошло. И Кадзухе это безумно понравилось. Отравленный алкоголем мозг послал все к черту, потому что уже неосознанно пальцы зарывались на загривке Сиканоина, заставляя того томно мычать в поцелуй и углублять его, напрашиваясь на большее. Все смешалось в одно, вертолетило ужасно и стены вокруг кружились, но язык Хэйдзо опьянял снова и снова, будто хотел довести до смертельной стадии интоксикации. Кадзуха терялся в реальности и не знал, что должен чувствовать. Принимал поцелуй, но мозг подкидывал ему воспоминания о Скарамучче. В какой-то момент Кадзухе почти удалось представить любимого человека, губы которого он знал наизусть. Представлял бы и дальше, если бы чужой резкий парфюм не ударил по сознанию: “Сука, это не ваниль. Сука-сука-сука”.       Попытка оторваться оказалась полным провалом. Ощущение предательства ставило на колени, но глупое пьяное тело почему-то не прислушивалось к внутренним пыткам, а лишь просило больше, еще и еще. Тягостные рваные вдохи уничтожали остатки трезвости. А потому, мысленно прося прощения, язык нежно водил по чужим губам, а руки хаотично гуляли под футболкой Хэйдзо, исследуя разгоряченное тело. Каэдэхара не отдавал себе отчета в том, почему с такой напористостью отвечает на легкие покусывания нижней губы и мокрые зализывания. В перерывах на глоток кислорода Хэйдзо что-то шептал. Бессвязное, непонятное, ненужное. Лишь раз Каэдэхаре удалось своим отравленным мозгом разобрать чужую речь.       - Я не прошу дать ответ сейчас. Я буду ждать, пока ты сам не придешь ко мне.       - А если я не нуждаюсь в тебе? - Язык заплетался, тело повело в сторону, но руки Сиканоина удержали, вновь вжимая в столешницу.       - Тогда я больше тебя не потревожу. - Под пьяным шлейфом Каэдэхары он медленно опустился на колени. - Но сейчас, прошу, позволь мне сделать тебя своим. Отдаться тебе хочется. Просто до безумия, - откровенно простонал Хэйдзо, задирая вверх рубашку парня и припадая к оголенному животу губами, выбивая очередной предательский всхлип.       Кадзуха не помнил, когда у него в последний раз случалась близость. Год? Полтора года назад? Себя не обманешь, секс для Кадзухи - удовольствие и лучший отдых. Но подготовка к переезду и поступлению отнимали много сил, а влюбленность в Скарамуччу отрезало напрочь мысли о разрядке.       “Скара…”       Тогда, в магазине, парень был таким напористым. Так легко было представить его скачущим на себе. Этот румянец на идеальном фарфоровом лице чертовски восхищал. И как бы закатывались глаза от наслаждения, а губы шептали бы слова любви, которых Кадзуха так и не дождался. От одной мысли, что трахает почти что Архонта, внизу живота приятно тянуло. Как все эфемерно. Особенно, когда пьян. Потому что спустя секунду Каэдэхара зачем-то представил, как Скарамуччу имел Чайльд. От этого на губах вновь заиграла грустная ухмылка.       “Так мне и надо”       Кадзуха не считал себя больше достойным и спустил себя с небес на землю. “Лишь бы на землю, а не на дно”, - пронеслось в голове. Думать о любимом человеке, пока Хэйдзо у его ног с таким нетерпением расстегивает неподдающуюся непослушным пальцам ширинку - это что-то в высшей степени мерзкое. В последний раз Кадзуха вспомнил Скарамуччу, вжимающегося в Чайльда, прежде чем животное желание взяло верх.       Глаза закатывались от предвкушения и нарастающего удовольствия. Кадзуха об этом пожалеет. Точно пожалеет, но не сегодня. Сквозь подрагивающие ресницы Каэдэхара наблюдал, как Хэйдзо рывками спустил штаны вместе с бельем и маниакально обхватил набухший член. Будто только об этом и думал последний месяц. Подняв на Кадзуху одурманенный взгляд, Сиканоин провел языком по всей длине, размазывая по нему коктейль из собственных слюней и предэякулята. Глаз не смел отводить, облизывал плоть и смотрел с вызовом, заставляя держать зрительный контакт. Будто показывал себя настоящего, выворачивал наизнанку. Кончиком языка Хэйдзо дотронулся до уздечки и с особым сосредоточением начал обсасывать головку члена. Дыхание Кадзухи в момент сбилось, явно оставляя Сиканоина довольным. Потому что с каждым таким полустоном парень становился все напористее. Еще немного поиграв с головкой, Хэйздо полностью вобрал в себя стояк Каэдэхары, втягивая щеки и сглатывая обильно выступающие слюни, что создавали пленочку на его будто бы бездонной глотке. Кадзухе показалось, что парень создан для этого. Так ему еще никто не отсасывал. Быть может, это побочка от любви или что-то в этом роде - старался ублажить человека, от которого крышу сносило и у него вполне получалось. Взгляд Хэйдзо потемнел за пеленой возбуждения. Он сам насаживался ротиком на член Кадзухи, лишь иногда помогая себе рукой. От этой пошлой картины и давно забытых ощущений Кадзуху мазало, как от лучшего сканка. Пальцы Каэдэхары коснулись услужливой макушки, под действием сильного экстаза вжимая в пах и заставляя брать глубже. Сам не заметил, как начал бедрами подаваться вперед, растрахивая такой наглый рот. Чувствовал, как касался его глотки и заставлял Хэйдзо давиться, но покорно принимать. “Сука, у него даже рвотного рефлекса нет” - мысленно хныкал, искусывая губы в кровь. Сиканоин был послушным и от малейшего нажима руки Кадзухи менял темп, подстраиваясь под возбуждение партнера. Приоткрыв глаза, чтобы в полной мере насладиться этой картиной, Каэдэхара туманно различил, как Хэйдзо успевал собирать ловкими пальцами со своего подбородка смазку и заводить их себе за спину.       - Ты что… Растягиваешь себя? - Прохрипел Кадзуха, заставляя парня отстраниться. С его губ от члена нитью провисла слюна, которую Хэйдзо тут же подхватил кончиком языка. Это было слишком дешево и одновременно притягательно.       - Не хочу терять момент, - мутный от похоти и выпитого взгляд говорил сам за себя. - Пока ты такой. Пока ты хочешь меня.       Музыка из зала почему-то стала громче. Крики друзей уже не могли заглушить басы. Кажется, в той реальности никому не было дела до того, что происходило в туалете. Почувствовав обособленность от всех, Кадзуха грязно выругнулся и с утробным рыком дернул на себя Сиканоина, заставляя подняться на ноги. Теперь Хэйдзо был зажат между разгоряченным Каэдэхарой и раковиной. Под футболкой тело ласкали желанные руки, а приспущенные джинсы оголяли упругую задницу, которую он продолжал растягивать своими пальчиками. Слишком уж не хотелось терять время на прелюдии. Боялся, вдруг Кадзу передумает.       Рваные вздохи и введенные в колечко мышц уже три пальца дразнили. Во взгляде Сиканоина не было ни смущения, ни растерянности. Лишь блядское желание. Будто все шло так, как он того и хотел. Кадзуха судорожно подтянул руки к его шее, заставляя откинуться головой на свое плечо.       - Есть гарантии, что мы оба не пожалеем? - Спускаясь губами по линии челюсти, шептал он на ушко Хэйдзо. Членом Каэдэхара уже упирался в его услужливо растянутую во время отсоса задницу.       - Никаких, - кривая ухмылка и Кадзуха снова теряется, сжимая пальцы на учащенном пульсе. - Просто трахни меня уже, - почти скулил, подставлял тело, чуть прогибаясь в пояснице и потираясь о стояк.       Размазав смазку по всей длине своего члена, Кадзуха нерешительно еще раз взглянул в отражение забрызганного зеркала. В нем Хэйдзо, опираясь локтями о раковину, шумно втягивая ноздрями воздух и закусывая губу, вот-вот готов был захныкать.       - Я же готов. Давай, Кадзу… - Поморщился, вновь подаваясь назад.       - Хорошо… Хорошо, - прикрыв глаза и чуть сведя брови, Каэдэхара продолжал стимулировать свой член рукой, медленно приставляя его к колечку чувствительных мышц. Придерживая Хэйдзо за бедра, он ввел головку, чувствуя, как тело содрогается в приятной неге.       - Мгх, - нетерпеливо подался Сиканоин бедрами, но Кадзуха упрямо удерживал, не позволяя быть таким нетерпеливым.       - Ты слишком узкий. Я не хочу делать тебе больно, - Прошептал в затылок, а затем покрыл отрывистыми поцелуями до самой шеи, попеременно вводя член в пульсирующую от желания дырочку.       - Кадзуха, я не хрустальный. Прекрати жалеть и войди уже в меня, - чуть ли не рыча приказал Хэйдзо.       Отведя бедра назад, Кадзуха вытащил свою плоть из задницы Сиканоина, а затем вновь подался вперед, чтобы позволить нежным стенкам мышц обхватить член. Хэйдзо же нетерпеливо ерзал под ним, утыкаясь лицом в желтый акрил раковины и желая уже, наконец, получить всю длину. Несколько неосторожных толчков и Сиканоин получает то, чего так долго хотел. От ощущения Кадзухи в себе его ноги задрожали в мелкой судороге, заставляя приподняться на носочках. С силой он прикусил свою нижнюю губу и слишком громкое мычание выдало экстаз.       - Двигайся, - слишком громкие команды, от которых сердцебиение учащалось и хотелось подчиниться.       И Кадзуха подчинился. Под ритмичное “еще” он входил в него, с силой впиваясь ногтями в упругие половинки и оставляя на них следы-полумесяцы.       - Давай, сильнее, Кадзу, - нетерпеливо насаживался Хэйдзо и умолял гортанными стонами.       В какой-то момент Хэйдзо забылся. Кажется, это произошло, когда головка члена уперлась в бугорок простаты. Потому что Сиканоин моментально издал слишком громкий и чертовски сексуальный стон, от которого Кадзуху тут же повело.       - Тише, только не кричи, маленький, нас услышат, - сбиваясь, шептал Кадзуха, сам едва сдерживаясь и бессовестно шлепая Хэйдзо, который так охотно насаживался на него.       Он не слушался от слова совсем, продолжал пошло стонать под Кадзухой, с силой надрачивая собственный член. Излишняя тактильность приносила новый взрыв ярких фейерверков перед глазами. Хэйдзо, как лучшая шлюха, умело и красиво прогибался в пояснице, беспомощно скуля и шепотом умоляя дать еще.       Пальцы вновь легли на шею, подминая под себя дергающийся от постоянного сглатывания кома из слюней кадык. Кадзуха приподнял лицо парня за подбородок, заставляя смотреть в зеркало, пока размашистыми движениями продолжал трахать его влажную от выделений дырочку. Кажется, Хэйдзо уже успел испытать анальный оргазм от правильного угла, потому что было слишком влажно, слишком свободно. В отражении Кадзуха видел воплощение всего самого развратного. Воплощение Хэйдзо. Его глаза то и дело закатывались, когда Кадзуха упирался в простату. По подбородку стекала слюна, которую Хэйдзо то и дело пытался подобрать, но новый толчок постоянно мешал ему это сделать. Иногда Каэдэхара опускал глаза вниз, чтобы отметить, как же гармонично и правильно Сиканоин смотрится на его члене. Задирая край футболки, чтобы наслаждаться прекрасным видом его изящной талии, Кадзуха остервенело припадал пересохшими губами к шее.       Зарываться носом в его растрепанные влажные от пота волосы и вновь не чувствовать ванили. Затем злиться, срываться в сильных толчках, выбивая из тела скулеж и снова забыться, поцеловать не того.       - Скажи, что любишь меня, - сквозь зубы стонал Хэйдзо, будто читал мысли.       Поцелуи в шею становились рваными и беспорядочными. Пьяный Кадзуха чувствовал, что вот-вот закончит. Беспомощные просьбы какого-то черта возбуждали.       - Скажи же это, - вновь прохрипел настойчиво, как и он сам.       Кадзуха чувствовал пульсацию внутри парня. От этого Хэйдзо перестал быть в его глазах Хэйдзо. Это был источник высшего наслаждения, а не человек. Наслаждение от секса, но не любви.       - Нет, это слишком, - хрипло отозвался Кадзуха на идиотскую просьбу, пока пальцы сильно сжимали чужое горло, вызывая асфиксию. Очень сильно хотелось, чтобы Хэйдзо заткнулся.       - Сука, соври, - хныкал Сиканоин на последнем издыхании мастурбируя себе. - Мне нужно это услышать, даже если соврешь, - почти задыхаясь, вторил он.       Жадные бесполезные попытки сделать глоток воздуха. Отказ Кадзухи сравним с потерей жизни. Если соврет, то хотя бы немного обрадует, придаст смысла. И кончить получится ярче.       - Хорошо… Хорошо, Хэйдзо, слушай, - уткнувшись носом в подрагивающие от нетерпения лопатки, он рвано шептал. - Я тебя люблю, Сиканоин Хэйдзо.       - Мгх, - зажмурившись, колени затряслись в предоргазменном состоянии. Через секунду, которая показалась вечностью, по рукам Хэйдзо уже стекал результат его грязных манипуляций с Кадзухой и собственным членом.       - Малыш, я сейчас тоже кончу. Потерпи, - снова смазанный поцелуй и вот долгожданное мычание. Вытащив член из растраханного ануса, Каэдэхара с силой и в каком-то треморе провел по всей длине, заставляя себя излиться на поясницу Хэйдзо.       Сиканоин действительно был не таким, каким всегда его видел Кадзуха. Сейчас он был настоящим. Пот стекал по его виску, заставляя прядки прилипать к раскрасневшимся щекам и лбу. С трудом удерживал себя на ногах, опираясь о стену, а потом мазнул пальцами по спине, собирая эякулят любимого человека. Под удивленным взглядом Кадзухи он слишком пошло провел вымазанными спермой указательным и средним пальцами по своим губам, отправляя все собранное в рот, а после - с наслаждением облизываясь.       - Ну какая же ты все-таки блядь, - пространство разрезал вырванный хохот из диафрагмы от этой богемной картины перед глазами, где Хэйдзо с упоением обсасывает пальцы в чужой конче.       Навязчиво пахло сексом. Сиканоин раскрылся в этой уродливой стихии и Кадзухе стало неуютно.       - Это все ты, - откинув назад голову, подставляя ключицы, Хэйдзо тоже не смог сдержать смеха.       Кадзуха не помнил, как очутился дома. Снова. И снова пожалел, что открыл глаза. Рука храпящей под боком Бэй Доу поперек тела была чертовски тяжелой. Холодный пот и чувство кома в горле заставили его откинуть с себя сонное тело и встать на ноги. Картинки вчерашнего вечера проносились перед глазами удушающими флэшбеками. Тупая трагедия с элементами порно. Как же было паршиво и грязно.       Привычно склонившись над туалетом в рвотных позывах, Кадзуха молился, чтобы вместе со вчерашними шотами вышел последний месяц его жизни.       - Совсем тебе дерьмово? - Заспанный голос Бэй Доу прозвучал из-за спины.       Ответ - фонтанирующая блевотина. Достаточно красноречиво, чтобы подруга сходила на кухню за графином с водой.       - Мы тебя вчера потеряли. Хэйдзо вытащил тебя из туалета, ты вообще на ногах не стоял, - кротко опустилась рядом и поглаживала по спине заботливо, как только она умеет.       - Мы трахались, - коротко и ясно, а затем снова желчь из желудка и фонтан кисло-горькой жижи.       - Так и знала, - на выдохе произнесла Бэй Доу. - Ну, тебе хоть легче стало?       - Нет. Только хуже, - плечи задрожали, оставляя девушку в недоумении.       - Плачешь или собираешься снова рыгнуть?       - Все вместе.       - Придурок, - сдавленная улыбка не спасла положение. Откинувшись спиной о стену, Бэй Доу услужливо пододвинула графин с водой. - Кадзуха, ты несправедлив к себе. Тебя сначала испытывали, потом бросили и игнорили две недели. Вообще ясно дали понять, что сейчас не до тебя. Ты исполнил желание Скарамуччи и осчастливил Хэйдзо. Прекрати себя винить за все подряд.       - Бэй Доу, - стерев ладонью с подбородка слюни, он медленно повернул голову, затравленно вглядываясь в ее лицо сквозь спавшую на глаза красную прядь. - Скарамучча лежит там один. Среди людей, которые поспособствовали всему, что с ним происходит. Я в это время напиваюсь и в туалете, за стеной от вас имею Хэйдзо, который в меня влюблен. Прекрати меня оправдывать. Я понимаю, что я друг и все такое, - поморщился он. - Но не оправдывай то, что должно быть наказуемо.       - Не могу, - приоткрыла она один глаз. - Если я не буду оправдывать, то ты сожрешь себя. Кстати, советую зашторить окно и не смотреть в него ближайший месяц.       - Чего? - Недоумение сменило агрессию.       - Ну… ты когда увидишь, сам поймешь.       На трясущихся ногах и в жутком ознобе Кадзуха все же смог встать с пола. Крупными глотками смывая водой с носоглотки обжигающий привкус блевотины, он прошел в комнату и резко одернул шторы.       - Невероятно просто… - прохрипел Каэдэхара, наблюдая за тем, как рабочие сменяли рекламный щит на стене торгового центра через дорогу.       Раньше небольшое корявое здание было увешано безвкусными баннерами магазинов и брендов. Каэдэхара вообще не понимал, что не так с людьми, которые уродовали и без того архитектурное нечто дешевой рекламой. Кажется, Архонты его услышали, поэтому Камисато выкупили четыре щита. И теперь целых, мать его, четыре щита в ряд с лицом Скарамуччи будут встречать Каэдэхару каждый раз, когда он решит покурить в окно.

***

      Скарамучча успешно набрал несколько килограмм, а потому Нахида, спустя неделю, приняла решение, что давиться зондом больше нет необходимости. Ко второй недели на радость всем его впалые щеки стали покрываться румянцем, а тело перестало постоянно дрожать от слабости. Накопительный эффект препаратов для его психики также давал о себе знать. Нет, он также тревожно засыпал и нет, он не переставал думать о том, как бы уже, наконец, не проснуться. Но истерические припадки больше не баламутили третий этаж больницы, а все слезы, кажется, он выплакал на прощании с Кадзухой.       “Кадзуха”       Скарамучча шептал это имя так часто, будто это единственное, что у него осталось. Впрочем, это убеждение было истинным. В этой реальности он лишил себя Каэдэхары и день за днем насильственно пытался не вспоминать родные объятия. Сосредоточиться на воспоминаниях, как ни странно, ему не давал Пьеро. Он больше не впускал к Скарамучче ни мать, ни Дотторе. Все сидел у кровати, оглаживал ступни, словно в Тарантиновском объективе и шептал такие вещи, от которых блевать тянуло. Если бы не действие транквилизаторов, Скарамучча давно бы уже предпринял попытку ударить мужчину в нос.       - Тебе с каждым днем все лучше и лучше, - томно приговаривал Пьеро, прижимаясь губами к острой коленке.       - И? - Безразлично, будто не его ноги в очередной раз собираются расцеловать, отозвался Скарамучча.       - Скоро я заберу тебя. Тогда ты продолжишь лечение в Снежной, приведем тебя в порядок и сможешь вновь позировать перед камерами. Как ты и хотел. Здорово, правда?       - Правда, мхах, - кривая полуулыбка коснулась побледневшего лица.       - Будешь иногда позировать передо мной? - Отрывистыми поцелуями Пьеро касался его икры, попеременно разминая стопы. - Скарамучча, какой же ты совершенный в своем бессилии. Даже сейчас.       Холодность юноши нисколько не смущала мужчину, который продолжал рисовать в своей голове непристойные картины ближайшего будущего. Скарамучче казалось, что чем недоступнее он себя ведет, тем больше это заводит Пьеро. Видимо, ему в кайф брать уговорами и силой. С отвращением парень дернул ногой, стараясь зарядить пяткой по седой бороде.       - Не упрямься, милый, - приговаривал Пьеро, вовремя перехватив его ногу и с силой сжав щиколотку.       - Старый извращенец, - парировал Скарамучча, пытаясь выдернуть конечность.       Так продолжалось изо дня в день. Пьеро не подпускал никого. Даже Нахида прорывалась с боем, напоминая, что она все еще лечащий врач. Маму Скарамучча слышал только по телефону или из-за двери. Во время коротких разговоров Пьеро сидел напротив и пристально наблюдал. Изо дня в день Скарамучча видел это мерзкое лицо. Понял, что больше не боится и даже немного посчитал себя всемогущим. Как легко стать полубогом, когда собираешься умереть. Чувство вседозволенности, которое прежде было ему незнакомо, переполняло и доставляло удовольствие. Если бы он не ввязался во всю эту авантюру с модельным бизнесом, быть может, он чувствовал бы себя так постоянно. Жаль, время вспять не повернуть.       Несколько раз в сутки Скарамучча заторможенным взглядом осматривал палату на предмет того, что, в конце концов, сможет его убить. Он даже толком не знал, как умирать, лишь размышлял о том, что, наверное, это ужасно больно. Но явно не больнее, чем разлука с Каэдэхарой. Это похоронило его преждевременно. Осталось избавиться от оболочки.       Все же выбравшись из пут назойливых рук, Скарамучча ступил на пол, намереваясь покинуть палату. Пьеро, видимо, так не думал, потому что поднялся со своего насиженного места. Иногда парень не вывозил общества “хозяина” и под разными предлогами покидал палату. И каждый раз не обходилось без уговоров.       - Я в туалет, - коротко бросил Скарамучча, осаживая того легким толчком в плечо.       - Провожу.       - Пьеро, я иду в туалет. Дай мне хоть поссать без твоего присутствия, - огрызнулся Скарамучча, выхватывая предплечье из его хватки.       - Твоя строптивость меня заводит, но, так и быть, подчинюсь.       - Премного благодарю, - процедил сквозь зубы и поспешил покинуть палату, оставляя за спиной мерзкого извращенца.       Третий этаж предназначался для госпитализированных пациентов, которых навещали по расписанию во время необходимых процедур. Даже в разгар дня здесь было значительно тише, чем внизу. Дежурная медсестра лениво скрючилась над каким-то дешевым романом. Еще один персонаж - крупный громогласный мужчина в больничной одежде. Он всегда очень громко смеялся, и часто с кем-то созванивался. Скарамучча иногда ему завидовал. Вот и сейчас сердце неприятно защемило. Будет ли он в другой жизни также беззаботно и громко смеяться?       Продвигался по стене вглубь коридора медленно, растягивая время, насколько это возможно. Потому что скоро опять возвращаться к Пьеро и предоставлять свои конечности для смазанных поцелуев, от которых воротило. Кончиками пальцев Скарамучча вел по холодному слою краски. Шаги медленные и нерешительные, будто коридор - его эшафот. И резкая мысль пронзила сознание. “Сейчас. Или мне не дадут. Сейчас, я больше не вытерплю этого”, - твердил разум и вот поход до туалета превратился в переход в другой мир. Легкая улыбка коснулась губ. “Вот и все? Вот значит, как? Был ли во всем моем существовании хоть какой-то смысл? Кроме того, что мать разрушила свою жизнь, у Дотторе возникли проблемы, а Кадзуха”, - зажмурился. Хотелось еще раз увидеть, прильнуть к нему и рассказать, как же ему страшно и больно. Но устал слишком сильно. Выход всегда есть, если только ты не Скарамучча. Даже если он сейчас струсит и выживет, Пьеро не позволит увидеть Каэдэхару. Продолжать жить птицей в золотой клетке? Нет, спасибо, вкус свободы рядом с Кадзухой показался слишком сладким. Поэтому сейчас.       Стоя посреди открытых кабинок с унитазами в полнейшей тишине Скарамучча почувствовал себя, кажется, хорошо. Впервые за столь долгое время. Последние шестнадцать дней были пыткой, которая, наконец, сейчас закончится. Без сожалений, привязанностей, незавершенных дел и всего другого, что могло бы его хоть как-то удержать в этой изматывающей Вселенной.       Таблеток он так и не смог наворовать. Под пристальным надзором Нахиды и Пьеро все его действия моментально фиксировались. Выпрыгнуть? Не так высоко, скорее ему снова не повезет и он просто будет парализован. Варианты самоубийства отлетали мгновенно, но тут же сменялись новыми. Приятно было подумать о чем-то кроме людей, которые его окружали, а потому даже выбирая способ смерти, он ментально отдыхал. Взгляд зацепился за окно. “Разбить и вскрыться? Слишком громко и чем бить?”. Скара тупо уставился на собственный костлявый кулак. “Ну, не этим явно”.       Время шло и вот-вот за ним придет Пьеро, нужно торопиться. Мандражируя от мысли, что его застукают, Скарамучча внезапно остановил свой взгляд на одиноко висящей лампочке посреди туалета. Ее провод у самого основания был опасно оголен. Просто чудо, что этот огрызок еще проводил электричество. Оборвать было проще простого.       Стоя босыми ногами на ледяном ободке унитаза, Скарамучча подтянул к себе провод, на котором висела лампочка. От слишком долгого пребывания в лежачем положении истощенное тело в момент, когда пальцы почти коснулись проводочка, передернуло от мышечных судорог. Почти вскрикнув, парень испуганно зацепился одной рукой за хлипкий шнур, а второй рукой за воздух. Конечно же это не могло спасти его от падения, а потому тело покачнулось на ободке и полетело вперед. Скарамучче показалось, что он здорово наделал шуму. Во время нелепого падения голова точечно влетела в перегородку между туалетами, а колено, по ощущению, раздробилось о фаянс. Белый потолок беспощадно кружился. Кажется, Нахида предупреждала, что падать было не желательно. Но почему-то от этого стало неимоверно смешно.       - Ахах…. Ахахах, браво, Скарамучча, - звонкий хохот эхом раздавался по помещению, рикошетя от плиточных стен.       Скарамучча поймал фокус на оборванном проводе с лампой, который был зажат меж пальцев. С силой мальчишка ударил лампочкой о пол, заставляя ту моментально лопнуть и разлететься на осколки. Наверное, Скарамучча также разлетелся в тот момент когда Кадзуха его обнимал в надежде, что ему признаются в любви. Господи, как же он сильно хотел признаться ему, если бы не чертов Пьеро.       Ползал на четвереньках и собирал осколки в одну кучку, а в голове улыбка Каэдэхары. Эти удивленные и всегда добрые багряные глаза в свете заката, когда тот впервые пришел к его дому. Теплые нежные руки, поглаживающие спину. Красная прядка контрастом на пепле. Голос с приятным тембром ласкал изнутри, приговаривая: “Скарамучча, я люблю тебя, я заберу тебя, спасу тебя”.       Наконец, собрав аккуратную кучку, Скарамучча тупо уставился на тонкие осколки, решая, что же ему делать с этим дальше. Резать вены? Глупо, он в больнице, зашьют моментом. Да и сил не хватит такой тонкой пластинкой ковырять себя, струсит. Его неизменный перфекционизм убеждал, что нужно довести до конца. Стрелять только на поражение. Потому, набрав в ладонь особо крупные кусочки, бездумно запихнул себе в рот.       “Идиот, глотай”, - кричал внутренний голос, пока Скарамучча, зачем-то принялся раскусывать пыльное стекло. Оно с силой впивалось в небо, язык и десна, обжигая и разрезая напрочь уголки губ. Теплая жижа с металлическим привкусом наполнила его рот, стекая по раскрытым губам.       - Больно, - всхлипнул Скарамучча, желая выплюнуть, но упрямо сглатывал кровавое месиво.       Колющие осколки беспощадно вгрызались в горло, словно маленькие пираньи откусывали от него по кусочку. Перед глазами почему-то возник образ мамы. Ее сливовые глаза наполнялись ужасом, хотелось позвать ее, сказать, чтобы не волновалась, ведь он делает все “как лучше”, снова. С пропахшей хлором напольной плитки он соскреб еще одну порцию кусков в надежде, что это протолкнет вставшие поперек горла крупные осколки. Образ Эи Райден навязчиво маячил перед глазами, стоило зажмуриться. Алые капли крови вперемешку со слюной медленной ниточкой стекали на руки и пол, пока Скарамучча запихивал стеклышки, которые, как нарочно, вываливались из израненного рта. В какой-то момент, когда вновь удалось сглотнуть, он почувствовал, как раздирающая боль маленькими порциями спускалась по пищеводу, раздирая грудную клетку. От того, как все горело, в глазах начало предательски темнеть. Слезы градом хлынули из глаз. Хотелось к маме. Не хотелось умирать, господи, как же не хотелось умирать и как же было страшно. Кажется, крыша решила встать на место и включился инстинкт самосохранения. От нахлынувшей волны ужаса что же он натворил, мальчишка предпринял попытки двинуться к выходу.       - Больно, больно, - хрипел Скарамучча, пробираясь на четвереньках к дверному проему и натыкаясь на стекло ладонями. Запах крови и хлорки оседал на небе вместе с осколками. Ему бы заткнуться, но окровавленные губы в ужасе шептали, как же больно. - Мама, мне больно, мама, мама, мама, мне очень больно! - Надрывно выкрикнул Скарамучча, чувствуя, как в момент свело под ребрами, заставляя свалиться на бок.       Сознание его постепенно покидало. Перед глазами появлялись уже знакомые черные кружочки, а холодный липкий пот щекотал затылок. Чей-то голос громко кричал. Кажется, звали на помощь.

***

      - Ты можешь не трогать меня? - Взвинченно прикрикнул Дотторе, сжимая поверхность руля и с силой выкручивая его на повороте, когда Эи в очередной раз нервно вцепилась в его плечо.       - Он не дает встретиться мне с собственным сыном. Обещай, что, наконец, станешь мужиком. Мне плевать на тебя и твою карьеру, он не отберет Скарамуччу! - Агрессивно воскликнула женщина вопреки нервам Дотторе.       - Эи, я же сказал: мы приедем и я заставлю его убраться. Пожалуйста, прекрати капать на мозг.       - Завтра же идем в суд. Чайльд точно приедет?       - Да, он будет свидетельствовать против Пьеро. Завтра будет уже в Инадзуме. Расскажет о том, как его чуть не довели до самоубийства и о том, как “Фатуи” подбирают себе фаворитов. Обещал, что приведет еще несколько моделей, которые тоже хотят избавиться от своего рабства.       - Это поможет? - Отчаянный взгляд заставил смягчиться Дотторе.       - Не могу обещать, - нахмурился мужчина от такой неопределенности. - Царица вполне может вытащить своего муженька. А может и разозлится от его измен и сексуальных предпочтений. Я точно не знаю об их отношениях, но шум эта история наделает и авторитет точно подорвет. Мы хоть что-то сделаем. Больше вариантов я не вижу.       - Убить? - Мотнула Райден головой.       - Эи, не неси чепуху. Нам еще с этим жить, - нервный смешок от наивности женщины. - Жизнь мы ему точно испортим. И Скарамуччу вернем. Только, пожалуйста, отпусти мою руку иначе я боюсь, мы не доберемся до больницы.       Выжимая сцепление, Дотторе со всей силы надавил на газ. Еще никогда он не был так ослеплен яростью. Работа перестала быть приоритетом. Глядя на то, как Пьеро ограждает Скарамуччу и на вечные слезы Райден, мужчина сделал выбор. Подобие семьи породило стойкую иллюзию, что Эи и Скарамучча действительно то, ради чего он должен сейчас стараться. С остальным он, конечно же, разберется, но позже, как только самодовольные рожи окажутся за решеткой. Те самые люди, на которых Дотторе молился теперь казались бельмом на глазу. Те самые “элиты”, которые за спинами fashion-сообщества проворачивали невероятно низкие вещи, ломали судьбы и в целом приобрели слишком сильное слияние. Превратить искусство в притон - одно. Превратить Скарамуччу в личную шлюху - это тот рычаг, на который со скрипом надавили и заставили действовать.       Летящим шагом Дотторе и Эи преодолели пролеты до третьего этажа. Однако, зайдя в палату, не обнаружили там мальчика. Лишь Пьеро, что стоял у окна, лениво отвечал на чей-то звонок. Увидев ворвавшуюся в палату пару, произнес что-то в духе “я перезвоню” и нажал на кнопку блокировки, одаривая Дотторе взглядом, полный презрения.       - Ну? И?       - Эи, иди за Нахидой, - кивнул мужчина и сделал несколько резких шагов по направлению к Пьеро. - А ты… куда ты дел Скарамуччу?       - Будь проще, Дотторе. Что за гон? - И вновь эта самодовольная ухмылка. Размазать бы ее о стену, да придавить каблуком. - Я вроде вам запретил появляться здесь. Скарамучча теперь принадлежит мне. Вы его довели до слишком нелицеприятного состояния.       - Это ты нелицеприятный, - процедил Дотторе, с трудом сдерживая себя. - Я еще раз спрашиваю: куда ты дел моего сына.       - Ого, - насмешливо протянул Пьеро, - даже так. Сына? Ты даже не знаешь, от кого эта потаскуха залетела, а так отзываешься о нем?       - Не смей так называть Райден и да, мне плевать на биологического утырка из вашей группы. Скара мне уже давно родной, - не веря собственным словам выкрикивал Дотторе. Кажется, это было самым волнительным признанием за всю жизнь. - Убирайся, пока я не выкинул тебя из окна.       - А ты смешной…       Еще секунда и Дотторе не сдержится. Шаг вперед и зависший в воздухе кулак, который вот-вот должен соприкоснуться с лицом начальника. Жаль, не вышло, потому что из коридора послышался чей-то громкий крик.       - Эй-эй! Кто-нибудь! Медсестра! Там парень себя уродует! - Бегал мужчина по коридору в явной панике, стуча во все палаты.       А дальше послышался надрывный крик Райден, который бросил Дотторе в холодный пот. Не медля ни секунды, мужчина рванул на выход, пытаясь найти того, кто звал на помощь. Долго искать направление не пришлось, мимо него уже пронеслась Нахида, отдавая какие-то приказы двум помощникам в белых халатах. Учащенный пульс мешал соображать. Частым морганием Дотторе пытался придать четкость картинке перед глазами, но вскоре пожалел о том, что вообще способен видеть. Влетев за Нахидой в туалет, он увидел Эи на коленях в багровых лужах. Она голыми руками вытаскивала изо-рта хрипящего на ее ногах Скарамуччи какие-то красные кусочки.       - Скара, мальчик мой, не закрывай глаза, Скара, это же я, ты меня звал. Я рядом, Скарамучча, пожалуйста, - надрывно звала она, откидывая прочь детальки, которые со звонким стуком касались напольной плитки. - Нахида, спаси моего сына, пожалуйста. - Голос Райден дрожал, а руки не слушались, но она продолжала придерживать Скару за подбородок и извлекать стекло.       - Эи, отдай мне его, - командовала Рукхадевата, опускаясь рядом с женщиной и пытаясь отобрать Скарамуччу. - Держи его голову, ребята, а вы светите мне, нужно достать все, что во рту. Так…       Ловко орудуя пальцами, Нахида помогала обезумевшей матери избавить ее сына от застрявших меж десен и в небе осколков. После того, как все видимые кусочки были извлечены, Рукхадевата распорядилась пригнать каталку, одновременно разговаривая с мальчишкой.       - Скарамучча, нам нужно, чтобы ты был в сознании, иначе захлебнешься. Скара, не смей отключаться, - чуть потрепала Нахида того по щеке, заставляя держать глаза открытыми. - Черт, надеюсь, он проглотил не так много, иначе внутреннее кровотечение его убьет. - От таких слов Райден замотала головой, отвергая даже малейший вариант такого исхода. - Сейчас сделаем эндоскопию, чтобы во всем убедиться. Эи, не теряй самообладания, ты нужна Скарамучче. Дотторе, будь с ней, никуда не уходите, слышите?       Люди в белых халатах окружили Скарамуччу, вырывая его из рук Райден. Ловко они поместили отхаркивающее кровью тело на каталку и под команды Рукхадеваты повезли по коридору.       Дотторе опустошенно смотрел на Райден. Она с ужасом касалась алых осколков на полу, размазывая кровавые сгустки по плитке. Все, что ей осталось сейчас от сына.