Ни за что.
Ты такой бесполезный, Дазай! Ты хоть что-то делаешь? Ленивый упырь, ты мне не нужен! Убирайся к чертям, мне не нужна твоя поддержка! Что, завидуешь что у меня хватило духу вскрыть вены, а у тебя нет? Слабак. Ванну сам от крови отмоешь или попросишь верного пса Акутагаву? Дазай, остановись! Положи пистоле... Я тебя никогда не буду любить. Ты правда идиот, если хотя бы задумался об этом Ты жалкий Ты мерзкий Ты бесполезный Ты не заслуживаешь моей любви И это лишь малая часть того, что слышал Дазай в свой адрес во время очередной ночи. А видел он, кажется, даже больше ужаса, чем за всё своё нелёгкое детство. Куникида в ванной в крови, Куникида с пулей во лбу, а пистолет в забинтованных руках, Куникида приобнимает Чую и ласково целует в щеку, Куникида на шипах расëмона, Куникида весь переломанный плавает в реке, Куникида лежит полусгнивший в земле, Куникида кричит, пока ему вырывают ногти и выкалывают глаза, Куникиду спаивают виски с мышьяком, Куникиду переехал поезд, Куникида уходит и не появляется на работе, Куникида в свадебном костюме у алтаря вместе с Акутагавой, Куникида в петле под потолком в своей комнате, Куникиде перерезали горло, Куникида, Куникида, Куникида... Сознание металось между страхом, что Доппо уйдёт и перестанет заботиться и страхом его смерти. И Дазай искренне не мог понять, что доставляет ему бóльшую боль. Это состояние и заставило Осаму начать своё маниакальное наблюдение. У Куникиды были свои дела, как и у всех людей, кроме Дазая, видимо. Он следовал за ним везде, где мог, в ином случае едва мог скрыть свои переживания о его состоянии. И по ночам особенно. А днём было проще, днём Доппо был рядом, готовил самые вкусные омлеты, заваривал самый ароматный чай, смотрел самыми красивыми глазами. Дазаю казалось, что в душе Куникиды ничего не меняется, он всё такой же, добрый, честный, спокойный. Он всегда был таким, и это нравилось Осаму. Но Доппо был напуган не меньше. По утрам шатен выглядел слишком бледным, слишком нервным, по вечерам долго смотрел в лицо идеалиста, пока тот был занят чем-то своим. И думает, что Куникида не замечает, но он чувствует эти глаза на себе каждый день. И каждый день не может убедить себя поговорить об этом с самим Осаму. И, конечно, идеалист заметил, что Дазай следит за ним. Когда Куникида идёт в магазин за продуктами, когда относит вещи в химчистку, когда выходит встретить посетителя агентства, да даже когда выходит на минуту в туалет во время рабочего дня! Это не пугало так сильно, как должно бы, но сильно беспокоило. Просто потому что Дазай никогда так не делал. А может, Доппо просто сам теперь не спускает с него глаз и потому замечает эти детали? Всё имеет место быть. И состояние Дазая словно ухудшается с каждым днём, но никто не видит этого. За столько лет жизни в одиночестве, Осаму мастерски скрывает любые свои чувства. Никто не живёт с ним и никто не знает, как шатен ведёт себя в домашней обстановке, а Доппо знает. Знает, и потому беспокоится. Он не может отделаться от чувства, что скоро всё изменится в худшую сторону. Засыпать по ночам становится сложнее, Куникида прислушивается к каждому звуку, вскакивает на каждый шорох, и едва борется с желанием проверять соседа каждые полчаса. Но режим и усталость всегда берут своё, и Доппо засыпает до того, как в холодном поту с немым криком вскакивает Дазай. Куникида не знает, что Осаму часами сидит возле приоткрытой двери в его комнату, тяжело дышит и едва ли сдерживает накатившие слезы. Куникида не знает, что каждую ночь перед рассветом Дазай надевает свой плащ и недолго гуляет по узким улочкам родного района, пока тоска и страх за жизнь Доппо не накрывают его снова. Куникида не знает, как сильно напарник боится его потерять, но знает, что боится потерять Дазая не меньше, особенно с его тягой к самоубийству.***
– Ну, и что ты думаешь делать? Обычный день, обычная улица, обычные люди. Даже Куникида обычный, но от этого не менее любимый. – Не знаю, – идеалист пожимает плечами и делает глоток кофе, – наверное пойду и вскроюсь. Мрачная улица, мрачные редкие люди, мрачный день. И мрачный Куникида, но всё ещё... – Что ты делаешь?! – крик застрял кровавым комком в горле, и Дазай только кашляет, выплевывая густые сгустки на бетонный пол. – Ты ведь так хотел умереть, разве нет? – Чуя аккуратными английскими буквами выводил какие-то слова на бледных ключицах. – Я просто хочу повеселиться. Не волнуйся, твоя блондинка тоже получит свою порцию удовольствия! Острая боль пронзает бедро. Люди всегда просыпаются от боли, но только не Дазай, чье тело испытало на себе каждый вид оружия. Накахара медленно вскрывал старые шрамы на рёбрах, животе, плечах. Куникида что-то кричал, но Дазай не мог разобрать ни слова. Сколько продолжался этот парад боли, Осаму сказать не мог. – Так, ну всё, с тобой закончили, – Чуя сделал два шага назад, оценивая свою работу. Раны кровоточили, заливая обнажённое тело кровью. Они не были слишком глубокими и не проходили рядом с важными органами, Накахара всё расчитал. – Позволь познакомить тебя с нашим новым сотрудником! Это... Осаму не расслышал имя. В комнату вошёл какой-то человек, чье лицо скрывали поля широкой шляпы. Сам он был весь тёмный, словно тень, но Дазай так ярко ощущал взгляд его тёмных глаз. Что-то произошло, прямо сейчас, Осаму чувствовал это всем телом, но не мог понять, что именно. В помещение вошёл Акутагава и протянул рыжему гному ещё один нож. – Ага, спасибо. Ты вовремя! Сейчас начнётся самое интересное, – Накахара ухмыльнулся и ловким движением швырнул нож в цепи, сковывающие движения Дазая. Он хотел было броситься на Чую, задушить, изрезать, расстрелять, но вместо этого руки потянулись к одежде, лежащей на полу. Оделся, вытащил нож, застрявший в стене и повернулся. Осаму хотелось кричать, уничтожить тех, кто так поступил с Куникидой, с ним, но он не мог. Он медленно шёл к месту, где прикован напарник и лицо его было совершено без эмоций. – Давай посмотрим, какими методами ты будешь пытать человека, которого до безумия любишь. Наверняка это очень понравится Агенству. – Да, это будет чертовски весело, – Дазай обернулся, улыбаясь своей привычной улыбкой в камеру телефона, который достал Накахара. Только глаза выдавали ужас. Он не мог противостоять самому себе, не мог положить нож, не мог коснуться обладателя способности и избавиться от неё. Не мог отойти от Куникиды, и это было страшнее всего. – Дазай... Голос, полный понимания без капли осуждения почти сразу превратился в сдавленный хрип. Дазай мастерски выводил узоры не слишком острым лезвием, оставляя рваные края с бетонной крошкой внутри. Какая разница, всё равно ему скоро умирать. Каждое движение отдавалось острой болью в руках, в ногах, во всём теле, где не так давно орудовал скальпель Чуи. Кровь Куникиды и кровь Дазая смешались на одежде в одну единую массу, и понять на видео, где чья уж точно не получится. Раны, оставленные Дазаем, напоминали змей, обвивающих всё тело, переплетающихся между собой, жаждущих смерти, крови, насилия. – А это я возьму, как трофей, – Дазай провёл ножом под нижним веком, – Акутагава, будь так добр, притащи для меня банку. Он молча повиновался, пока Осаму продолжал свой художественный шедевр. Только трофей хотел явно не он, а человек из тени. Ему вдруг стало интересно, какой Доппо на вкус? Соски для такой цели подходили идеально! А вместо них можно из мяса вырезать какой-нибудь цветок. Но пробовать сам загадочный мужчина точно не собирался, для этого есть чудесная марионетка в виде Осаму. – Как отвратительно! Ты превосходишь сам себя, Дазай! – Чуя рассмеялся, наконец, пряча телефон в карман пиджака на плечах. Кажется, эти пытки длилось вечность. Куникида даже не кричал, когда Осаму с ювелирной аккуратностью отрезал глазные яблоки от сосудов. Слезы уже давно безостановочно текли из глаз обоих, но всем было плевать, все наслаждались этим. Куникида ещё дышал, когда всё его тело покрывали глубокие раны. Век, глаз, языка, сосков и даже головки члена не было, и лучше не знать, куда они делись. Чуя смеялся где-то на фоне, Акутагава молча стоял возле, а тень мужчины больше всех получала удовольствие от мучений обоих. – Ладно, хватит. Отведите этого идиота домой, его способность мафии ещё пригодится, – Чуя кивнул в сторону стоящего с ножом в руках Дазая, – а этого... Он замолчал, задумчиво глядя в сторону Куникиды. – Если доживёт до нашего возвращения, попробуем использовать и его. Хорошая работа. Мужчина в тени кивнул, чуть наклоняя шляпу в благодарность. На секунду Дазай успел почувствовать, что он может двигаться, но не смог сделать и шага, боль от нанесённых ран не позволила сражаться с теми, кто заставил его так мучать Куникиду. Он просто рухнул на пол. Полежав с пару секунд, Осаму поднял голову и с ненавистью посмотрел на силуэт. Фигура подняла банку с глазами Доппо и вытащила один из них. Запрокинув голову, она вставила глазное яблоко в свою пустую глазницу. Свет, наконец, упал на её лицо и Дазай застыл в ужасе. Оно, как и вся голова, было словно сшито из разных лоскутов: правый глаз его под повязкой и каштановые тёмные волосы неуклюже спадали на лоб с той же стороны, скрывая под собой бинты. Эта часть выглядела более детской по сравнению с остальными. Нос бледный, аккуратный, часть губ стой же стороны сложена в до боли родную тонкую линию. Другой, целый глаз, теперь был серым, а губы растянуты в холодной усмешке. Волосы на затылке стали длинее и светлее, рядом с ними чёрная прядь до плеча, с другой стороны волосы, кажется, отливали красным или темно-рыжим. Опустив взгляд, Дазай заметил, что рука, аккуратно держащая банку, в белой перчатке, а другая в бинтах. Одежда так же не являла собой единый стиль. Одна часть - медецинский халат, перетекающий в чёрный плащь, другая его часть бежевый пиджак, штаны чёрные, но к низу только-только начал проступать бежевый оттенок. Рубашка под странным плащом-халатом была белой, в крови, со стороны пиджака виднелся пистолет, редко покидающий кобуру, а под воротником галстук, так хорошо знакомый Дазаю, а на плечах длинный красный шарф. – Кто ты такой? – попытался выкрикнуть Дазай, но издал лишь громкий хрип. Осаму хотел подняться на ноги, чтобы подойти или сбежать. Загадочная фигура сделала пару шагов к груде одежды Куникиды, запуская туда руку. – Я? – странной смесью знакомых голосов переспросила тень, доставая очки и резинку для волос, – я Одазаникири. Он произнёс каждую часть слов разными голосами, все они составляли какофонию звуков, из которой Дазай сам составил странное имя. Фигура опустилась прямо к полу, заглядывая в глаза сквозь тонкое стекло заляпанных кровью очков. Он улыбнулся, и это был звериный оскал, только вместо слюны текло что-то чёрное. Он приблизил своё разрозненное лицо к лицу Осаму, взглядом цепляясь за самую душу. – Я твой ночной кошмар. Сердце билось так бешенно, воздуха стало не хватать, тело онемело, но смотреть в эти глаза было вне возможности Дазая, и боль отступила далеко на второй план. Ещё не успев встать на ноги, Осаму рванулся с места куда-то назад, куда угодно, лишь бы не здесь, не с этим существом. Его голос впивался в голову, глаза до сих пор всматривались в душу. Глаза, которые Дазай каждый день видел в зеркале, на работе, в баре, были страшнее бездонных глаз любого монстра. И убежать от него невозможно. Дазай не успел даже добраться до лестницы из подвала, как его плечо пронзила острая боль от расeмона, и его сознание уже не выдержало. Открыв глаза, Осаму увидел свой родной потолок, принесли домой, видимо. Поднявшись на локти, он всё ещё чувствовал кровь во рту. Внезапно вспомнив, что он ел совсем недавно, Дазая моментально вырвало на пол, но на кровать тоже попало. Хотя это не важно, всё равно светлое постельное бельё в кровавых пятнах, на выброс. Вздохнув, Осаму вытер накатившие слезы от осознания того, что он совсем один и встал с дивана. Нужно принять душ.***
Куникида проснулся от шума воды. Взглянув на время в телефоне, дисплей показывал два тринадцать. Вот приспичило этому упырю принять душ именно ночью! Доппо громко вздохнул, потирая сонные глаза. Минутку, а зачем ему принимать душ ночью? Идеалист отлично помнил, как Осаму принимал ванну перед сном. Нахмурившись, Куникида поднялся с кровати. В коридоре было темно, дверь в ванную открыта настежь и свет там тоже не горит. – Дазай? – негромко позвал Доппо, заглядывая в ванную, – Дазай! Что ты делаешь?! Осаму сидел на дне ванны, пытаясь застегнуть манжету на рукаве. Штаны надеты задом наперёд, пуговицы застегнуты на две ниже, чем нужно, от чего ворот рубашки сильно съехал вниз. На белой ткани виднелись размытые следы жёлтой мерзкой жижи и небольшие капли крови. Недолго думая, Доппо уже бросился выключать воду. – Куникида? – Дазай смотрел таким удивлённым взглядом, словно призрака увидел. – Конечно я, упырь! Что с тобой? Ты что, хочешь меня до психушки довес... Доппо не успел договорить, Осаму одним резким движением бросился на соседа, крепко обнимая за шею. Куникида не смог удержать равновесие и упал на пол, не сильно ударившись головой. Он не стал ничего говорить, было видно, что Дазай пережил нечто ужасное этой ночью, и упрекать его совсем не хотелось. Доппо тихо выдохнул, обнимая Осаму в ответ, он был холодный, весь дрожал то ли страха, то ли от ледяной воды. Рука мягко прошла вдоль спины раз, второй, третий, так приятно. – Всё в порядке, Дазай. Я здесь, – полушепотом произнёс Куникида, продолжая гладить друга. Они пролежали на кафеле с минуту, пока Осаму вдруг не отпрянул, хватая Куникиду за ворот футболки. – Ты хоть представляешь, как опасно тебе работать в агенстве? – вдруг закричал Дазай, от чего из его рта капнуло несколько капель крови, – тебя могут убить в любой момент! Тебя могут забрать и пытать или использовать, как куклу! Ты понимаешь, что ты не должен быть в агенстве, Доппо! – Дазай, – спокойным голосом отозвался идеалист, рукой нащупывая упавшие очки, – я умею постоять за себя. Не забывай, что у меня отличная физподготовка и реакция, меня сложно застать в расплох. – Но ведь ты не единственный эспер! Где-нибудь есть люди, которые смогут сделать с тобой что-нибудь ужасное! А если ты не успеешь? Или что-то пойдёт не так? Или ты... – Дазай, – громкий суровый голос и пристальный взгляд заставил шатена замолчать, – я знал, куда иду. Всё будет в порядке, слышишь? – Да, но... – Ты доверяешь мне? Этот вопрос поставил Осаму в тупик. Конечно он доверял Куникиде и не сомневался в его способностях. Вот только кто-нибудь в мире может поступить так же, как Жид поступил с Одасакой, и Дазай здесь будет бессилен. Он ослабил хватку, перестав прижимать напарника к полу. – Да. Разумеется. Он улыбнулся как можно более привычно и хотел было встать, но рука Доппо крепко сжала его запястье. – Пока мы прикрываем друг друга, всё будет хорошо, – Куникида улыбнулся. Снова, только ему, Дазаю, который поднял его шумом воды среди ночи только потому, что ему приснился кошмар. А он улыбнулся, не осуждал и не ругал. Просто был рядом. И просто улыбнулся. И стало по-настоящему легче, пока он здесь, мягко сжимает холодное запястье горячими руками. И Дазай искренне улыбнулся в ответ, вытирая внезапно появившиеся в уголках глаз слезы. Привкус железа не проходил, во рту помимо слюны понемногу копилась ещё и кровь. Открыв рот, чтобы сказать ещё что-то, тонкая струйка снова потекла на белую футболку. Дазай тут же закрыл рот рукой, машинально обследуя рот языком. Вот оно что, он просто слишком сильно укусил себя во сне, отсюда и кровь. И вдруг стало больно, осознание этого пришло только сейчас. Не нужно быть Пуаро, чтобы по выражению лица Осаму понять, что случилось. Куникида помог напарнику встать и поднялся сам. – Снимай мокрую одежду и бинты, сейчас принесу что-нибудь, – спокойный, даже ласковый голос Доппо заставил Дазая вдруг покраснеть. Хорошо, что свет в ванной они так и не включили. Осаму долго сплевывал кровь, пока Куникида сушил его волосы полотенцем. Дазай собирался снова замотать бинты вокруг тела, но Доппо посчитал это плохой идеей. – Тебе не обязательно быть в бинтах всё время, – он протянул халат Дазаю, – я уверен, удобства они не добавляют. – Но я не могу, когда кто-то рядом, я должен... – Успокойся, Дазай. Тебе не обязательно быть перебинтованным всё время, дай своему телу отдохнуть от них хотя бы дома. Меня это не напрягает. И Осаму отложил упаковку. Он верил Куникиде, каждому его слову. Спать после такого стресса ещё не хотелось, так что устроившись на кухне, они снова пили чай, глядя на огни ночного города. Не хотелось включать свет, не хотелось ничего говорить, хотелось просто тихо насладиться приятным обществом. Они не сидели напротив друг друга, как обычно, Дазай поставил свой стул совсем близко к стулу Куникиды и, укутавшись в халат, просто смотрел в окно. Он подтянул ноги к себе и одной рукой приобнял их. Доппо был не против такого тесного контакта. Ему даже нравилось сидеть так близко. И просто смотреть в окно. Куникида же вытянул ноги в расслабленной позе. Ему было важно знать, что сейчас Осаму не чувствует угрозу, что сейчас Осаму спокоен и счастлив, что сейчас Осаму просто наслаждается ночным чаем. В один момент, шатен тихо вздохнул и положил голову на плечо Куникиде. Он ничего не сказал ни до, ни после, просто ему захотелось это сделать прямо сейчас. И Куникида был не против. Он поколебался совсем недолго прежде, чем скромно обнять Осаму за плечи. И Дазай тоже был не против. Закрыв глаза, Доппо прислушался: сердце напарника билось так размерено, дыхание ровное и он больше не дрожит. Спокойствие окружало их дом сейчас, и это всё, что важно. Куникида хотел бы знать, что такого могло присниться, чтобы вывести такого непоколебимого Дазая из вечного равновесия? Но задавать этот вопрос идеалист не спешил. Ещё не прошло достаточно времени, чтобы шатен смог оправиться от такого потрясения. Так они и сидели, пока чай в кружках не остыл и не закончился. Они сидели и после, недолго, пока Осаму тихо не спросил: – Можешь полежать со мной, пока я не усну? Мне просто... страшно засыпать снова. – Конечно. Только придётся лечь в моей комнате, твоя постель испачкана. – Я не против. – Я могу остаться с тобой на всю ночь? Спать всё равно больше негде. В ответ лишь слабая улыбка, короткий кивок и еле слышное: "Спасибо, Доппо". Что бы ни случилось раньше, теперь рядом с Дазаем Куникида, он защитит от всего. Они ведь... друзья? Впрочем, это уже не важно, после всех недель, проведенных вместе, они уже гораздо ближе, чем просто друзья или соседи. Кровать была узкая, но напарники всё равно старались не нарушать личные границы друг друга. Осаму лежал на боку, мерно опуская и поднимая грудь, пока Доппо просто смотрел на это необычайно спокойное лицо. Наверняка утром от него будет много шума, глупостей и лишних телодвижений, но сейчас он такой хрупкий. Понадеявшись, что усталость взяла своё, Доппо, всё же, рискнул сделать одно короткое движение рукой, чтобы в очередной раз поправить самую непослушную из всех прядей. Но Дазай никак не отреагировал, хотя всё прекрасно чувствовал, просто не хотел, чтобы напарник отпрянул. Каждое его движение было ужасно желанным, и упустить такую возможность было бы кощунством. Но через минуту, Дазай, наконец, провалился в самый спокойный за последние месяцы сон, а за ним и Куникида.