Сердце труса - самое верное

Прекрасно, когда дети учатся на своих ошибках. Отвратительно, если они это делают для того, чтобы впоследствии делать нечто ещё более безрассудное. Питер тысячу и один раз успел порадоваться, что собственных детей у него нет; с чужими-то управиться бы! Он чувствовал себя просто отвратительно: видел, что планируется Грандиозная Ошибка, но при этом мог разве что пропищать нечто возмущённое. И не факт, что его бы услышали: девочки, занятые делом, вообще ни на что не обращали внимания. — Нет, всё авно видно ноги. И когда ты пово-ачиваешься, мантия зади-ается. — Это странно. На тебе всё выглядит нормально. Питер вздохнул и уныло опустил усы. Он уже пытался отговорить, — отпищать, — девочек от их затеи, но те вцепились в идею мелкими острыми клычками и никого не хотели слушать. Тем более крысу, пускай даже очень волшебную и умную. У девочек, вообще-то, было всего две проблемы: мантия-невидимка, которая скрывала под собой исключительно Герту, и Северус Снейп, которого девочки почему-то записали в главные Злодеусы всей школы. Если с первым Питеру всё было понятно, то вот второе… ну не тянул Снейп на крутого злодея, совершенно! Видел его Петтигрю: серо-бледный, уставший, нервный из-за учеников и нелюбимой работы. Такой мог творить злодеяния только с недосыпа — да и то поленился бы, потому что сил ни на что не хватало. Лает, но не кусает — вот что можно было бы сказать про Снейпа. Да, он носил тёмное, шипел, ругался и назначал отработки. Наверное, в глазах детей он был по-настоящему страшным человеком, однако Питер не видел в Снейпе ничего, кроме в край задолбавшегося преподавателя. Он всё ещё был опасен для Петтигрю, — хотя бы потому, что был крайне умным и имел нюх на всякого рода тайны, — однако из-за своего перманентного недосыпа наверняка дальше собственного носа не видел. Нос там, однако, был выдающимся. Питер раньше особо не приглядывался, однако, кажется, клюв Снейпа только вымахал за прошедшее время. Ломали его ему, что ли?.. И пускай Питер понимал, что Снейп — не больше чем уставший мужик, перешагнувший тридцатилетие, для Гермионы и Герты он внезапно стал главным подозреваемым в деле об убийстве единорогов. Лошадок им жалко стало, видите ли! Тьфу, Питер искренне считал, что в девочках скорее говорило любопытство! И, возможно, истинно гриффиндорская безбашенность — даром, что «леди». Эх, что за жизнь у него пошла тяжёлая… Иногда Питеру казалось, что у тех же близнецов ему жилось спокойнее. Ведь там что: спишь вполглаза, еду проверяешь, передвигаешься урывками. Мелочи! Здесь же приходится переживать за двух мелких пигалиц, решивших поиграть в детективов. Это всё Грейнджер была виновата, Питер мог бы поклясться. Девочка обожала Шерлока Холмса и частенько сравнивала себя с ним. Вот и нашла себе очередное «дело», требующее исключительно их с Гертой гениальности. Если совсем просто, то две девчонки решили, что Снейп — злодей, и за ним нужно непременно проследить. А то что это он выходит из замка чаще положенного… Питер бы сказал им, что Снейп, может, по бабам шляется. Да только не мог — крысы-то только пищат, и всё. — Пове-нись-ка. Нет, всё видно. — Давай поменяемся и посмотрим. — Ла-адно… Гермиона скинула с плеч мантию-невидимку, Герта на лету подхватила тончайшую серебряную ткань. Завернувшись в неё, как в кокон, Поттер мгновенно пропала с глаз — фамильный артефакт не давал сбоев, как и в юности Питера. И проблема у Мародёров была такая же, как и у Герты с Грейнджер сейчас: мантия предавала тех, в ком нет крови Поттеров. Нормально пользоваться невидимкой мог только Джеймс; иногда своевольный артефакт проявлял свою покладистость в руках Блэка, чьи предки тоже венчались с Поттерами. Но вот на плечах Ремуса или Питера чёртова тряпка вела себя по-хамски: показывала ноги укрывающегося, могла сползти с плеча, капюшон откидывался… да мало ли способов было обнаружить того, кто прятался, в самом деле. Хорошо ещё, что девочки обнаружили подлость мантии заранее, до начала настоящих шалостей. Учитывая, что Герте никто не рассказывал о том, что надо сделать, чтобы тряпка была послушной… гм. Мда. В этом и вина Питера была, конечно же. А обнаружился дрянной характер артефакта очень просто, оказывается; он же и стал причиной прогулки девиц в Запретный Лес. Когда девочки в окошко наблюдали за отбытием Норберта в Румынию, на них как раз была мантия. Однако тряпка повела себя как всегда по-скотски и сползла с их спин как раз за секунду до того, как МакГонагалл вышла из-за поворота. Вот и всё, собственно. Так девиц и запалили. И сейчас Поттер вместе со своей подругой пытались понять, что же им делать с непокорной тряпкой. — Да что такое-то?! У меня эта мантия сама слезает и оголяет мне ноги всё время! Почему с тобой-то не так?! Поттер откинула капюшон и нежно погладила ткань артефакта. — Может, она имеет сознание? И я ей чем-то п-иглянулась. Питер фыркнул. Как и Гермиона, впрочем: — Скорее, она просто выполняет определённые алгоритмы. Простейшая информатика, переведённая в магию. Но да ладно, это не так важно. Нам нужно понять, каак же нам в итоге проследить за профессором Снейпом! — Удивительно, что после его обучения ты всё же называешь его п-офессо-ом, — поморщилась Герта. — Он же сове-шеннейший г-убиян! — Может, у него было тяжёлое детство, — пожала плечами Гермиона. — Неважно. Главное, что он публикуется в журналах! Вот, смотри, свежий выпуск Вестника Зельевара, там!.. Питер спрыгнул с тумбы и забрался под одеяло. Ну его. Ещё про Снейпа слушать он не нанимался. Да и вообще… …его самого тут, как бы, быть не должно. Лёжа под тёплым одеялом, Питер ощутил, как его тело конвульсивно подёргивается. Всё из-за нервов: потемневшая метка Лорда совсем не внушала доверия. Десять лет она не шевелилась, и тут вон что началось… Питеру бы бежать куда глаза глядят; да хоть к теплу, где море прогрето ласковым солнцем… только смысла в этом не было никакого: Петтигрю знал, что Лорд, задайся он целью, из-под земли предателей и беглецов достанет с элегантностью фокусника, выуживающего кролика из цилиндра. Дома с кровной защитой, как у Блэка, у Питера никогда не было; мать-волшебница в наследство оставила разве что предрасположенность к ожирению и несколько швейных заклинаний, которые нигде не продашь. Ритуалов сокрытия Питер тоже не знал, да и не доверял им после инцидента с Поттерами. Так что оставалось только расслабиться и надеяться, что потемнение татуировки — результат очень временный. К сожалению, тот самый злющий Снейп это опровергал: Питер видел, как мужчина то и дело потирает руку с Меткой, как мрачно смотрит на своё предплечье и какие взгляды, полные надежды, Северус бросает на Дамблдора, когда никто не видит. Не тому Снейп доверял, ох не тому. Питер знал, что доброта директора порой обходится дороже зла Лорда; но кто Петтигрю такой, чтобы нести это знание в мир, верно? Обычная, никому не интересная крыса. Мистер Солнышко одной девочки, купившей его за целый галеон... Проявление директорской отравленной доброты вон оно, рядом с Питером, мерит мантию-невидимку и собирается куда-то влезть, чтобы раскрыть какую-то Великую Тайну. Питер был уверен, что из всей этой истории торчит кончик одной длинной белой бороды, сплошь увешанной колокольчиками; но что он мог сделать-то? Как-то привлекать к себе внимание — нет уж, увольте. Питер рассчитывал пожить хотя бы до возвращения Лорда… Он, правда, надеялся, что Лорд не вернётся. Потому что иначе всем станет плохо. Герте особенно: не оставит Тёмный Лорд в живых девочку, что стала причиной его краха… Мда. Надо бы быть аккуратнее, когда он вернётся. — А если по-другому?! — вторгся в разум Питера громкий голос Гермионы. «Да как по-другому-то, — по-крысиному заворчал Питер, пытаясь устроиться в жаркой духоте под одеялом. — Тут только один вариант, раз уж бежать не получится. Хотя…» Он встрепенулся. Сел, поднимая одеяло крысиной головой, сам испугался этого плена и забарахтался. Тяжёлая жара давила на него, погребала под собой, ещё немного — и от крысы останется всего одна крошечная лепёшка, больше ничего! Потом — прохлада и свежесть, когда одеяло откинули. А ещё холодные ладони, аккуратно поднявшие Питера в воздух. — Ну что ты, Миста Санни, — заворковала Герта, ласково поглаживая Питера по спинке. — Всё хо-ошо, не надо пугаться… глупенький, коли сам залез, то самому надо и вылезти! Питер встряхнулся и сел у девушки на ладошках. Герта улыбалась; глаза блестели из-за стекляшек очков насыщенным зелёным. На радужках у девочки были золотые искорки — крошечные, но яркие, из-за чего взгляд Поттер казался просто волшебным. Раз сам залез, то и самому надо вылезти? Воистину, дети глаголят истину… Принести Лорду Герту Поттер на блюдечке, когда он воскреснет — и Питер будет в золоте до конца своих дней. Когда Волдеморт… Когда… Герта наклонилась и поцеловала Питера в макушку. Все мысли у Петтигрю словно вымыло из головы, оставив после себя позвякивающую пустоту. Когда Волдеморт воскреснет, больше не будет этих прохладных рук и ласковых прикосновений. Когда… — Ну так что, пробуем по-другому? — спросила Гермиона. — Раз на тебе мантия не дёргается, то надо этим пользоваться. Последишь за профессором сама? Дело ведь в постановке вопроса, верно? — Конечно. Не «когда», а «если» — и расклад сразу меняется. «Если» Тёмный Лорд вернётся, то можно будет перейти и к плану с передачей ему Герты. Но что, если этого возвращения просто не произойдёт?..