Сердце труса - самое верное

Что-то с малышкой Джинни было крепко не так. Питер достаточно прожил с кланом Уизли, чтобы запомнить эту крошку — девочка же, да в семье, где до этого было шестеро парней. Маленькая принцесса; она не была злой или испорченной, но при этом всё же вполне логично было, что она привыкла к особенному отношению. Единственная девочка — как тут не вырасти капельку капризной? У Джинни были жидкие прямые волосёнки очень симпатичного рыжего оттенка с бликами золота в прядях. Мать девочки гордилась этим цветом и каждый вечер обязательно расчёсывала волосы Джинни перед сном. Заплетая девочке косички, Молли частенько шептала защитные заговоры, как это делают многие матери в чистокровных семействах. Джинни привыкла к тому, что она не одна. Что всегда есть кто-то, кому можно пожаловаться или у кого на плече можно поплакать — девочка старалась быть боевой, чтобы братья принимали её в свои игры, но при этом больше ей нравились платья и куклы. И полёты на мётлах, конечно же; какому Уизли не нравится летать, скажите на милость? Даже отец семейства — и тот сделал себе летающую машину, поскольку мётел слегка побаивался из-за их ненадёжной конструкции. Учитывая, сколько в семье было детей, Питер предполагал, что Артуру было попросту неудобно на этих мётлах сидеть. По вполне понятным причинам. Так вот, что-то с маленькой принцессой Уизли было не так. Заканчивался октябрь, а девочка всё никак не могла влиться в коллектив; завершив свои рыдания и депрессию, этот ребёнок окончательно замкнулся в себе и совсем ни с кем не контактировал. С Гермионой тоже, кстати. В тот раз, когда Грейнджер решила пойти и «помочь» бедной-несчастной первокурснице, Джинни на эмоциях сорвалась и наговорила второкурснице много лишнего. Гермиона вернулась в комнату совершенно красная от гнева, её разве что не потряхивало от интенсивности негативных эмоций. Кудряшки на голове у Грейнджер завились в тугие спирали, по которым бегали искорки. Поттер посмотрела на подругу и очень мудро решила ничего не комментировать. Питер, признаться, тогда даже выдохнул от облегчения. Какая же Герта умница, кто бы знал! Когда Лили Эванс приходила в гостиную комнату Гриффиндора в подобном настроении, к ней тоже никто старался лишний раз не приближаться — во избежание. А то громыхнёт ещё каким-нибудь не очень осознанным проклятием, и разбирайся потом, пытайся снять эту гадость… Хорошо ещё, что сама Герта не пошла характером в родителей. Вроде бы, она была больше в бабку; Питер заранее предвкушал сложности в подростковом периоде, потому что блэковская кровь в любом случае даст о себе знать, рано или поздно. В его случае, конечно, было бы лучше «поздно». Не хотелось Петтигрю сталкиваться нос к носу с бешеным темпераментом Блэков; свежи воспоминания о том, как чудил Сириус в своём затянувшемся пубертате. Ничего приятного или прикольного, каждый день — словно на ладони у Близнецов Уизли. Одни сплошные нервы! С того неприятного момента Гермиона затаила на девчонку крепкую обиду и, естественно, к Уизли больше не приближалась даже на пушечный выстрел. Пожалуй, Грейнджер даже начала перегибать палку, как это получается у многих детей: видя Джинни в гостиной, она кривилась и показательно отсаживалась от девочки в другой угол помещения. Герта, естественно, следовала за своей подругой. Дети ведь, если честно, совсем не тупые. Гриффиндорцы быстро поняли, что происходит нечто интересное. Немного наблюдений — и вуаля, Джинни стала парией на факультете; Питер был уверен, что ни Гермиона, ни Герта на самом деле этого не хотели — не такими были эти девочки, не было в них злости, что ли… Возникло подобное игнорирование из-за того, что Поттер и Грейнджер уже зарекомендовали себя на факультете, и довольно хорошо. Авторитет, все дела: Герта была милой и общительной, всегда готовой помочь, а Гермиона, казалось, просто знала всё на свете. Гриффиндорцы, делая выбор между знакомыми и полезными девочками и истеричной первокурсницей, даже особенно не думали. Ну а первачки, только поступившие в этом году, просто последовали за толпой как барашки, особенно даже не размышляя ни о чём. Питер наблюдал. Повлиять на ситуацию он никак не мог; да и не особенно хотел, если честно. Джинни было немного жаль, однако, учитывая наличие в Хогвартсе Скамандеров, — Ньют притащил внучка-Рольфа себе на помощь для преподавания и изучения эндемиков Хогвартса, — привлекать внимание к себе вообще не стоило. Так что… Джинни тосковала по семье, которая, вообще-то, была рядом. Однако у её братьев в Хогвартсе были свои компании, уроки и увлечения; времени на маленькую, немного доставучую сестрёнку ни у кого банально не нашлось. Даже Перси, — эх, Перси-Перси, где твоя ответственность, староста? — не обращал внимания на то, что волосы у Джинни поблёкли, а выражение лица становится всё более отрешённым. И печальным, конечно. Герта несколько раз пыталась поговорить с Гермионой, однако пользы в этом не было: Грейнджер уже сделала все выводы, и восстановление общения с Уизли её больше не интересовало. Была у Гермионы такая отвратительная черта, как бескомпромиссность. Возможно, к ней стоило бы добавить поспешность выводов и нежелание переучиваться. Питер только надеялся, что со временем она это всё перерастёт, а не закостенеет в своих убеждениях — перед девочками был такой пример косности, который им совершенно не нравился. Минерва МакГонагалл, при всех её несомненных достоинствах, человеком была не очень приятным. И именно из-за тех черт, что сейчас буйно проявлялись в характере Гермионы. Зная, что домашний ребёнок, оставленный в одиночестве, быстро начинает чудить, Питер принялся незаметно ходить по школе за Джинни. Он примерно представлял, как девочка мыслит, — он действительно много прожил в семье Уизли, правда, — так что мог в некоторой степени предугадывать её следующие шаги. Так, он почти сразу вычислил, где девочка проводит много времени после уроков и до ужина. Это был пустой класс со сдвинутыми к стенам партами. Освещение здесь было никакое, так что Джинни быстро научилась отделять шарик света от Люмоса, чтобы тот висел над головой и оставлял волшебную палочку свободной. Джинни делала здесь домашние задания, — если делала, конечно, — играла с привезённой из дома тряпичной куклой, мастерила какие-то детские поделки из всякой всячины. Плакала и писала в дневнике о том, как она всех ненавидит в этой школе — Питер был уверен, что в рыжей головке варились именно эти мысли. Текста в дневнике, к сожалению, ему было не разобрать: наблюдать за девочкой Петтигрю мог только из очень неудобной дырки в стене под самым потолком. День проходил за днём, Джинни всё больше погружалась в себя, а Питера грызла нервозность. Что-то было не так. Прежняя Джинни Уизли, не найдя друзей на Гриффиндоре, пошла бы знакомиться с первачками из других факультетов; тем более, что на Равенкло в этом году поступила странная бывшая подружка Джинни, Луна Лавгуд. У младшей Уизли, может, не было денег или хорошей одежды, однако Молли смогла привить своей дочери чувство собственного достоинства и непоколебимую уверенность в собственной неотразимости. Принцесса же. Вместо этого Джинни плакала и писала в чёрном дневнике. Писала, писала, писала… тетрадка явно была зачарована: Уизли уже исписала столько листов, что хватило бы на несколько более пухлых дневников. Но она тетрадь не меняла, да и каждый раз открывала свой дневник примерно на той же странице, что и ранее, а текста там никакого не было. Раскошелились Уизли, получается. Такие дневники стоили по два или три галеона — это несколько Мистеров Санни, между прочим. Питер пытался следить за Джинни и вне классных комнат, гостиной или Большого Зала, — там он появлялся редко из-за Ньюта, — но обычно терпел неудачу. Стоило ему только зацепиться ноздрёй за след девичьего запаха, как тот приводил обязательно или к Рольфу, или к Ньюту, а иногда и к ним двоим. Парочка тщательно изучала замок, облазив его уже сверху донизу по несколько раз. Скамандерами вело любопытство: они всё искали рептилию, чей выползок Рольф показывал первокурсницам в прошлом году. Ньют считал, что шкурка принадлежит василиску. Питер молился, чтобы Скамандер ошибался; надежда эта была призрачной, как мечты Почти Безголового Ника попасть в компанию Совсем Безголовых Рыцарей. Когда Гермиона и Герта ушли на хэллоуинский ужин, Питер решил проверить, где Уизли — всё равно из-за нервов он не мог оставаться в комнате девочек и спокойно спать. Ему повезло: рыжие волосы Джинни мелькнули на выходе как раз в тот момент, когда Петтигрю выскочил из комнаты. Он вполне мог бы её догнать, ориентируясь на запах; скорее всего, сегодня Питеру не помешают ни Рольф, ни Ньют — все преподаватели и их помощники обычно присутствовали на праздничных ужинах. Выскочив в знакомую дырку под гобеленом, — её крысы-питомцы, кажется, грызли себе с основания Хогвартса, — Питер побежал вслед за запахом девчонки. Джинни спустилась из башни по лестнице, однако на ужин так и не пошла. Вместо этого она прошла на второй этаж и завернула в женский туалет, где её запах пропал, словно его и не было. Питер поначалу растерялся. Потом решил подождать — вдруг девчонка вернётся? Терпение его, к счастью, оказалось вознаграждено: Джинни вышла из туалета, — который до этого точно был пустым, там даже Миртл не зависала в своей обычной призрачной меланхолии! — держа в руках небольшую банку с красной краской. Пошатывалась Уизли при этом, как пьяная. Вслед за девочкой из высокой двери выскользнула монструозная змея. Она почти сразу исчезла в хогвартском коридоре, двигаясь так быстро, что Питер едва мог её разглядеть. Тяжело вздохнув, Джинни подошла к стене возле туалетной двери и обмакнула кончик волшебной палочки в банку с краской. — Надеюсь, ему понравится, — пробормотала Уизли, звуча неразборчиво, будто в полусне. — Иначе он тоже не будет со мной дружить…