По волнам памяти

      Разорённый город-улей. Руины от края до края. Сквозь прорехи верхнего уровня пробивались редкие лучи тусклого солнца, текли ручьи из прорванных труб, падали искры и пепел, застилая мёртвые тела и обломки военной техники грязно-белой пеленой.       Рыночная площадь, на которой наёмники Хокберга разбили лагерь, ничем от печальной картины вокруг выгодно не отличалась. Множество шатров повалено, некоторые полыхали, другие чадили. На дорожках меж шатров в кровавых лужах застыли тела. Много. Очень много.       Некому было их убирать. В этот миг шла отчаянная борьба за тех, у кого ещё оставался шанс выжить.       Мурцатто стояла у выхода походного госпиталя и курила. Руки по локоть в крови, но не потому, что Мурцатто только что колола и рубила неприятеля. На самом деле она помогала медикам: перевязывала раненых, ассистировала хирургам. Попробуй тут не закурить, – достаточно один раз поприсутствовать при ампутации без наркоза и только лишь с амасеком вместо обезболивающего, чтобы пожелать и выпить чего покрепче, а то и вколоть.       Враг – капитул Стальных Исповедников – провёл рейд по тылам компании. Потерял и своих бойцов тоже, но нанёс очень даже чувствительный, может быть, смертельный удар, – станет ясно после первых оценок.       Неподалёку как раз догорал сбитый скоролёт десантников. Он выходил из боя, когда огненный луч термальной пушки расплавил и крылья, и двигатели. Покорёженная кабина ещё дымилась, а рядом с ней застыло то, что осталось от пилота.       Совсем ещё юноша, если так, конечно, можно говорить о модифицированных суперсолдатах, которые даже без силовых доспехов выглядели очень внушительно. На чистом бледного лице ни шрама, зато ниже груди ничего не осталось. Казавшиеся такими милыми скутумские свинопсы погрузили свои тупые рыльца в кашу разорванных внутренностей. Желание завести себе такую же зверушку отпало.       – Слушай, а какого чёрта они по девкам-то стреляли? Мы что? Им как-то угрожали?       Надин, бордель-маман, тоже вышла перекурить после нескольких часов борьбы за жизни раненых наёмников и нонкомбатантов.       Мурцатто выпустила облачко дыма и отозвалась хрипло:       – Нет. Просто они людей не видели. Так… яркие пятна в тепловизоре, которые должны погаснуть. Мишени.       – Блядь. Вот вам и Ангелы Его. О чём ещё пиздели церковники?       Мурцатто пожала плечами. Какая разница-то? Лучше быть на стороне космических десантников, а не сражаться против них.       – И что теперь? – спросила Надин.       – Да хуй его знает, – отозвалась Мурцатто. – С каждым днём всё хуже. А ведь начиналось совсем неплохо!       Она докурила, бросила окурок к ногам, растёрла сапогом.       – Короче… я уже ничего не понимаю, – продолжала Мурцатто. – По-хорошему, если выберемся со Скутума, нужно бежать куда глаза глядят. Капитану крышка. Он всегда кичился силой, что всё по плечу, но на этот раз откусил больше, чем смог проглотить. Ну… он всегда был жадным, не мне тебе рассказывать.       – Неужели всё так плохо? Мужики-то говорят, немного их осталось.       – А нас много? Да и вообще… не понимаешь что ли? Столкновения с инквизицией и этими ублюдками, – Мурцатто указала на разорванный труп, – нам никто не простит, даже если осада закончится переговорами, а не поражением.       – Дерьмо.       – Последние годы я всё раздумывала о том, чтобы начать сначала. Ну, знаешь… вернуться на родину, найти себе кого-нибудь, пусть даже не принца на белом коне, родить, пока не поздно. И, похоже, жизнь сама к этому подталкивает.       Надин усмехнулась и спросила:       – Думаешь, сможешь? Некоторые с ума сходят на гражданке.       – Конечно, смогу. Я просто другого выхода не вижу.       Надин докурила и свою сигарету тоже, и женщины вернулись в госпиталь, – не все раненые бедолаги получили необходимую помощь.