я уходила по отражениям,
а ты меня не просил остаться,
и в отдалении мое кружение
тебе на миг показалось танцем
♫ Princesse Angine — Бабочками
Что бы после ни говорили, потерялась Юуки не намеренно. Милан был большим городом, что одновременно нравилось ей и пугало — множество людей, машин, красок, запахов и звуков влекло в некую трясину, выбраться из которой было сложно, и поэтому гулять в одиночестве принцесса могла только в парках или спальных районах, где не было толпы, шоссе и проспектов с обилием магазинов. Но эти районы были скучными, и поэтому сегодня ночью Юуки выбрала Корсо Семпионе, что немного ужаснуло Луку, но порадовало Айдо. Каин отреагировал, как всегда, флегматично, и лишь старался держаться ближе к Соуэн, заодно приглядывая за Ханабусой. Сначала все шло хорошо и спокойно. Они заходили в магазины, покупая все, чего хотела принцесса, болтали, смеялись, а потом решили пойти в ночной клуб. Айдо моментально оказался окружен восторженными девушками, Каин пригласил Луку на медленный танец, никто из них не предполагал, что Юуки может грозить опасность, и опасность ей вправду не грозила, но… Глядя на то, как сияет Лука, танцуя с Каином, с какой любовью горят его глаза — Юуки ощутила укол зависти. Она никогда ни с кем так не танцевала. Канаме не считался — любовь к нему была любовью к брату, странной, но все же родственной и не больше. Кроме него, у Юуки могло быть миллион поклонников, но никто ей не нравился — не так, как… Она думала, что переросла это. Что сущность вампира, проснувшаяся в ней, уничтожила малейший намек на чувства к кому-то столь низкого ранга. Что гордость никогда не позволит воспринимать Зеро иначе, чем врага. Но… Юуки стало горько, и она, не задумываясь, нырнула в толпу, сливаясь с танцующими. Лавируя между ними, пошла на выход, думая, что просто пройдется, побудет наедине с собой и все. Потом обязательно найдет Луку, выслушает нотацию и позволит отвести себя домой или в ресторан… потом. Милан Юуки пока не знала, и шла, не задумываясь, куда идет. Шла и шла, пока не оказалась на безлюдной улице, где даже фонари практически не горели — так, тлели, как догорающие угли костра. Алыми огненными пятнами вспыхнули глаза голодного вампира. Жезл Артемиды, ставший продолжением руки, ударил в сторону бросившегося на нее монстра. Страшно не стало ни на миг. — Как ты смеешь! — вскричала Юуки. — Ничтожное отродье! Это был молодой мужчина с русыми волосами и уставшим лицом, чем-то похожий на того, первого вампира, чью смерть она видела уже в осознанном возрасте. Зеро целился в него из Кровавой Розы, но убил чудовище не он, а Такума… А Канаме закрывал Юуки глаза теплой широкой ладонью. Теперь ей не была нужна помощь ни Зеро, ни Такумы, ни Канаме. Прокрутив в руке Артемиду, Юуки без малейших колебаний нанесла удар, как учил ее Каин, и бывший человек рассыпался в прах — в одну секунду. Все закончилось слишком быстро. У Юуки закружилась голова. Она его… своими руками… — Стой на месте! Этот голос. Этот запах. Юуки отвлеклась и поэтому не почуяла раньше — или же он научился скрываться. Благодаря ему ей удалось моментально взять себя в руки — что такого ужасного произошло? Убить вампира — не преступление. Она обернулась и одарила Зеро Кирию холодным взглядом. — Вы плохо справляетесь со своей работой, господин охотник.***
Убийство стало рутиной. Зеро находил в этом успокоение, странное мазохистическое удовольствие, ибо, избавляясь от очередного кровопийцы, ни на секунду не забывал, что мог быть на его месте. Мог упасть до класса Е, утратить разум, перестать быть собой… может, так было бы лучше. Лучше, чем жить, понимая, что его жизнь — подачка Канаме, милость Юуки и жертва Ичиру. Лучше, чем жить, понимая, что Шизука все-таки забрала у него все — наверное, ее это утешает там, куда попала ее душа, если существует ад для вампиров. «Я совершаю благодеяние для тебя», — говорил Зеро, стреляя в бывших людей. Многие из них так не думали, сопротивляясь до последнего… и каждый раз в памяти всплывала сцена, когда пойманный им, уже обреченный вампир вдруг утратил черты монстра и проговорил с облегчением «наконец-то я смогу перестать убивать…» Сегодняшняя цель ни капли не жалела о совершенных убийствах, и преследовать вампира пришлось долго. Зеро старался избегать людных мест, чтобы не тратить время на коррекцию памяти прохожих, но его все же задержала необходимость стереть воспоминание вышедшей за молоком для ребенка молодой женщине. Закончив с этим, Зеро помчался в переулок, где чуял своего врага — но опоздал. Посреди улицы стояла девушка, держащая в руках огромную косу. Ее длинные волосы развевал ветер, созданный взмахом лезвия. Вокруг девушки кружил пепел… все, что осталось от чудовища класса Е. Зеро словно окатило холодной водой от ее взгляда и упрека. — Я… Самое паршивое, что она была права. Бывший человек не имел права атаковать чистокровного, но он также не имел малейшего понятия о существовании запрета причинять вред классу А, так что случившееся было целиком ответственностью Зеро. Он допустил, чтобы принцесса Куран подверглась опасности, и неважно, что та могла стереть класс Е в порошок одной силой мысли, без оружия. Это инцидент, которым могут воспользоваться как чистокровные, так и другие охотники из Гильдии. — Я приношу свои извинения. — Так просто? — насмешливо спросила Юуки. — Всего лишь извинения? Что ж, господин охотник, мне пора. Нужно рассказать брату, что на меня напали. И она отвернулась, собираясь уйти. Нет-нет-нет! Это все испортит! Проклятая девчонка растрепает своему братцу, что Зеро облажался, об этом станет известно Гильдии, и… и… — Стойте! Проклиная ее, себя, Гильдию, Сенат, вампиров и людей, Зеро опустился на одно колено — если бы встал на два, то стал бы себе окончательно противен. — Приношу свои самые искренние извинения, Юуки-сама. Больше этого не повторится. Юуки смотрела на него сверху вниз, и внутри у нее что-то то холодело, то наливалось жаром. Неужели перед ней… на коленях… Но Канаме давно привык к таким вещам, и ей тоже необходимо привыкать. — Надеюсь, — сказала Юуки. И исчезла, рассыпавшись на мириады бабочек. Зеро продолжал стоять на одном колене, накрыв лицо рукой и не веря, что только что сделал и сказал. Унизительно, гадко, мерзко, он должен был не пресмыкаться перед ней, а сломать ей шею!.. но тогда Гильдия охотников была бы обречена. Перемирие между двумя фракциями держалось на зыбкой паутинке, и требовался лишь повод, чтобы порвать ее. Почему, ну почему у Юуки было такое печальное лицо? Почему даже сейчас он не способен ненавидеть ее по-настоящему?***
Поместье Шики погрузилось во мрак. Сэнри терпеть не мог собственный дом. В детстве он ничего этого не понимал, нежно любил маму, восхищался тем, что она красивая актриса, был готов подчиняться всем ее желаниям ради ее улыбки и одобрения — а потом мама перестала быть милой, часто требовала от Шики невозможного, если он не слушался, награждала пощечинами и подзатыльниками, ее настроение менялось, как цветные картинки в калейдоскопе, она прекратила играть на сцене, стала затворницей, а потом Сэнри узнал, что у него на самом деле есть отец. Что тот не умер, как ему казалось. Просто не заключил брак с матерью, и рождение Сэнри было незаконным — детей вроде него называют бастардами. И, когда мать захотела, он, как послушный сын, позволил Ридо занять свое тело… и в этом теле чуть не убил Риму. Наверное, тот случай стал последней каплей. Шики навещал мать, жалел ее, присматривал за ней, как мог, но не шел у нее на поводу и говорил «нет», если ее идеи были явно безумными. Возвращаться домой он мог только на короткое время — жить в этом мрачном месте он бы не сумел. — Мама, я… Из темноты вышла женщина, при виде которой у Шики защемило в душе — когда-то она была прекрасна, и сейчас тоже ничуть не утратила красоту; вампиры не стареют, ни единой морщинки не осталось на прелестном лице, ни единого седого волоса в роскошных каштановых локонах, но прическа напоминала воронье гнездо, вместо платья леди Шики нацепила какой-то уродливый балахон, и каждый ее жест выдавал безумие. К счастью, тихое; если бы она была хоть на долю такой же жестокой, как, например, Хио, то Гильдия охотников давно бы с ней расправилась. — Сэнри! — мама повисла у него на шее, как маленькая девочка. Шики погладил ее по спине, думая, что именно так к ней и относится — как к маленькой. Больше младшая сестра, чем мать. — Сэнри, я соскучилась! — Мам, ты опять не расчесываешься. Посмотри, что ты сделала со своими волосами, — мягко укорил ее Шики. — Давай я помогу тебе? Может, заплести косы? — Сначала дай мне немного крови, — потребовала мать. — Я проголодалась. Со вздохом Шики подставил шею, и его горло пронзили ее тонкие клыки. Мать пила жадно, и он вновь вспомнил детей — так они сосут молоко из бутылочек. Захотелось как можно скорее уйти отсюда, в очередной раз сбежать, ничего не случится, если он уйдет… но Рима будет в бешенстве. Она долго просила, чтобы Сэнри познакомил ее со своей матерью, и вовсе не потому, что любимых девушек принято представлять родителям — Рима восхищалась леди Шики, когда та еще блистала на сцене, и, узнав, что она и есть мать ее друга, методично добивалась у него аудиенции. И в итоге опаздывала. Шики захотел почувствовать раздражение от этого, но не смог — злиться на Риму не получалось, что бы она ни сделала. Она не делала ничего плохого, но он понимал, что в любом случае простил бы ей все, что угодно. — А что здесь… Вовремя, с облегчением подумал Сэнри, получив возможность отстраниться от матери. Рима смотрела на них с возмущением, но, увидев лицо женщины, заулыбалась. — Там дверь открыта, и я… Ой, я такое подумала! Здравствуйте, леди Шики, меня зовут Рима Тойя, я ваша фанатка! — защебетала она, подбегая к бывшей актрисе и с восторгом разглядывая ее, как ожившее чудо. Леди Шики неуверенно улыбнулась в ответ, по-птичьи склонив голову набок. — Фа-нат-ка? — Поклонница! — объяснила Рима. — Вы потрясающая! Никогда не видела настолько талантливой актерской игры! Сэнри стало одиноко. Какой он жалкий — ревнует к собственной матери… Нет, все изначально должно было быть иначе. Приобняв Риму за талию, он сказал: — Мама, это моя… — сказать «девушка» язык почему-то не повернулся, хотя так все и было. Они встречались, они любили друг друга, они не говорили о большем, но все подразумевалось само собой, без слов. С того дня, когда маленькая Рима впервые взяла Сэнри за руку. — …невеста. — О! — леди Шики всплеснула в ладоши. — Замечательно! Так ты… Рима, да? Рима Тойя! Дочь лорда Тойи, я помню! И ты станешь женой Сэнри? Щеки юной леди Тойя покрылись румянцем. Обычно она не стеснялась, так что, подумал Шики, это не из-за его косвенного предложения, а из-за того, что любимая актриса ее помнит. Интересно, что же она ответит? Это тоже было так жалко… Не по правилам, без кольца, не на одном колене, даже не вопрос, а утверждение, и сказанное не Риме… Вечно Шики только и делает, что допускает с ней ошибки, одну за другой. Загадка, почему Рима до сих пор его терпит. Ответить ей не дал скрип половиц. — Простите, что помешал. Шики вздрогнул. Рима с непониманием глянула на него. Леди Шики не обратила внимания на вышедшего в холл мужчину — значит, он находился здесь достаточно давно, чтобы она привыкла и начала воспринимать его не более чем предмет мебели. Что он здесь делает? — Здравствуйте, дядя, — выдавил Сэнри. Лунный луч упал на его лицо, и Шики чуть не закричал. Рима отступила в сторону, заметив то же самое, и от ее напряжения в воздухе запахло грозой. Глаза дяди были разного цвета. Как у Ридо.