Русалка для слуги Кощея

— Ах вот кто у нас тут владыку Ньорда зовет, бурю кличет, кораблекрушения жаждет! Голос Велимора звучал угрюмо. Под глазами залегли глубокие тени, спутники бессонных ночей и тяжких раздумий. Во время полуночных бдений и размышлений о своей горькой судьбе Даждьроса не раз слышала за стеной клетушки вздохи, не раз ловила угрюмый взгляд потухших, а прежде таких живых лучистых глаз. А и какое ей дело до переживаний тюремщика? Если плохо спит, то ей это только на руку. Может быть, хоть на миг бдительность утратит. Хотя куда уж. Велимор не утратит. Зубов не расцепит даже мертвый. Хватка у него драконья, а ящеры все таковы. — Поди прочь, постылый! Кого хочу, того и зову. Сохранять достоинство и выглядеть неприступной, лежа связанной в стылой, продуваемой морскими ветрами каморке, получалось не очень хорошо, но Велимора пронять удалось. До этого дня он не снисходил до беседы, да и она сама не стремилась. Пока шли по реке, делала вид, что дремлет на дне лодки. На привалах они почти не общались. Велимор только заставлял ее есть и пить и следил, чтобы не сбежала. Когда погрузились на корабль, еду ей носили матросы. Однако сейчас, судя по ударам волн в борта, завываниям разошедшегося ветра и звукам усиливающейся бури, перекрывающим взволнованные, если не сказать испуганные, голоса корабельщиков, наверху дела обстояли неважно. Вот Велимор, видимо, решил проверить, а не приложила ли тут руку строптивая пленница. — Глупая русалка! — проговорил он назидательно. — Чего ты своими докучливыми просьбами добиваешься? Ну, допустим, услышит тебя владыка Ньорд. А дальше? В Славь к отцу отсюда тебе не вернуться. В пучине, на дне морском озерной русалке жизни нет. Хочешь до скончания века болтаться по поверхности вол пеной, треплемой всеми ветрами? — Лучше превратиться в пену, чем стать рабыней Кощея! — перекрикивая бурю, парировала Даждьроса. — Отдать свой дар на поругание. Отравить росу, чтобы тварей лесных и людей смертных губить. — Дались тебе эти смертные! — в досаде скривился Велибор, с немалым трудом удерживаясь на ногах. — Какая разница, когда они умрут? Несколько десятков лет больше, несколько десятков лет меньше — а все равно конец один. — Но эту жизнь им дали великий Род и бессмертные боги! — возразила Даждьроса, тоже силясь удержать равновесие, чтобы ее очень не мотало по полу. — И не тебе решать, когда ее отнимать! Почему-то сестра твоя Дождирада тоже предпочла превратиться в ледяную статую, но не передать добровольно хозяину Нави власть над облаками, проливающими над посевами и лугами дожди. Велимор пошатнулся, и Даждьроса видела, что не буря стала тому причиной. — Повтори, что ты сказала! — Что слышал! — с вызовом вскинула мокрый от соленой влаги подбородок Даждьроса. — Али не знаешь о том, что сестры твоей нет больше ни в одном из трех миров, али не почуял? — Кто тебе об этом сказал?! — открыв замки клети, кинулся к ней Велимор. Его пересеченное шрамом лицо исказила жестокая боль, смешанная с недоверием, в зеленых глазах плескалась бездна куда более страшная, нежели та пучина, которая их всех сейчас могла поглотить. — Если лжешь, чтобы мне досадить, не посмотрю, зачем ты моему господину нужна. Придушу, как последнюю собаку! Он сгреб ее в охапку, и Даждьроса почувствовала мертвенный холод, исходящий от его сильных, крепких пальцев. На запястьях, которые он стиснул, словно в каменных тисках, появились кровоподтеки. — Да все ящеры, живущие в среднем мире, и русалки из Слави об этом знают, — стараясь скрыть смятение, выкрикнула она. Говорить тише все равно не позволяла буря. — Кощей ее угодья под свою власть забрал, а ее в ледяную статую обратил, когда она ему свой дар добровольно отдавать отказалась. — Этого не может быть! — в смятении воскликнул Велимор, отпуская Даждьросу и хватаясь за голову. — Он же мне обещал, что ее не тронет! — Глупый доверчивый ящер, — насмешливо скривилась Даждьроса. — Нашел кому верить. Разве ты не знаешь, что для Кощея любые клятвы и обещания — пустые слова, мертвый хруст сухих костей? — Это неправда! — вскричал Велимор. — А ты прислушайся к своему сердцу, — посоветовала Даждьроса, постепенно осознавая, в какую ловушку нынешний слуга Кощея угодил. — Хотя соплеменников ты отринул, чутье не утратил. Меня ж ты как-то почуял! — Разыскать тебя мне поручил мой господин! — попытался возразить Велимор. — А сестру ты уже несколько лет не слышишь, — догадалась Даждьроса. — С той поры, как в плен попал. — Не твое дело! — буркнул Велимор, спешно захлопывая дверь конурки и поднимаясь на палубу. И в самое время. Буря разошлась не на шутку. Бедный корабль сотрясало от штевня до кормы. Даждьроса даже в какой-то момент порадовалась, что чулан, в котором ее заперли, такой тесный, и ее не мотает от борта к борту. Крики команды совсем потонули в реве бури. Даждьроса не могла видеть, что происходит наверху, но примерно представляла, как гнутся и ломаются весла, как ветер рвет паруса, как рушится разбитая ударом молнии мачта. А потом она почувствовала жуткий удар, и в ее каморку, как и в другие помещения корабля, хлынула соленая вода. «Неужели это конец?» — почти без страха подумала Даждьроса, и мир поглотила тьма.