Русалка для слуги Кощея

Двое суток они провели в открытом море, не смыкая глаз, подкрепляя силы остатками спасенных с корабля заново просушенных сухарей и засоленной в дни постройки челна рыбой. К вечеру первого дня небо на горизонте в полуденной стороне прорезали зарницы, и хлынул ливень. Даждьроса подставила было котелок, чтобы запастись пресной водой, но вскоре оказалось, что не о припасах стоит сейчас думать. Ветер окреп, став почти штормовым, волны вздымали гривы, точно играющие злые кони, подбрасывая утлый челнок и грозя перевернуть. Велимор, успевший до начала непогоды наполовину убрать парус, с трудом удерживал рвущееся из рук правило. Даждьроса, спешно наполнив дождевой водой бочонок, принялась вычерпывать морскую воду. Лодка вовсю черпала бортами, грозя перевернуться, молнии сверкали почти над головой, громовые раскаты оглушали, пробирая до самого нутра. — Может быть, попросишь владыку Ньорда, чтобы утихомирился? — отфыркиваясь и кое-как перекрикивая бурю, обратился к русалке Велимор. — В прошлый раз он тебя послушался. Даждьроса едва не расплакалась от бессилия. Почему она перед лицом разбушевавшейся стихии оказалась такой слабой, совсем без магии и вдали от источников ее пополнения! Впрочем, над ветрами ни одна русалка не властвовала, да и морская вода все равно ощущалась как совсем чужая. К утру буря утихла, сменившись томительной мертвой зыбью. Хорошо, что ящеры не страдали от морской болезни. Парус поник, и Велимор сел на весла, передавая правило Даждьросе. Как бы ее ни мучили сомнения, она не решалась изменить выбранный отступником курс. Приближение земли возвестило о себе многоголосыми воплями морских птиц. Путники причалили к одному из крикливых и шумных в любую пору дня и ночи птичьих базаров, месту постоянных гнездовий крачек, бакланов, розовых и белых чаек, кайр, тупиков. Непросто оказалось отыскать место для лагеря. Впрочем, кладки указали путешественникам верхнюю границу прилива. Велимор и Даждьроса подняли лодку и в ней устроились на ночлег, уже не стесняясь друг друга, закутались в просохшие за день плащи и заснули тяжелым, точно похмелье или бред, наполненным тревожными видениями сном, в котором продолжали держать правило или грести. Оба настолько вымотались в борьбе со стихией, что даже не ослабили пояса и не сняли обуви, не видя необходимости нести стражу. Птицы все равно предупредили бы об опасности. — Вот ведь беспокойное соседство, — разминая затекшие члены, поморщился с утра Велимор, недовольно вслушиваясь в птичий крик, который на рассвете звучал особенно громко и ликующе победно. — Они приветствуют возрождение солнца, — зачерпывая воды, чтобы умыться, улыбнулась Даждьроса. — А в остальное время чего им неймется? — проворчал Велимор, который даже в дни прежней своей жизни, будучи связан с огнем и металлом, живой природой не очень-то интересовался. — Привлекают избранниц, зовут родителей, ссорятся с соседями, предупреждают о приближении врагов, — пояснила Даждьроса, наблюдая за дракой крачек, не поделивших мелкую рыбешку. — Если бы не крайняя нужда, ни за что бы сюда не сунулся, — недовольно пробормотал Велимор, отряхивая с паруса, которым они ночью накрывались, и соскребая с бортов лодки птичий помет. — Бессмысленные прожорливые твари. И им при этом боги дали крылья! Даждьроса понимала досаду своего спутника и знала, что моряки неспроста хотя и радуются при виде птиц, возвещающих о близости суши, но чаек от кораблей отваживают. И все же Велимор досадовал зря. Птичье гнездовье не только пополнило их скудные запасы свежими яйцами, но и подпитало магию Даждьросы. Теперь она могла немного управлять дождем, чтобы, избегая их с Велимором голов и спин, он стекал прямиком в котелок и бочонок, и без кресала высекала огонь, хотя запаса дров, который они взяли с собой и берегли от влаги, хватило лишь на одну ночь. Оставив скалу с растревоженными птицами позади, отступник, как и обещал, повернул в сторону Восхода. Даждьроса вздохнула с облегчением, но ничего не сказала, убирая остатки птичьего помета и с надеждой глядя, как косматое с ночи заспанное солнце медленно поднимается из моря. На птичьем острове она и в самом деле немного отдохнула душой, наблюдая, как чайки, кайры и крачки придирчиво выбирают защищенное от ветра и воды удобное место. Как укладывают камни, выстилая гнезда мягчайшим пухом. Как по очереди оберегают от холода и жадных соседей кладку, как заботятся о птенцах. В милом ее сердцу лесу волки и лебеди тоже образовывали пару на всю жизнь, успевая выкормить и поднять несколько выводков. Да и в людских селениях и градах семьи крепли сыновьями, заботливые отцы выдавали замуж подросших дочерей, молодые матери тешились, пестуя младенцев, а старики умилялись на внуков. У народа ящеров существовал похожий обычай. В отличие от диких неразумных сородичей, нередко забывавших о кладке, потомки Ящера-Велеса растили детей вместе, образовывали крепкие семьи. И хотя родители Даждьросы, оберегая свои угодья, чаще жили порознь, она всегда чувствовала их поддержку, ощущала лучи безусловной любви. Остров, к которому они причалили следующей ночью, оказался хотя и более низким, но достаточно большим, чтобы там сумели закрепиться неприхотливые стланики и мхи, обиталище пеструшек, зайцев, пуночек и прочей мелкой живности, а также различные родичи вереска, включая бруснику и морошку, которые уже успели отцвести и дали первые ягоды. Велимор поставил силки, куда попалась пара зайцев, Даждьроса набрала ягод, потолкла к мясу и приготовила взвар. Разделывая тушки, отступник с интересом наблюдал, как она хлопочет, переливая взвар в туес, который сделала тут же из коры карликовой березы. На живой земле магии немного прибавилось, хватило, к примеру, чтобы зачаровать туесок, не позволяя ему протекать и не давая взвару раньше времени остыть. На большее пока сил не хватало, а выпить весь остров досуха Даждьроса посовестилась. Она же не Кощей. Велимор наблюдал за спутницей с интересом и, кажется, легким оттенком зависти. Он чувствовал ее живую магию, отличную от потребной для кузнечного дела огненной и земляной, которой прежде владел, но все равно созидательной. Увы, теперь мог лишь убивать. — И почему же ты, такая красивая да разумная, еще когда жила среди своих, справного мужа себе не нашла? — невольно повторяя слова ее отца, спросил Велимор. — А что бы это изменило? — вопросом на вопрос ответила Даждьроса. — Али сама не знаешь? — поднял густую черную бровь ящер, — Если бы ты свой дар сумела дочери-наследнице передать, Кощей бы не имел над тобой власти. Уж до ее совершеннолетия точно. Али по сердцу никого не сумела выбрать? Что могла ответить Даждьроса? Не говорить же отступнику, что кроме него, окаянного, никто из соплеменников не был ей мил, ни от чьих взглядов не загорались щеки, не трепетало ретивое, не наступала на душе сухота-ломота. Он ее молчание истолковал иначе. Отвел взор, вытирая руки от крови и закидывая мясо в освобожденный от взвара котелок. — Через неделю, если море не принесет больше неприятностей, доберемся до матерой суши и кочевий ищущих. Там передохнем и двинемся в Гардар и далее к твоей родне. — Ты думаешь, ищущие тебя примут? — с сомнением глянула на спутника Даждьроса. — А куда им деваться? — пожал плечами Велимор. — Бедные оленьи пастухи боятся гнева старой Лоухи, хозяйки холодной Похьелы и верной союзницы Кощея. Да и магию Ледяного копья на себе пробовать вряд ли захотят. Скажем им, что идем в Гардар, чтобы нанять там новый корабль взамен потопленного бурей. Только бы не встретить по пути кого другого из Кощеевых слуг.