Русалка для слуги Кощея

В родном Змейгороде даже мужчины, пришедшие с охоты или забивавшие домашнюю скотину, не говоря уже о вернувшихся из похода воинах, не могли переступить порог дома, приблизиться к домашнему очагу и притронуться к пище, не пройдя обрядов очищения. Чтобы пропитавший одежду и оружие запах крови не оскорбил добрых богов, чтобы скверна Нави и смерти не проникла в пределы жилья, чтобы души убитых врагов сбились со следа. Для охотников и воинов возле городских стен у реки испокон века даже стояла отдельная просторная изба, в которой они жили первые три дня после возвращения, очищаясь банным паром, добрыми травами и речной водой. И Велимор в бытность свою Велибором никогда не отказывался от этого обряда. Порубив кромешников Кривозуба, он тоже вместе с участвовавшими в сражении ищущими прошел окуривание травами, которое над всеми воинами свершил шаман, очищение паром в одной из веж, где, обдавая водой разогретые в костре камни, устроили что-то вроде парной. Потом долго плескался в ручье, чистил оружие и одежду. Лишив с помощью ледяного копья жизни Бешеного и его подельников, он едва успел умыться и ополоснуть руки от крови, чтобы не пачкали лодку и не скользили на веслах. Конечно, Даждьроса понимала, что они все еще находятся в пути, а их плавучее пристанище никогда не сравняется даже с утлой хижиной лесного отшельника. Но все равно сердце теснилось от тревожных дум, а руки почти непроизвольно плели защитные заклинания. — Не трать магию, — налегая на весла, одернул ее Велимор. — Лучше правило выровняй. Рыщем же, как нерпа на охоте! — Думаешь, они нас все равно отыщут? — спросила Даждьроса, послушно уводя лодку со стрежени к пологому берегу и ложась на курс. — Не думаю, а знаю, — фыркнул, немного переводя дух, Велимор. — И без помощи всякой магии. Бешеного, скорее всего, отправили разведать. — Ты правда надеялся их обмануть и выиграть время? — чуть погодя спросила Даждьроса. — Самую малость, — признался Велимор. — А так просто не хотел бить первым. Стремясь поскорее добраться до Змейгорода, они не стали приставать к берегу после заката, благо белые ночи северного лета и чутье ящеров позволяли им не сбиться впотьмах с пути и не напороться на топляк или мель. Заклинив на длинном плесе правило, Даждьроса даже ненадолго вздремнула, ведая, что спутник управится с лодкой и без нее. Ближе к рассвету, когда полупрозрачный лиловый сумрак окрасился розовым, а верхушки умытых росой сосен на Восходе заиграли россыпью адамантов, парус поймал попутный ветер. Велимор убрал весла, распрямил натруженную спину, прислушался, пытаясь по каким-то ведомым ему одному приметам определить приближение погони, придирчиво глянул на Даждьросу и решил, что все-таки можно дать немного отдыха и себе. Заснул он мгновенно и спал настолько крепко и мирно, что, когда ветер стих, и парус поник, Даждьроса посовестилась его будить. Повелевать водами реки, направляя их в нужную сторону, для русалки не составляло особого труда, а магию она почти восстановила. Когда Велимор пробудился, солнце стояло высоко в зените. Отраженное рекой небо очистилось от облаков, завораживая пронзительной чистотой лазури. Темнохвойный лес, обрамленный золотистой каймой рогоза и тростника, расцвеченной кое-где алыми пятнами ракит, дышал ароматами хвои и трав. Над речной гладью, высматривая добычу, носились, покрикивая друг на друга, чайки, белые изысканные цапли чинно сидели на полузатопленных корягах или низко нависающих над водой ветвях. Велимор прищурился на солнце, посмотрел на берега, проследил за ходом лодки, бросил взгляд на обвисший парус… и ничего не сказал. О чем-то задумался, глядя на все еще лежащие без дела кафтан и отрез ткани на платье с золотыми застежками, и на его проборожденное шрамом лицо набежала тень озабоченности. Он еще раз посмотрел на берег, послюнявил палец, проверяя направление ветра, пошлепал губами, что-то прикидывая в уме, и снова налег на весла. Всю ночь и весь следующий день они провели в пути, обходя возле противоположного берега редкие в этих местах прибрежные села, отводя глаза рыбакам и портмойкам. Впрочем, оба прекрасно понимали, что, пока они идут по Дивне, преследователям нет нужды вдаваться в расспросы. Вечером они пристали к берегу недалеко от того места, где из Дивны выбегала ведущая прямиком к Змейгороду большая протока, называемая Свиярью. Ящеры, когда ходили по торговым делам, часто пользовались ею, предпочитая кружному пути по Дивне. Надежно привязав лодку, Велимор стал таскать валежник, явно собираясь развести костер, хотя, по мнению Даждьросы, дым мог привлечь внимание их преследователей. — Нам надо провести обряд очищения, — напомнил Велимор. — Он поможет сбить слуг моего бывшего господина со следа. От своего проклятого дара я избавиться, конечно, не смогу, но души Бешеного и Хвата, которые наши преследователи используют вместо ищеек, возможно, сослужат нам еще одну службу. Даждьроса, не совсем понимая, что же ее спутник задумал и почему об обряде вспомнил только сейчас, помогла ему сложить костер из можжевеловых и кедровых веток. Потом по его же приказу вскипятила в котелке воду, вместе с корнем мыльнянки добавив туда мяту, зверобой, крапиву и еще с десяток трав. Дым стлался по земле, окуривая обоих. Русалка, конечно, знала, что на третью ночь души убитых, если их вовремя не отвадить, приходят, чтобы отомстить. Но вряд ли Велимор всерьез опасается Бешеного и его подельников. Пока Даждьроса возилась с отваром, отцеживая его в одолженную у ищущих бадью, Велимор, спустившись по мелководью на несколько сотен шагов по течению Свияри, сладил из сухостоя и валежника, который набрал явно с запасом, утлый и почти ни на что не годный плот, кое-как скрепив кривые поленья лыком. Потом тем же путем вернулся и перенес бадью с отваром и несколько тлеющих веток. Даждьроса прихватила березовые и можжевеловые веники и отправилась за ним следом, стараясь не оскользнуться на прячущихся в иле замшелых голышах и недоумевая, почему ее спутник решил проводить обряд очищения не на берегу Дивны. — Не дело, конечно, скверну по направлению к владениям ящеров отправлять, — посетовал Велимор, расстегивая пояс. — Но, надеюсь, батюшка Велес не осудит, и духи предков не разгневаются. Он снял одежду и исподнее, положил их на плот, набил камышом на манер чучела и призвал Даждьросу сделать то же самое. Потом вошел в воду и, хорошенько ополоснувшись на глубине, принялся растирать тело речным песком и нахлестывать можжевеловым веником. Даждьроса тоже взяла в руки колючий можжевельник. Она обычно предпочитала березу, но хвоя очищала лучше. Потом, пока она возилась с волосами, ополаскивалась взваром и надевала чистую рубаху, Велимор вывел плот на большую воду. Когда оба вернулись к почти прогоревшему костру, последние лучи солнца погасли, и на землю пал обманчивый, скрывающей цвета серый сумрак. Переодевшись и окурив дымом поклажу, Велимор и Даждьроса присыпанной солью и пеплом землей очертили костер и вытащенную на берег, отдраенную до досок лодку и стали ждать. Бешеный и его подельники, еще более безобразные, нежели при жизни, коряво перебирающие окостеневшими, начавшими разлагаться членами, распространяющие запах гнилой плоти, пожаловали в полночь. Слепо озираясь и принюхиваясь, они какое-то время кружили по берегу за пределами оградительного круга, потом, видимо, взяв след, с воем направились к тому месту, где Велимор и Даждьроса совершали омовение, Заметив не успевший далеко отойти плот, вернее, учуяв запах своей крови и смерти, пропитавший оставленную на плоту одежду, они издали торжествующий вопль и неуклюже потрусили вдоль берега Свияри, продолжая преследование. Пока Даждьроса, зная, что возле огня ни одна злокозненная навья ее не настигнет, холодела и замирала от страха, Велимор спокойно полировал лезвия топора и меча, сводя с них клеймо Хозяина Нави. На угрюмом лице ящера играла удовлетворенная улыбка.