Русалка для слуги Кощея

Хотя Княжий град стоял ближе к верховьям реки Зверь, изнурять себя работой у весла или тратить на управление течением магию Даждьросе не пришлось. Река, словно послушный седоку конь, казалось, сама несла лодку в нужном направлении, а ветер надувал парус. Даждьроса догадывалась о том, кто ей помогал, но помалкивала об этом. Велибору помимо нездоровья хватало тяжких размышлений. — И ты думаешь, что люди осмелятся нас принять? — сомневался он. — Надеюсь, их память окажется не такой короткой, как у братьев-ящеров, — пожала плечами Даждьроса. — Князь меня еще в тот раз не хотел выдавать, собирал войско, предлагал укрыться за стенами. — Много бы против ледяного копья помогли эти стены, — фыркнул Велибор… и тут же мрачно замолчал, глядя на проплывающие мимо берега. Черная магия Нави его и самого едва не сгубила. Солнце теплыми лучами, словно бережными руками, гладило тянувшийся к нему лес, касалось ветвей, расправляло листья. Щедро рассыпало по воде золотые чешуйки вроде тех, из которых делают девичьи повязки или длинные колты. Мелькание шаловливых солнечных зайчиков, затеявших на речной поверхности игру в горелки, заставляло Велибора щуриться, нагоняло на глаза непрошеную слезу. Или это опять одолевали воспоминания о том, как он впервые пришел в эти края по приказу Кощея? — Тебя-то в Княжьем граде, может быть, и примут, — проговорил наконец ящер. — А что делать со мной, окаянным? Одни несчастья тебе от меня. — Я объясню князю, — начала было Даждьроса. — Братьям-ящерам уже объяснила, — горько осклабился Велибор. — Тогда наведу морок или просто скажу, что нашла тебя изрубленного в лесу и не смогла бросить, а кто таков, не знаю. — И главное, почти не погрешишь против истины, — горько усмехнулся ящер. — Теперь я никто и звать никак. Только не думаю, что княжьи люди тебе поверят. — Если открою правду, тем более, скажут, как братья, что я рассудком повредилась, — в тон ему отозвалась Даждьроса. — А я еще раньше, — кривясь от боли в помятых ребрах, рассмеялся ящер. В самом деле, их путешествие по дороге изгнания, как и попытки сбить со следа врагов и найти хотя бы временное пристанище, напоминали дорогу очертя голову над бездной. — Не стоило меня похищать, — отозвалась русалка, поправляя на плечах раненого меховое одеяло и приникая к его губам поцелуем. Велибор не только не противился, но отвечал уже, кажется, с большим жаром, нежели позволяло его состояние, а потом приподнял голову и даже выпростал из-под одеяла руку в повязках, силясь обнять. Эта ничтожная попытка управиться со своим телом отняла у него остаток сил, и он откинулся на набитую целебными травами подушку, морщась от боли и досадуя на слабость. — Кощей нас все равно в покое не оставит, — напомнил он. — Узнает, где мы, и пошлет новое войско. — На этот раз я ему тебя не отдам, и сама не сдамся, — указывая на сокрытый передником подарок дэва, решительно сдвинула брови Даждьроса. Пока, впрочем, на приближение Кощеевых слуг ничего вроде бы не указывало. Река несла их лодку, с берега за ними ненавязчиво и дружелюбно присматривали хранители леса. Над водой звенели комары, длинноногие цапли меланхолично прохаживались в заводях на мелководье, чайки высматривали в воде добычу. Нагретый полуденный воздух источал ароматы смолы и трав, прославляя жизнь и отпугивая Навь. К берегу они приставали, только чтобы разжечь на песке костер из хвороста и сухостоя, приготовить лечебные отвары и еду, а потом уничтожить все следы. Русалочьими чарами Даждьроса почти не пользовалась, да и магия Ледяного копья в теле ослабевшего от ран ящера словно затаилась. Зато в реке и над лесом ощущались следы двух сил, древних и могучих, почти как сама Земля. Благополучно разминувшись с княжескими дозорными и рыбаками, что, как поняла Даждьроса, тоже произошло не без участия Лешего и того, кто управлял течением реки, они на рассвете третьего дня пути свернули в мелководную протоку и к вечеру добрались до знакомой избушки. Велибор, утомленный ранами и дорогой, крепко заснул. Он вообще после еды или, пригревшись на солнышке, часто дремал, восстанавливая силы. Ящеры, особенно в пору холодов, вообще могли, словно их дикие предки, и полгода проспать. А истинную форму, дающую раненым воинам быстрое исцеление, Велибор принять не мог. Еще издали Даждьроса увидела, что над крытой дерном кровлей, безошибочно находя отверстие дымогона, поднимается добрый дымок. Накидывая канат на деревянный столбик причала, Даждьроса задумалась о том, как ей лучше поступить. Использовав магию, поскорее перенести раненого к теплой печке или оставить пока в лодке, а самой посмотреть, насколько радо возвращению прежней хозяйки покинутое жилище? Не пришлась ли избушка по душе новой целительнице? Или очаг затеплил почуявший возвращение хозяйки Домовой? Даждьроса ясно ощущала запах любимой ухи. Присутствия нави русалка не чувствовала, но мало ли какие ловушки мог приготовить Кощей. Впрочем, едва Даждьроса сделала шаг, чтобы ступить на брег, из лесу показались лешутки и лешачата. Вытащили лодку на берег, бережно подняли и перенесли в дом спящего Велибора, потом принялись за припасы. Даждьросе оставалось лишь последовать за ними. Поднимаясь по ступенькам крыльца, она заметила, что дверь, которую в день ее пленения ватажники Велимора снесли с петель, если не разбили в щепы, не только свободно открывается, удобно ложась на стойки косяка, но и подлатана свежим тесом. В избе их уже ждали. На лавке возле печки-каменки, помешивая в горшке деревянной ложкой уху, сидел принявший человеческий облик батюшка Водяной. Дождавшись, пока лешачата, устроив на лавке спящего Велибора и сноровисто разложив по углам поклажу, без единого слова убегут обратно в лес, он улыбнулся Даждьросе: — Ну здравствуй, доченька! Не чаял увидеть тебя в этом мире!