Русалка для слуги Кощея

— Ну как, не устала, моя любушка? — перенося Даждьросу через порог и направляясь к устланному шкурами, пахнущему ароматными отгоняющими нечисть травами и свежей соломой ложу, спросил Велибор. — Для того, чтобы тебя разуть, сил точно хватит, — крепче обвивая могучую шею руками, уверила его Даждьроса. — А остальное за тобой, — добавила она. Велибор без лишних слов опустился на ложе и, устроив Даждьросу на коленях, приник поцелуем к ее устам, перебирая ее распущенные волосы, оглаживая плечи, подбираясь к бедрам. Даждьроса его подбадривала, подставляла для ласк подбородок и грудь, набухшую и готовую, казалось, излиться то ли живительной росой, то ли молоком грядущего материнства. Велибор, постанывая от удовольствия, стянул нарядную рубаху, украшенную оберегами народа ящеров. Даждьроса сама их вышивала в дни его болезни, надеясь, что древние хранители их народа уберегут любимого и от новых бед. На улице продолжался пир. Как ни налегали на выпивку и съестное веселые гости, но княжеские повара, пекари и пивовары расстарались так, чтобы хватило всему городу и еще осталось такому обжоре, как Горыныч. Лилось рекой пенистое пиво. Не задерживался в ковшах крепкий сыченый мед. Исчезали с подносов пироги да ковриги. Рушились приготовленные искусными мастерами начиненные севрюгой терема и диковинные птицы в лебяжьем и фазаньем оперении. А с поварни и пекарни несли новые горшки да подносы, подкатывали из погреба бочки, предлагали печатные пряники, заморские фрукты и разносолы. И не смолкали звонкие песни. Даждьроса и сама бы с удовольствием подтянула. Она наизусть знала все людские напевы: в годы жизни в Княжьем граде ее нередко звали на свадьбы, а потом на родины. Но сейчас они с Велибором до завершения обряда не принадлежали ни одному миру и потому сидели рука об руку во главе стола на собольей шубе, постеленной мехом вверх, но поначалу даже не ели, поскольку их ложки лежали связанные друг с другом. Только когда Горыныч, как бы спохватившись, позвал волхва, который одним неуловимым движением развязал хитрый узел, Даждьроса и Велибор зачерпнули по ложке рассыпчатой, золотой от масла каши и надломили по пирогу. Горыныч уже суетился рядом, поднося чарку меда, пока подруги пели величальную, обещая долгую счастливую жизнь и продолжение рода в детях. Выполняя обязанности дружки, Горыныч пил сегодня за двоих, а балагурил и плясал за четверых, кружа на могучих плечах по две, а то и по четыре красные девки. К концу вечера его заметно пошатывало. Но как только старый волхв, окончательно убедившийся, что избранник целительницы пришел в их землю не со злом, от имени богов и предков благословил молодых, с Горыныча словно слетел весь хмель. Ему ведь как примерному дружке предстояло провожать брата и его избранницу к брачному ложу, а потом нести караул всю ночь, чтобы никакое зло в ложницу не пробралось. Велибор меж тем все больше распалялся. Развязав тесемки рубахи избранницы, он покрывал поцелуями ее плечи и шею. Только уже почти уложив Даждьросу на постель, он вспомнил про сапоги. Кажется, без этой последней части обряда в какой-то момент он хотел обойтись, но потом все же решил, что еще несколько мгновений подождать сумеет. Вдруг боги осерчают и не признают их союз. Даждьроса, уже наполовину раздетая и растрепанная, скользнула вниз и, как у поколений предков было заведено, потянула за голенище. Велибор ей помогал. Когда ее руки коснулись лишь недавно побледневших рубцов от вражеских копий, пронзивших правую ступню милого, ее сердце зашлось от жалости и тревоги, а тело сотрясло рыдание. Да что ж у нее все не как у людей! Не положено невесте плакать на брачном ложе. Все причитания заканчиваются в родительском доме. Но, видно, и потому, что терем, откуда ее забирали, принадлежал хотя и добросердечным, но посторонним людям, и обретенное счастье пугало своей недолговечностью и непрочностью, словно дом, выстроенный на краю бездны, слезы изливались сами, точно роса. Велибор осушал их поцелуями. Он бережно поднял ее, посадил, баюкая, на колени, потом снова уложил ее на ложе, освободив от одежды и продолжая ласкать. — Все будет хорошо, моя любушка, — заверил он ее. — Теперь, когда ты, почитай, вытянула меня из Кощеева полона, мы точно справимся. Даждьроса улыбнулась в ответ, но в какой-то момент почувствовала робость. Все-таки ящеры, особенно в истинном обличье, в любовных играх, случалось, проявляли буйный нрав своих предков, обвивая избранниц змеиными кольцами и даже покусывая. Замужние подруги едва ли не с гордостью показывали друг дружке ссадины и синяки, полученные в пылу страсти и замеченные только поутру. И хотя ее избранник истинное обличье принять не мог, Даждьроса беспокоилась о том, как в минуту упоения, когда разум затуманен и подчинен зову природы, поведет себя ледяное копье. — Не бойся, милая, — щекоча бородой ее ухо, ободрил ее Велибор. — Когда не просто бездумно или от злости удовлетворяют похоть, а свершают таинство, прославляя любовь и жизнь, темная магия Нави отступает и теряет силу. Жалко, что не насовсем. Он брал ее терпеливо и бесконечно нежно, смакуя каждое прикосновение, точно долгожданное лакомство, безошибочно уловив тот миг, когда она полностью была готова его принять. У коновязи ржали привязанные чуть поодаль от кобыл жеребцы, гомон гостей постепенно затихал. Они с Велибором лежали рядом, наслаждаясь близостью друг друга. Их впереди ожидала целая ночь, и все семь миров, сошедшись, благословляли их союз, завершая обряд.