Русалка для слуги Кощея

Возле Сорочьих гор им удалось оторваться, получив небольшую передышку. Порождения Нави, видимо, сочли, что Велимор-отступник вместе с бывшей пленницей решили укрыться у брата, и потому слегка снизили темп, тем более что в безводных степях для пополнения магии крови они не имели так уж много возможностей. Отчасти они не ошибались. Беглецам требовалась передышка, да и Горыныч хотел забрать с собой припрятанную в берлоге казну и еще какие-то ценности. Хотя его жилище и в самом деле больше напоминало звериное логово, нежели пристанище потомка богов, едва обратившись, Даждьроса без сил упала на застеленный шкурами пол, и ее спутники последовали ее примеру. — Что, невестушка, устала? — тяжело переводя дух, ласково поддел ее Горыныч. — Говорил я тебе опускаться ко мне на спину. Даждьроса не ответила, с тревогой глядя на Велибора. Ящер, хотя и кутался всю дорогу в теплый плащ, совсем закоченел и выглядел измученным. Болезненно скривившись, он прижимал руку к груди. На бледном лице, словно расплескивая скверну нави, выделялся черный шрам. Горыныч тоже придирчиво глянул на брата и без лишних слов затеплил в очаге огонь, благо сухие поленья дожидались хозяина. Даждьроса, кое-как поднявшись, согрела воду, приготовила целебный отвар, отпаивая любимого, пока деверь возился, доставая съестные припасы. — Опять ледяное копье? — спросила Даждьроса встревоженно, вспоминая, что в те дни, когда они шли по реке от Гардара, стремясь достигнуть Щита исполина, проклятый дар отнимал у Велибора куда меньше сил. Или тогда она узнала любимого еще недостаточно хорошо? — Тогда их было меньше, и большая часть из них принадлежала к миру живых, — устало пояснил ящер. — Потерпи, братишка, — помешивая в котле шкворчащее сало и собираясь заправить варево крупой, успокоил Горыныч. Даждьроса спешно промыла крупу, не желая, чтобы на зубах хрустел песок, положила соль и перед готовностью заправила кулеш ароматными травами. Всем им требовались силы для решающего броска. Прежде, чем расположиться на отдых, русалка создала водяное зеркало, первым делом попросив показать пограничную крепость и земли Светлейшего. По берегам Лады только выпал первый снег, и его белоснежный нарядный покров помимо стежек звериных следов пока нарушали лишь взбивающие землю копыта коней дозорных. Воины сторожи, отправленные навстречу вражеской рати, спешили принести Светлейшему весть о том, что Кощеева рать развернулась, чтобы преследовать ящеров и русалку, а вслед за ними отступают и войска конунгов данников. Даждьроса тоже их увидела. Не солоно хлебавши, потеряв пятую часть воинов, даже не обнажив клинки, они месили грязь напополам со снегом, отступая по оскверненной, разоренной земле, представляя собой достаточно жалкое зрелище. Их соратники, заточенные в тесные клетки, которые несли мчащиеся на тлетворных крыльях магии крови мертвецы, смотрели по сторонам угрюмо и даже не делали попыток сбежать или хотя бы поддержать впавших в отчаяние товарищей, обреченно ожидая конца. — Стервятники трусливые! — отряхивая с рыжей бороды остатки крупы, скривился Горыныч. — Привыкли падаль за господином подбирать, сами почти что падалью стали. — Те, в ком еще оставалось мужество, давно ушли в другие земли или пали с честью, пополнив войско немертвых, — сумрачно пояснил Велибор. — В этих краях не только дань, но даже Кощееву десятину всегда собирали легко. Почему бы не избавиться от лишних ртов и недовольных. Горыныч и Даждьроса, покачав головой, переглянулись. Все знали, что Кощеевой десятиной называли страшный оброк в виде пленников, которых везли на заклание. В землях данников обычно на расправу черным колдунам Хозяина Нави помимо клейменных преступников отдавали одиноких стариков, сирот или тех, кто смел роптать и желать иной жизни. И лепшие мужья, и рядовичи считали такой порядок разумным и справедливым, ибо он сберегал их земли от нашествия. Велибору в годы службы эту дань случалось собирать. Даждьроса помнила клети для пленников на его корабле. Переступая через людские страдания, не слыша проклятий, не замечая слез, он тешил себя мыслью о том, что делает это ради сестры. «На службе Кощею мне случалось делать вещи и похуже». Даждьроса понимала, что любимый тогда себя не оговаривал. Как он стремился на Щите Исполина кровью смыть годы службы злу, с какой истовостью в недолгие недели жизни в Княжьем граде делился секретами мастерства, помогал бороть моровую язву, а теперь снова рисковал жизнью, считая это не искуплением, а просто долгом благодарности. И такого Велибора они с Горынычем помнили и любили. Не желая продолжать болезненную тему, Даждьроса попросила зеркало показать кощеево войско. Порождения Нави, ведомые черными колдунами, приближались к отрогам Сорочьих гор, и долгая ночь начала зимы укутывала их сотканным из страхов и недомолвок черным, как прогоревшие уголья, рваным плащом. Впрочем, безобразие пришельцев и их враждебность всему живому ощущались и без помощи зрения. Почуяв запах тлена, ночные птицы прерывали свои песни, а волки, рыскавшие по степи, спешили укрыться в логово. И лишь Черные пески оставались безмолвны и равнодушны, готовые поглотить и живых, и мертвых. Туда беглецы и собирались держать заутра путь. Даждьроса даже думать себе запрещала о подарке дэва, хотя, приняв человеческий облик, в первую очередь проверила, что огниво на месте. — Не бойся, у нас все получится — обнимая ее, прежде чем погрузиться в сон, успокоил любимую Велибор. — Я в этом не сомневаюсь, — успокоила его Даждьроса. — Если что-то пойдет не так, знай, что я никого так сильно как тебя не любил. И не только потому, что ты дала мне надежду и вернула меня к жизни. Даждьроса ответила ему поцелуем. — Кончайте там болтать. Завтра всем понадобятся силы, — проворчал со своего ложа Горыныч.