Русалка для слуги Кощея

Сотканный из огня, этот стремительно закручивающийся вихрь хотя и обладал сокрушительной силой, сбивая и поглощая устремившийся ему навстречу столп огня и одновременно затягивая в свое око незадачливых борцов с навью, но почему-то не жег, а только согревал и успокаивал. «Держитесь! Сейчас взлетим выше седьмых небес. Ту силу, которую вы выпустили, использовав мой дар против черных магов, сумеет остановить только пламя верхних небес и хлад междумирья». «Коркуд? Откуда ты здесь?» — узнав голос дэва, доносившийся из ока смерча, не поверила своему мысленному слуху Даждьроса. «Ты же сама меня позвала», — напомнил тот. «Прости, что плохо о тебе подумала», — устыдилась своих мыслей Даждьроса. «В тебе говорило отчаяние, — успокоил ее Коркуд. — Мало кто даже из бессмертных решится бросить вызов Хозяину Ледяных островов. А вы одержали победу. Теперь только осталось восстановить равновесие стихий, а заодно спасти ваши жизни». Управляемый Коркудом смерч поднял их над землей на такую головокружительную высоту, на которую не забирался еще никто из ящеров или других детей земли и воды. Даждьроса даже не была уверена, что туда, где они проносились хвостом ослепительной кометы, забирались ирийские птицы. Мимо мелькали изукрашенные драгоценными камнями дивные чертоги Верхнего мира и цветущие сады, отягощенные золотыми и серебряными плодами. Предание гласило, что в этом краю вечного лета, где нет места насилию и смерти, гуляют бок о бок медведь и бык, леопард и жираф, а скимен не задирал нежную лань. Так это или нет, Даждьроса не смогла убедиться. Картина промелькнула перед глазами стремительно и исчезла безвозвратно, сменившись ослепительным сиянием верхних небес, которое вмиг погасил непроглядный мрак. Даждьроса даже сначала решила, что ослепла, потом поняла, что их провожатый прокладывает дорогу по путям междумирья, о которых ей рассказывали матушка и отец. Самой ей там бывать не доводилось. Впрочем, как и большинство рожденных в Змейгороде русалок и ящеров молодого поколения, она после обряда посвящения, пройденного на отцовском заветном озере, не покидала Среднего мира. Удастся ли туда вернуться вновь? «Почему не удастся? Сейчас откроем еще один ход и пойдем на посадку», — деловито пояснил Коркуд. Братья на его слова не отреагировали, не имея сил не только на вопросы, но и на выражение благодарности. Велибор, который во время противостояния выложился больше них всех, вообще не мог разомкнуть веки, хотя Даждьроса чувствовала, что он все еще жив. Огненный смерч, продолжавший лететь за ними следом, частично отдал силу верхним небесам, частично успокоился, охлажденный первозданной тьмой междумирья и теперь, словно укрощенный умелым наездником норовистый конь, покорился Коркуду. И все же приземление выбило из Даждьросы дух. Когда же русалка снова сумела разлепить отяжелевшие веки, ее взору предстало пышное и даже немного вычурное убранство светлых покоев, за окнами которых простирался, поражая своей пышностью, ухоженный сад. Изукрашенные ажурной резьбой высокие своды подпирали изящные тройные колонны. Сложенные из камня, задрапированные дорогими тканями стены покрывали сложные орнаменты, куда резец искусного мастера включил обереги огня и фрагменты древних преданий. Возле изголовья кровати на низком столике стоял серебряный кувшин, наполненный сладким шербетом, а подле него на огромном блюде лежали диковинные фрукты. Впрочем, ни роскошь покоев, ни приятная мягкость застланной шелком постели, ни убаюкивающее журчание фонтана или ручья, ни пьянящие ароматы незнакомых растений и пряностей сейчас не занимали Даждьросу. Она кое-как приподняла голову, чтобы разглядеть простертого на соседнем ложе Велибора. Возле ящера суетились лекари и слуги, и такие же усердные, расторопные служители хлопотали над ней и возле ложа Горыныча. Судя по ощущениям, они на этот раз все трое полностью выложились в противостоянии, поскольку она опять не только не чувствовала в себе магию, но и не ощущала даже следа ледяного копья. А что если для Велибора эта схватка оказалась роковой? Хотя ящер не получил ран, ледяной щит, который он подпитывал только собственной кровью, мог вытянуть из него если не душу, то жизнь. Перепачканное в крови и черной слизи, вытекавшей из открывшегося шрама, лицо приобрело не просто восковой, но какой-то оловянно-свинцовый оттенок, выглядевший особенно пугающе в сочетании с разметавшимися по подушке черными волосами. Под запавшими глазами залегли глубокие тени. Когда прислужники сняли с него доспехи и одежду, Даждьроса с ужасом увидела, что старые, давно зарубцевавшиеся раны тоже открылись и кровоточат. Да и Горыныч выглядел измученным. Видимо, последнее обращение отняло у него остатки сил. Себя Даждьроса не видела, но чувствовала слабость, придавившую к мягкому ложу и наполнившую тяжестью все тело. Даже поворот головы окончился предобморочной дурнотой и ледяной липкой испариной. — С твоими спутниками скоро все будет все хорошо, — ободряюще улыбнулся появившийся рядом с ложем Коркуд. — Огненному змею и вовсе требуется только отдых, чтобы принять избытки магии, которыми мы оба с ним напитались. С твоим супругом все, конечно, сложней. Он заложник Нави, и она его крепко держит, но мои сородичи знают, как обратить силу смерти во благо. Хотя смуглое лицо дэва выглядело озабоченным, а между соболиными бровями над умными, проницательными глазами залегла упрямая складка, он не выглядел измученным или даже утомленным. Трудно сказать, за каким делом его застал отчаянный призыв Даждьросы, но его шелковый халат, подпоясанный узорчатым кушаком с жемчужными кистями, выглядел наряднее парадных облачений старейшин Змейгорода, а носки сафьяновых сапог смотрели в зенит. — Где мы? — едва имея силы шевелить губами, пролепетала Даждьроса. — В моем доме, — не без гордости указал на пышные покои дэв. — А если точнее на другой стороне пустыни в стране солнца, песка и огня, Подойдя к ложу Даждьросы, Коркуд бережно и деликатно приподнял ее, поднося к ее губам какое-то лечебное питье. — Остальное я расскажу потом. Ни о чем не тревожься и отдыхай, — приказал он, и Даждьроса погрузилась в крепкий исцеляющий сон.