Русалка для слуги Кощея

Когда Велибор, обшаривший весь корабль от киля до верхушки мачты, вернулся ни с чем, Даждьроса обессиленно опустилась на пол, заламывая иссеченные песком, ободранные о жесткую чешую Горыныча руки в безысходном хрестании. Слишком рано они все, опьяненные победой, расслабились. Слишком быстро объяснили затишье страхом и смятением духов пустыни, забыв о коварстве зла. — Это я во всем виноват! — отстегивая так и болтавшиеся за плечами обломки крыльев, проговорил Велибор, страшась даже подойти к жене. — Ты не мог всего предвидеть! — возразила ему Даждьроса, находя его руку в поисках поддержки. — Не думаю, что Кощей убьет девочку даже из желания отомстить, — осторожно попытался успокоить отчаявшегося брата и невестку Горыныч. –Наверняка он не отказался от своего стремления заполучить подательницу росы. — Знать бы еще каким лазом воспользовались его слуги, — озабоченно проговорил Коркуд. В городе их ждали новости, от которых стыла кровь в жилах. Сторонники тьмы, похитившие маленькую русалочку, открыли проход в Навь прямо из городских трущоб, и выплеск темной магии унес несколько десятков жизней. Финист и Стражи пустыни, обнаружившие похитителей и отправившиеся по их следам, сами едва уцелели и то лишь благодаря магии. Велибор и Горыныч, добравшиеся до центра циклопических размеров воронки, едва не угодили в паутину, замаскированную пеленой отводящих чар. Зеркало батюшки Водяного, которое еще в первые месяцы брака повесила мужу на шею Даждьроса, уберегло от беды. Когда же братья-ящеры, обезвредив ловушку, добрались до истекающего тьмой лаза, оказалось, что проход надежно запечатан изнутри и единственное, что можно сделать, обезвредить его, замуровав снаружи. К сожалению, Желане эти меры уже помочь не могли. До глубокой ночи продолжались раскопки завалов и поиски уцелевших. Даждьроса, Жар-птица и все служанки и женщины дома оказывали помощь раненым, счет которых шел на сотни. Целительницы, не ведая отдыха, останавливали кровь, скрепляли лубками сломанные кости, накладывали пропитанные целебными снадобьями повязки на жуткие ожоги. Все, кто владел магией, вытягивали скверну. Пострадавших несли нескончаемой вереницей: крепких мужчин, цветущих женщин, стариков и детей, и Даждьросе приходилось собирать всю волю в кулак, чтобы не начать голосить при виде матерей, пытающихся успокоить плачущих от боли малышей. Где-то в глубинах Нави в окружении безжалостных похитителей и кровожадных чудовищ сейчас ожидала своей участи ее Желана. Маленькая и беззащитная, не имеющая рядом никого, кто мог бы успокоить и утешить. О том, что дочь все еще жива, Даждьроса точно знала. Тоненькая ниточка, связывающая ее с маленькой русалочкой, натянулась до предела, но все еще откликалась движением капель росы. — Потерпи, милая, — успокаивая попавшую под обломки девочку-ровесницу русалочки, заклинала дочь Даждьроса. — Скоро все пройдет и будет все хорошо! Верила ли она сама в свои слова? Смертная малютка хотя бы могла надеяться на выздоровление и заботу близких. Участь Желаны висела на волоске. Когда над городом опустилась ночь, и поток раненых начал потихоньку иссякать, Даждьроса, отдав распоряжения служанкам-ящеркам и оставив в лечебнице не менее опытную в целительстве Жар-птицу, уединилась в своих покоях. Собрав последние силы, она создала водяное зеркало, надеясь с его помощью отыскать Желану. Поначалу зеркало сопротивлялось и даже в какой-то момент просто покрылось инеем, как крылья Велибора, отказываясь показывать то, что противоречило не только Правде, но и всем устремлениям любых, даже самых неразумных, живых существ. Ибо на вопиющее торжество смерти без содрогания могли взирать лишь ледяные глыбы или равнодушные далекие звезды, которые, впрочем, тоже брезговали заглядывать за темную изнанку мироздания. Затем водная гладь все же подчинилась отчаянной мольбе Даждьросы, хотя и русалка чувствовала под пальцами такую тяжесть, будто каждая капля превратилась в гранитный валун. Сначала взору открылась гигантских размеров воронка, на уступах которой роились сонмы чудовищ, мерзости которых не вынесла не выпустившая их на свою поверхность Мать-Земля. Чуть в стороне по обширной ледяной пустоши, гонимые сонмами демонов, постоянно вступая в борьбу друг с другом, рыскали в поисках поживы орды душегубов и лиходеев; те, кто злодеяниями расколол душу и кого не приняли Небеса и светлые Чертоги предков. Холодея от ужаса, словно ледяное дыхание Нави уже проникло в знойный Полуденный край, Даждьроса направлялась дальше, туда, где возвышалась построенная из человеческих костей крепость, на воротах которой стояли Лихо одноглазое и злая Недоля, а на башнях несли караул Горе да Кручина, Обида да Беда. Не испугалась Даждьроса. Незримо проникла в темный чертог, куда даже Велибор в годы его службы на Ледяных островах доступа не имел. Увидела полонянок из числа земных царевен да княжон, уныло гуляющих по тропинкам зачарованного сада, в котором на золотых деревьях качаются серебряные плоды, но не слышно ни пения птиц, ни шелеста листьев, ни звона ручьев. Их отцы, братья и мужья не согласились платить дани Кощею, и теперь красавицы жестоко расплачивались за это, вынужденные своей молодостью и жизненной силой питать хозяина Нави. Узрела и сестер-русалок, испугавшихся угроз Кощея, лишившихся угодий и превращенных его черной волшбой в тварей безобразных, более уродливых, нежели самые последние кикиморы. Чуть в стороне от них стояла ледяная статуя — золовка дорогая, Дождирада. Рассыпавшиеся по плечам косы смерзлись ледяными колосьями, выражение неизбывной муки застыло на нежном лице. И вот уже зеркало открыло взору русалки обширный зал. Посреди стоял золотой трон, на котором сидел сам Кощей. Словно в ожидании дорогих гостей, Хозяин Нави предстал в том облике, в котором его сейчас помнили только батюшка Водяной, Жар-птица, Финист да старейшины Змейгорода. Смоляные густые кудри обрамляли благородное лицо с правильными точеными чертами, какими не могли, пожалуй, похвастаться ни Горыныч, ни Велибор. Только улыбка на алых губах навевала жуть, а в глазах под стрелами бровей плескалась тьма. На коленях у супостата, притихшая и растерянная, сидела Желана. Плакать русалочка боялась, только испуганно моргала и терла кулачками глаза. Даждьроса подалась вперед, готовая последовать за дочерью хоть на пустошь к жутким тварям, хоть на глумление к душегубам. И в этот момент она поняла, что Кощей ее тоже видит. — Ну здравствуй, Подательница росы! — проговорил он насмешливо. — Давно хотел тебя в гости пригласить, да ты все от меня бегала. Еще и слугу моего верного с пути сбила, дважды предателем сделала. Вот я и подумал, что нечего на других полагаться, пора действовать самому. Он обнял Желану за плечи, поглаживая русалочку по голове с таким видом, с каким мясник гладит приготовленного к закланию барашка, чтобы мясо не пропиталось страхом животного. — Не смей ее трогать! — не выдержала Даждьроса. — Да я еще и не начинал! — чуть сильнее сдавив плечико притихшей русалочки, рассмеялся Кощей. — В противном случае ты бы сразу почувствовала, заботливая мать. — Что тебе надо? — спросила Даждьроса. — Неужели ты не знаешь? — притворно удивился Кощей. — Маленькая русалочка, конечно, обладает некоторыми способностями, но их еще надо развить, и я даже готов подождать, пока она вырастет, к счастью, потомки великого Ящера взрослеют почти так же быстро, как смертные. Но ты же не переживешь такой долгой разлуки с дочерью. Да и атмосфера в моих чертогах вряд ли подойдет для того, чтобы дар подательницы росы развился в нужном направлении. — Если я приду к тебе, ты Желану отпустишь? — спросила Даждьроса, готовая в этот миг заключить любую сделку. — Готов поклясться в этом своей смертью, — хищно осклабился Кощей. Даждьроса протянула руку к поверхности зеркала, зная, что водная гладь в один миг перенесет ее к дочери и не задумываясь о последствиях. Но когда она уже шагнула вперед, поверхность зеркала сделалась твердой, покрывшись инеем, а ее саму, словно в тиски, схватили сильные знакомые руки, и голос Велибора прошипел в ухо: — Не смей!