Танго в огне

      — И что теперь?       — Жень, давай не сейчас. Я так не хочу думать. Давай просто помолчим. Мы лежали на кровати. В открытые окна проникал прохладный ветерок, слегка шевеля длинные волосы Гоши. Он не хотел ни о чём думать, ничего видеть. Его глаза были закрыты, он наслаждался окружающей атмосферой и теплом руки Жени, лежавшего рядом. Тот нежно гладил кончиками пальцев локоть друга и неотрывно смотрел на лицо парня.       Сколько времени так прошло? Они вряд ли могли ответить. Они прибывали в наслаждении, созданном прохладой ночного Софийбурга, и теплом, возникшим между ними. Быть может, для них это была любовь, дружба, или нечто мимолётное — они не хотели искать этому определения. Да и не было времени для этого. Просто знали, что здесь, сейчас, в этом уединении им обоим было хорошо. Возможно, это чувство к ним вернулось впервые за долгое время. И рушить его они не хотели.       — Знаешь, — Иоганн решил заговорить первым. — когда я приехал сюда, мне было страшно. Мы ведь вроде как объявлены предателями государства после того, как мой отец провозгласил Крюнцвальтбург независимым. Не в первый раз. Нам не привыкать. Ну, моим предкам. — Он нервно сглотнул. Женя подвинулся ближе и внимательно слушал каждое слово. — Мне вот не очень. Когда я приехал сюда, ко мне относились как к предателю. Кажется, что от тюрьмы меня защищал только статус посла. Но он не мог закрыть от выпадов в мой адрес. Когда мне отказали в гостиницах, я обратился во дворец и мне обеспечили жильё. Но даже по пути туда я услышал столько гадостей в свой адрес. Поверь, сосновый выблядок — одно из мягкого. И я просто был не в состоянии дальше терпеть.       — И ты решил пойти в бар мадам Адеголь?       — Да. Хорошо, что она выгоду ценит больше, чем политические взгляды. Я организовал ей доставку алкоголя из Крюнцвальтбурга, и вроде как теперь я там желанный гость.       — Я думал, это остатки с прошлых лет.       — Остатки, которые тянутся около 50 лет? Забавно. Многие не замечают очевидных вещей. Но знаешь, не в этом суть. Я ей даже немного благодарен. Мы ведь встретились благодаря её бару.       — Ты на столько рад нашей встрече?       — Конечно, рад. Ты ведь первый человек, который не относился ко мне как к предателю за поступки моих родителей. И кроме того, — Иоганн взял руку Евгения в свою, переплетая их пальцы. — ты ко мне отнёсся так тепло. И, быть может, ты — первый человек, который нашёл во мне меня. И даже принял меня таким. И я просто, просто хотел сказать тебе…       — Если скажешь спасибо, я тебя ударю. Меня не то что бы волновало, кто ты. Я просто хотел расслабиться, уйти из себя.       — Понимаю. Тебе ведь тоже непросто пришлось. Умер твой дедушка, в стране раскол. И даже в городе, что контролируете, сплошные проблемы.       — Ты реально думаешь, что это все проломы? Было бы так, мне было бы легче. Понимаешь, мне ведь пришлось покончить со всей старой жизнью. Когда всё идёт естественно, это гораздо легче. Тебя учат всему, что надо знать постепенно. Обучение занимает около 20 лет, и в двадцать шесть тебя начинают привлекать к управлению государством. Но тут же мне пришлось прекратить обучение. Просто потому что я теперь наследник престола. Можно сказать, единственный. И мне всего семнадцать лет. Я не закончил своё обучение, я не прошёл службу в армии. Я просто не готов к этому.        — И поэтому ты пытаешься сделать всё идеально?       — Да. А что, если всё пойдёт не так, и в этом виноват буду я? Ещё этот советник, Станислав Моркеев. Ищет любой повод, чтобы придраться. Я буквально каждую свою мысль прорабатываю. Знаешь, раньше мне казалось, что мой самый жёсткий критик — это я. Но теперь я понимаю, что был к себе излишне мягок. И я стараюсь стать лучше, поэтому пытаюсь улучшить свою работу. Я придираюсь к каждому моменту, который может вызвать проблемы. Всё должно сработать идеально, ведь мы же стараемся ради людей. Если всё будет хорошо, плохие времена кончатся, но, если я где-то ошибусь, моя ошибка может стоить нашей стране будущего. И я не хочу, чтобы из-за отсутствия у меня подготовки люди страдали.       — Женя, всё и так хорошо. Я вижу, что ты делаешь и чем ты жертвуешь ради людей.       — Да, но ведь этого мало.       — Нет, давай смотреть правде в лицо. Работа идёт по срокам?       — Даже с небольшим опережением.       — Крупных проблем пока не предвидится?       — Мы позаботились о всех возможных проблемах, поэтому сомневаюсь.       — Когда планируется завершение строительства города?       — Осенью должны заехать первые жители, тогда же засеют озимые в полях рядом. Шахты начнут разрабатывать позже. Думаю, результат будет виден через два года.       — А остальные города?       — Через два года также будут построены ещё два города.       — То есть примерно через три года жизнь в Софийбурге станет снова нормальной?       — Да.       — И это не могли сделать больше примерно пол века?       — Ну, да.       — Видишь. Всё не так уж и плохо. В течении этих трёх лет жизнь будет постепенно налаживаться. И, что интереснее, я смогу за этим наблюдать.       — Стой, погоди, это ведь…       — Да. Я назначен послом Крюнцвальтбурга до решения военного конфликта с Петроградом. С учётом того, как там всё обстоит, затянется моё нахождение здесь на долго.       В тот вечер они оба были счастливы. Тепло, что согревало их души, теперь превращалось в пламя. И время, чтобы сохранить его, у них теперь было. ______________________________________       Прошло полгода. Осень накрыла своим золотом равнину, лежавшую восточнее Софийбурга. Дни, в которых люди трудились ради кажущегося им недосягаемым будущего, остались под снежными сугробами зимы этого года. Там, где были невспаханные луга, где свободно бродили ветра, играясь с травами степи, ныне были проложены дороги и сооружены дома. Там, где совсем недавно царил покой, ныне кипела жизнь, борясь за место под Солнцем.       Скорый поезд, разрезавший своим шумом новый город, состоял из одного вагона. Он был окрашен в цвета флага, по бокам прорисованы гербы. На этом поезде ехал Его Императорское Высочество Евгений Даниилович Шрамко, его сопровождал верный друг и посол Крюнцвальтбурга Иоганн Крюнцвальт. Цесаревича охватывала смесь чувств, которую можно было многим пожелать: гордость за себя, радость за завершение столь крупного проекта и чувство абсолютного умиротворения. Последнее, пожалуй, не было связано с открытием первого города. Виной ему был Иоганн.       — Видишь, всё завершилось. — Иоганн полулежал на огромном бархатном диване. В его руках — бокал с шампанским, на столе перед ним — торт «Графские развалины». Он смотрел на Женю, сидевшего напротив и явно источавшего напряжение.       — Не всё. Лишь четверть.       — Но ведь завершено. И только не говори мне, что это недостаточный повод для радости.       — Отмечу, когда закончу всё и мой народ снова будет процветать.       — Да виски святый, чтоб мне не пить никогда больше. — Гоша закатил глаза, вздохнул со всей драматичностью, на которую был способен, и сел ровно. — Вот скажи мне, зачем тебя послал туда твой отец?       — Чтобы я лично проконтролировал ход работ?       — Чтобы ты развеялся, ёжик ты гладкомозгий. Давай так, — Он двинулся всем корпусом к Жене, — я ничего не имею против твоей любви к работе. Тем более назначена встреча с железнодорожниками по поводу продолжения путей, и тебе надо на ней быть. Но давай договоримся, что большую часть времени ты отдыхаешь. Проводишь время на свежем воздухе. Иными словами, живёшь полной жизнью.       — Ты же понимаешь, что…       — А взамен — Гоша и не собирался дослушивать — я буду сопровождать тебя во всех мероприятиях, где это было бы полезно, и сверх того исполню три твоих желания.       — Хочешь стать моей белочкой и принести три волшебных орешка, как в той сказке?       — Если кем и стану, то разве что Золушкой.       — Пожалуй, я согласен. Но договор надо закрепить, ты так не считаешь? Иоганн усмехнулся, встал с насиженного места и поспешил устроиться на коленях у Евгения. Тот обнял его обоими руками так, что предплечья скрестились на спине Гоши. Тот обоими руками нежно обхватил лицо Жени и потянул на себя.       — Пожалуй, я с тобой соглашусь.       Они поцеловались. И этот поцелуй говорил о многом. О том, как цесаревичу не хватало человеческого тепла — он буквально стремился слиться воедино со своим другом, прижимал его к себе, старался проникнуть глубже, проникал под одежду и гладил нежную кожу Крюнцвальта. О том, как дорожил Женей Иоганн — он действовал с максимальной осторожностью, отдавая инициативу партнёру, и в то же время стремился подарить ему максимум своей ласки и доброты, создать ощущение покоя и безопасности. Он гладил его щёки, длинные волосы, шею. Он не давил, не направлял, но позволял. В этом поцелуе отражались все их чувства, вся идеальность их близости. Вряд ли кто-то мог точно сказать, сколько он продлился, но спустя время они отодвинулись друг от друга.       — И всё же, раз мы настолько близки — Иоганн немного поиграл бровями, как-бы намекая на поцелуй, — не мог бы ты мне сказать название города?       — Ты что, потерпеть не можешь? Нам ехать то около часа. Речь на вокзале и передача именной таблички там же.       — Но я ведь не все, верно?       — Да, ты не все. Но не могу же я вечно потакать твоим прихотям?       Иоганн сделал максимально обиженное выражение лица из всех доступных в его арсенале, и даже немого всплакнул. После чего он встал, и ушёл в сторону окна, не забыв прихватить бокал алкоголя. Женя на это лишь снисходительно улыбнулся, подошёл к другу сзади и обнял его.       — Я скажу тебе, почему я выбрал это название и имена остальных городов после церемонии, хорошо?       — А что, они тоже готовы?       — Скажем так, эти названия серийные. А сейчас давай отвлечёмся, если ты не хочешь, чтобы я думал только о работе. И они продолжили поцелуй. ______________________________________       Едва они вышли из поезда, как услышали гром аплодисментов. Звучали императорские фанфары, которые почти полностью заглушались звуками собравшейся толпы. Если не знать, трудно поверить, что тут вряд ли больше десяти тысяч человек. Евгений уверенно последовал к трибуне, установленной на вокзальной площади. На него смотрело столько лиц, что казалось, будто их целое море. Он знал, что жизнь каждого из них станет лучше благодаря ему, Евгению, цесаревичу. Он не волновался, просто прилив радости будто бы выбил его из равновесия. Стоял, улыбаясь, и обозревал толпу. Пожалуй, это могло бы затянуться, если бы Иоганн не подошёл ближе позволенного и не взял его за руку, переплетая пальцы. Немного удивившись, Евгений посмотрел на Гошу, и поймал его одобрительный кивок. Пришла пора начать.       — Уважаемые граждане нашей Великой страны. Я приветсвую вас здесь, чтобы засвидетельствовать начало новой эпохи в жизни нашего государства. Эпохи стремительного роста и развития. Здесь, вместе с вами, мы открываем дорогу к светлым дням, мы возвращаем себе тот уровень жизни, который заслужил каждый из нас. Мы все имеем право жить без нужды в элементарном продовольствии, без электричества и элементарных удобств. Мы не ничтожества, которые должны лишь тихо умирать. Здесь и сейчас мы разбиваем эту пропаганду наших врагов, чтобы раз и навсегда им сказать, что Шрамковия — великая страна, и никакие распри не смогут её уничтожить. Что мы — феникс, что ныне с новой силой рождается из пепла, сжигая в своём огне неприятеля.        — То, что мы с вами стоим здесь — ваша заслуга. То, что мы имеем этот шанс на возрождение — ваша заслуга. Страна в неоплатном долгу перед каждым из вас, каждым из строителей нашего общего будущего. Вы все получите соответствующие награды и пособия. Также мной было принято решение первым переселенцам выдавать недвижимость бесплатно, как благодарность за особые заслуги.        — Теперь мне бы хотелось перейти к завершению данной церемонии. Скажу честно, выбор имени городу был довольно труден, но решение было принято. Для начала завялю о том, что река, чья акватория объединяет все четыре строящихся города, переименовывается в Санктум. Город же, в котором находимся мы с вами, получит имя нашей святой. Той, кто несмотря ни на какие трудности верил в лучшее для своего народа и поднял восстание против угнетателей нашего народа. Той, кто вырвал для нас свободу и начал историю нашей страны. Городу было дано имя Санкта-Мария. Толпа взорвалась аплодисментами. Пусть жителей в этом городке и не много, Евгений знал, что от каждого из них зависит судьба всей страны. Он не скупался на праздники и подарки — ведь поводов для радости в последние годы было столь мало, что статистика по психическим заболеваниям выглядела ужасающе. Теперь у них была надежда. Теперь у них была вера в лучшее.       — Вручаю вам именную табличку этого города от императорского двора, и да послужит это потомкам.       — И да послужит это потомкам. — Вторил временный градоначальник, принимая дорого украшенную табличку с названием города и государственными символами — вертикальным флагом и гербом ровно посередине. Завтра она будет висеть на здании вокзала. _______________________________________       В комнате его ждал Иоганн. На нём был бархатный халат, открывавший ухоженные ноги хозяина. Сам же он дожидался возвращения Евгения со встречи. Когда дверь открылась, и в комнату вошёл заметно уставший Женя, Иоганн уже думал пойти спать. Время было позднее, день был насыщен событиями, и оба молодых человека были измотаны.       — Как всё прошло?       — Неплохо. Думаю, мы сможем закончить остальные города в оставшиеся два года.       — Ты снова хочешь зарыться в работе? Вспомни, о чём мы сегодня договорились.       — Помню. И сегодня — Евгений присел на кровать и придвинулся ближе к Иоганну, попутно распустив волосы и начав расстёгивать рубашку, — сегодня я весь твой.       — Можно считать, что первый орешек потрачен? — Иоганн усмехнулся, приближаясь к Евгению. Между их лицами осталось расстояние, толщина которого измерима разве что небольшой книгой.       — Можно считать, да.       Многое видели стены в домах правящей семьи. Старейшие дворцы видали убийства, ссоры. Некоторые застали войны. Величайшие грехопадения и возвышения, горечи и радости. Но не каждый новый дом видел первым нечто подобное. Усадьба императора в Санкта-Марии первой встретила два любящих сердца, которые сплетались воедино. Быть может, им ещё предстоит преодолеть многие трудности, пройти испытания огнём, водой и медными трубами — кто знает, что им готовит будущее. Но сейчас, спустя полгода беспрерывного труда, они смогли дать этим новым стенам лучшее: любовь, счастье, веру и надежду.