the color of life

Заходя в квартиру, Минхо включает свет в коридоре и снимает с себя обувь с курткой. Чемоданчик оставляет там же, потому что нет ни сил, ни желания его распаковывать. Он идёт в свою комнату и переодевается, а затем его взгляд привлекает мигающий экран телефона от уведомления. Разблокировав мобильное устройство, Ли увидел сообщение контакта, которое заставило его чуть-чуть улыбнуться. «С твоим днём, Минхо!» «Отправил ночью, так как хотел поздравить первым. Мне удалось?» «Да, удалось :)» «Я приехал обратно домой» «Почему? Что-то случилось дома?» «Нет, просто решил, что отпраздновать свое день рождения можно и не в кругу семьи ^=^» «Ух! Ты хочешь меня?» «Тебя, да ㅋㅋㅋ» «Черт, ты неправильно все понял...» «Ты хочешь меня к себе пригласить» «Должно было быть вот так» «ㅠㅠ» «Простииии» «Спасибо за это» «Я посмеялся» «Мне это было очень нужно сейчас» «Тебе опять тревожно?» «Хочешь я приеду?» «Нет-нет. Все нормально)» «Увидимся завтра, хорошо?» «Да, ладно тогда» «ㅠㅠ» «ㅋㅋㅋ» «ЭЙ!» Минхо только тихо смеётся и закрывает диалог, включает расслабляющую музыку и садится за стол. «Cry» от Cigarettes After Sex — это для него подходящая песня. Нужная для того, чтобы снова взять маленький листочек примерно формата А5 и начать чертить на нем контуры. В итоге у него получается калейдоскоп из разбитого стекла и образ человека на полу с прижатыми коленями к груди и опущенной головой. На его голом теле висит куртка белого цвета. Напротив него отпечатки обуви — тоже белого окраса, а под ними другие — разноцветные, как и разбившееся стекло зеркала. Оставив рисунок на столе, чтобы тот высох, Ли встаёт и направляется в ванную. Нужно покупаться ещё раз. «В этот раз из-за электрички и грязных поручней» — твердит он себе, но все равно натирает все ещё покрасневшую кожу грубой мочалкой. Выходя из душа и беря в руки аптечку, смазывает средством свои синяки, оставленные от веревок отчима на запястьях и лодыжках. «Завтра придется надевать верх с длинными рукавами, чтобы Джисон не увидел это безобразие» — с такими тревожными мыслями он плотнее закутывается в одеяло, подгребая его под себя со всех сторон, наклоняет голову вниз и поджимает ноги к груди, выглядя комком «эмбриона». Затем успокаивается, переставая шевелиться, и его сознание постепенно уплывает в сон. Быть загнанным в ловушку — тяжело. Быть тем, кого загоняют — страшно. Быть смотрящим на все это — ужасает. Минхо глядит на действия, происходящие на его глазах, и не может пошевелиться, чтобы подойти и помочь. Там, куда он смотрит, лежит на постели его мама, истекающая кровью по всему телу, а над ней нависает отчим с ножом, со стекающими с него красными каплями. «Отец» медленно разворачивается, как будто в слоумо, и теперь смотрит на Ли, выглядя при этом настолько хищно, что кажется, будто он сейчас и его прирежет. Тот начинает бежать на Минхо и замахивается окровавленным холодным орудием убийства. Убийства его матери. А теперь и его самого. Когда нож должен был проткнуть его грудь, Ли вздрагивает, открывая глаза, и подскакивает на постели, задыхаясь. Глаза слезятся непонятно из-за чего: все ещё животного страха за себя или нехватки воздуха, чтобы успокоиться. Резкий звук пришедшего сообщения возвращает в реальность и он рыщет ладонями по всей постели свой телефон. Когда Минхо снимает блок, то видит сообщение от Джисона с «Доброе утро, ты уже проснулся?». Он смахивает его в сторону и набирает номер мамы. Сначала нужно убедиться, что это всего лишь плохой сон и ничего больше. Поговорив с матерью и убедившись, что с ней все хорошо, и это действительно был очередной триггер от его подсознания, Ли открывает диалог с Ханом и печатает: «Доброе» «Я проснулся, да ㅋㅋㅋㅋ» «Ну чего ты начинаешь с утра пораньше? ㅠㅠ» «Мне просто очень хорошо» «Приходи через три часа» «Кстати, что хочешь поесть? Я закажу, ну или приготовлю ◕⁠‿⁠◕» «Все, что захочешь ты. Твой ведь день» «Ладно, просто приходи» Ли встаёт и сразу заправляет свою кровать, затем направляется в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок. На кухню заходит и застывает, не зная за что браться, — что ему тут вообще делать. Он может просто все заказать и не париться ни о чем. Что делать почти два с половиной часа? Ничего лучше не придумав, Минхо включает на телефоне Let us burn — Within Temptation и начинает прибираться в гостиной. Чистота должна же быть, всё-таки гость придет. За уборкой время пролетело незаметно. Когда он смотрит на часы, то ужасается и берет в руки телефон, начиная набирать номер доставки и заказывая несколько видов пиццы и торт. Ему говорят через сколько минут еда будет доставлена и, удовлетворённо кивнув сам себе, Ли отвечает «хорошо», первым сбрасывая вызов. Примерно через полчаса придет Джисон, поэтому он достает тарелки для пиццы и бокалы с бутылкой вина. Какое же это день рождения без алкоголя? А затем идёт к себе в комнату и выбирает одежду. В его квартире температура более-менее нормальная — Минхо остановил свой выбор на черных свободных штанах и любимой тонкой жёлтой кофте с длинными рукавами — обязательно. У них не было манжеты, чтобы зацепиться за запястья, поэтому он берет тональный крем и пытается замазать кожу, так как не хочет, чтобы Хан заметил его синяки на кистях. Видя, что средство почти не помогает с уничтожением «оков», Ли ищет аптечку, а в ней телесный рулон небольшого размера в ширине. Намотав лейкопластырь себе на запястья, он хмыкает и бросает вещь обратно в коробку с лекарствами. Теперь очень хорошо, и почти не видно, если не присматриваться. Звонок раздается по всей квартире и Минхо бежит открывать двери, ожидая за ней Джисона, но надежда обламывается и видит перед собой курьера с пиццами и тортом. Улыбка пропадает с его лица и, вежливо расплатившись наличными, он закрывает железяку и проходит на кухню, чтобы поставить пакет с двумя коробками на стол и квадратный картон с тортом в холодильник. Как только он закрывает дверцу кухонной техники, раздается звонок. Снова. «Ну, на этот раз точно Джисон» — думает Ли и бежит открывать дверь. Перед его носом появилась соседка с маленькой собачкой на руках и попросила проконсультировать насчёт питания ее породистого питомца. С неохотой он пригласил ее зайти в коридор квартиры и несколько минут объяснял, что нужно принимать собакам такой породы. Дверь была приоткрыта, поэтому, когда Джисон резко распахивает ее, Минхо сначала хмурится всего на долю секунды, а потом его глаза начинают сиять от прихода долгожданного гостя. — Привет, — здоровается Хан, заходя в квартиру и держа в руках объёмную вещь, упакованную в крафтовую бумагу. — Привет, проходи. Я сейчас подойду к тебе, — завидев прямоугольный предмет в руках Джисона и удивляясь, отвечает Ли, снова поворачиваясь к своей соседке. Хан прислоняет свой подарок к стенке и отходит от него, чтобы не задеть, а сам садится на диван, пытаясь не подслушивать разговор Минхо с женщиной. Он только смотрит на маленькую собачку, которая удобно устроилась на руках своей хозяйки и деловито глазела в ответ. — Это твоя соседка? — спрашивает Джисон, когда Ли возвращается к нему на диван. — Да, — устало отвечает он. — Надо же было ей прийти именно сегодня и в этот момент, — раздражается. — Ладно тебе, ты же просто с ней поговорил, — чуть смеётся Хан. — Поговорил, ага. Она завалила меня вопросами, а я просто хотел вышвырнуть ее отсюда и быстрее оказаться рядом с тобой, — Минхо смотрит прям в глаза напротив и в следующую секунду целует его. Джисон удивлённо округляет свои глаза, не ожидая такого, а потом закрывает их и целует в ответ. Их губы соединяются в паззл, идеально подходя друг другу: у одного нижняя губа больше, когда как у другого наоборот — верхняя. Минхо напирает и валит Хана вниз на мягкие подушки дивана, оказываясь сверху. Он руками проводит по голому телу, нащупывая очертания кубиков пресса на медовой коже под ним, когда все, что делает Джисон — это аккуратно держит лицо Ли в своих ладонях, мягко и медленно потирая большим пальцем его щеки и осторожно целуя. Минхо непонятно как продолжает целовать и Хан понимает, что что-то не так. Он плавно отстраняет от себя нависшего над ним Ли и смотрит на его лицо: глаза закрыты, губы поджимаются, а уголки рта опущены. — Солнце? — осторожно спрашивает Джисон. — Все нормально, — неестественным голосом отвечает Минхо и снова наклоняется над лицом, чтобы остервенело поцеловать. Хан пытается успокоить ритм их поцелуя, чтобы не было все так жестко, но не может. Ли медленно останавливается сам, когда понимает, что дальше продолжить не может. Джисон распахивает свои глаза и смотрит в едва покрасневшие напротив, чтобы увидеть там застывшие слезы. Он осматривает лицо и взглядом цепляется за вертикальные дорожки, бережно стирая их большими пальцами, а потом внезапно осознает, что Минхо плачет. Впервые. — Минхо? — Умоляю, прости! — садясь на колени Хана, проговаривает Ли. — Не нужно извиняться. Мы же уже это обсуждали и проходили, — он тоже поднимается и принимает сидячую позу, смотря глаза в глаза. Минхо опускает голову вниз на свою грудь и подносит руки к лицу, закрываясь, а потом начинает трястись. Джисон не понимает, что ему делать, поэтому тихонько спрашивает: — Я могу обнять тебя? — Да, пожалуйста, — просит он. Хан осторожно прикасается к плечам Ли и одной рукой обнимает за шею, а другой за талию, защищая и оберегая его спину. У Минхо проходятся мурашки по всему телу от того тепла, что дарит ему Джисон, поэтому спустя несколько минут, он отстраняется, вытирает лицо ладонями и встаёт, чтобы принести из кухни еду, которая давно остыла, но это уже не так уж и важно. — Давай посмотрим что-нибудь, — предлагает Ли и включает телевизор, находя Нетфликс. — Хорошо, — отвечает Хан, удобно устраиваясь на диване. Он не задаёт лишних вопросов, за что Минхо ему безмерно благодарен. — Найди, что хочешь посмотреть, — отдавая пульт в чужие руки, Ли открывает коробки с пиццами и разливает вино по бокалам. Джисон находит мультфильм с названием «Эмоджи» и включает его, спрашивая смотрел ли его Минхо, но тот отрицательно качает головой и берет стеклянный бокал в руки, чтобы отпить почти половину сразу. Проходит несколько минут мультика — на экране главный персонаж вытворяет что-то невероятное, превращаясь сразу в несколько смайликов, что должно было быть забавным и смешным, но Ли только смотрит в одну единственную точку, почти не моргая. Хан замечает это и ставит фильм на паузу. — Что случилось, Минхо? — Можешь ещё раз обнять меня? — вопросом на вопрос, но Джисон даже не сопротивляется, понимая, что ему нужно это. Они сидят вот так очень долгое время. В тишине. Где слышно лишь их размеренное дыхание и секундную стрелку настенных часов. Минхо чувствует безопасность и тепло. Хану чуть-чуть неспокойно. — Если не хочешь мне ничего говорить, давай я тогда начну, — уткнувшись носом в плечо, подаёт голос Джисон. — Я асексуален, — констатирует факт, а Ли замирает. — В смысле? А как ты... тогда... со мной..? — не понимает он. — Знаешь, когда я впервые тебя встретил, ты мне понравился. Когда увидел тебя во второй раз в клубе, я не понимал кто я есть, кто мне нравится или кто мне не нравится. Пытался найти себя, — Хан делает маленькую паузу и поднимает голову с плеча. — В тот первый день с тобой, я понял, что мне не заходит секс как таковой, хоть мы и не зашли далеко. — Тогда что было сейчас? Ты целовал меня, и было такое чувство, что хотел продолжения. — Ты видимо не понимаешь, как работает асексуальность, — Джисон берет его за руки, играясь с кольцами на пальцах. — Есть два термина: «асексуальность» и «аромантичность». Асексуальность — это когда тебе может нравится человек, но тебе не хочется секса. Иногда асексуальные люди могут себя пересиливать и заниматься этим, просто удовлетворяя своего партнёра. Аромантичные люди — это те, которые не испытывают чувств, но могут и иногда хотят заниматься сексом. Просто потому, что существует физиология, — он выдерживает паузу, чтобы информация воспринялась Ли. — Ты мне нравишься, поэтому я могу позволить себе зайти дальше, чтобы тебе было хорошо, — когда видит, что тот хочет перебить — выставляет руку, показывая, чтобы ничего не говорил. — Но ты сам не хочешь или не можешь себе этого позволить. Я все понимаю и не спрашиваю тебя ни о чем. — За то, что не спрашиваешь, а просто ждёшь — спасибо тебе, — тихим голосом проговаривает Минхо. — Снова «спасибо»? Я просто хочу дать тебе понять, что я рядом. За это не нужно благодарить. Взгляд Ли падает на большой объект около его стены и он вырывает свои руки, чтобы подойти к нему. — О, это твой подарок? — берет прямоугольное нечто и несёт к дивану. — Да, не суди строго... И, с днём Рождения тебя, — Хан смотрит как Минхо рвет крафтовую бумагу, вытаскивая из нее рамку и разворачивая к себе лицевой стороной. А потом Ли замирает. Он быстро бегает глазами по всей картине, и не может зацепиться хоть за что-то. «Ох!» — все, на что способна его речь сейчас. Джисон нарисовал картину специально для него? Его взгляд цепляется за Ппаму, себя и... белочку. Белочку в дупле дерева. — Она блестит, — восхищённо проговаривает Минхо. — Блестит потому, что покрыта лаком, чтобы цвет не менялся из-за солнечных лучей, — отвечает на немой вопрос. — Белочка. Почему именно она? — спрашивает Ли. — Белочка — это я. Я всегда буду оберегать тебя, если ты позволишь. И Минхо снова плачет. Только теперь от облегчения. Облегчения того, что жизнь дала ему второе дыхание прожить счастливую жизнь с тем, кто этого сам хочет. Он откладывает картину на соседнее кресло и садится, поворачиваясь всем своим телом к Джисону. — Я могу позволить, и позволю. Но, если я тебе расскажу одну историю, то вряд ли ты будешь смотреть на меня также, как сейчас, вряд ли ты будешь обращаться со мной также, как сейчас, вряд ли ты будешь любить меня также, как сейчас. — Давай это уже решу я, хорошо? Не решай за меня то, что я буду чувствовать или делать, — говорит Хан, в голове предполагая, о чем пойдет речь. — Все началось после того, как мама вышла замуж за этого урода. Когда они встречались, такого не было. Он был «пай-мальчиком» можно сказать. У них произошла свадьба и прощай мое счастливое детство, — он тяжело вздыхает и Джисон берет его за руки, показывая поддержку, на что Минхо на секунду улыбнулся и снова помрачнел. — Я тогда не очень понимал, что он делает. Мне было тринадцать лет. Сейчас я понимаю, что это было домогание. Он по началу просто шлёпал меня по заднице или щипал за соски. А потом.., — Ли делает перерыв, пытаясь прийти в себя, — потом зажимал у стен, поднимал мою футболку и вылизывал грудь, при этом больно кусаясь, — его руки уже потихоньку начинают трястись от воспоминаний, но Минхо только делал глубокие вдохи-выдохи и продолжал. — Когда мне нужно было уезжать в общагу из-за учебы, он оторвался на мне по полной. Мамы не было дома, я сидел у себя в комнате и собирал чемодан. Он бесцеремонно зашел, толкнул меня на кровать, стянул с меня домашние штаны вместе с боксерами и начал делать минет рукой и ртом. Фу, блять! — Если ты не можешь дальше рассказывать — не надо, прошу. Я не хочу смотреть, как ты снова переживаешь это все. — Хочу сказать, что его не останавливало даже то, что я, нахуй, болел. У меня была высокая температура, я лежал под пуховыми одеялами и пытался уснуть, а он раскрыл меня и снова начал делать минет, больно щипаясь за соски. Ты не подумай, что я тупо лежал и боялся что-то сказать. Нет. Я дергался всем телом, бился, руками пытался убрать его жирную сальную голову подальше, но все было напрасно. — Почему ты не рассказал маме об этом? — Как ты себе это представляешь? «Мам, тут это, твой муж вроде как женат на тебе, но поёбывает твоего сына»? Ты так сказал бы? — на что видит отрицательную реакцию. — Я кроме как тебе об этом никому не рассказывал и не расскажу. Особенно маме. Да, я понимаю, что жить с таким чудовищем — это низко, и так поступать с матерью не хорошо. Но, что я могу? Если расскажу все, то она пойдет в суд или ещё куда-то там. Это будет громкое дело. Буквально узнают все. И припоминать будут долго. Я не хочу такой жизни ни для мамы, ни для себя. — Я понял. — Тебе не противно вот это все слушать? — кривясь, спрашивает Минхо. — Нет, почему должно? Это твоя история, твоя жизнь, твое прошлое. — Я теперь грязный и использованный. Ты все ещё хочешь со мной общаться? — Я что, совсем, чтобы отказываться от тебя из-за какого-то уёбка? Могу пойти и выпотрошить его полностью, заставив глотать свои внутренности. Я просто готов порвать любого за тебя, — злится Джисон. Слыша эти слова, Минхо снова начинает плакать. Его слезы тихо кататься вниз по щекам, а первый задушенный вдох заставляет хотеть жить. Впервые за много лет. Джисон продолжает делать так, что ему хочется жить. — Отдай слезам всю свою скопившуюся боль. Выпусти ее наружу, чтобы она больше не тревожила тебя. Ведь теперь я буду рядом с тобой. Быть слабым с человеком, который поддерживает тебя — счастье. Показывать свои слезы человеку, который дарит комфорт — облегчение. Чувствовать себя под защитой этого человека, который окутывает настоящим теплом — любовь. Когда он успокаивается, то оказывается лежащим на коленях Джисона, а тот нежно перебирает его волосы. Волосы любимого для него человека. В бразильском диалекте с португальского языка это действие называют красивым словом cafuné. Ли поднимает свою руку, чтобы нежно прикоснуться к щекам Хана, но забывает, что рукава его кофты не закреплены, и они сползают к локтю, открывая вид на залепленные пластырем запястья. — Что? — Джисон аккуратно берет кисть Минхо и смотрит. Помимо мелких шрамов на венах от лезвия, он обнаруживает телесный рулон клейкой ткани. Снимая их, Хан вздрагивает, покрывается мурашками и перестает дышать. — Помнишь, я говорил, что дома ничего не случилось и приехал обратно, потому что захотел? Так вот, это неправда. Догадываешься? — на что видит лишь кивок. — В этот раз я тоже заболел и после еды пошел в свою комнату. Из-за большой температуры быстро уснул и забыл закрыть дверь, хотя, когда мама дома, он обычно ничего не вытворяет. Но в этот раз я не знал, что мама ушла, потому что уснул раньше, и он воспользовался ситуацией. Связал мне руки и ноги, привязал к кровати и снова делал минет, — он делает паузу, а потом говорит то, от чего у Джисона кровь застывает в жилах и одновременно приливает, из-за чего ему то жарко, то холодно. — Я готов был сдаться в тот момент, но не смог просто потому что ты звонил и писал мне. Ты просто был рядом, даже если в телефоне. Ты всегда рядом. Со мной, — Минхо поднимается с его колен и садится. Берет его руки в свои и поднимает решительный взгляд. — Я сейчас покажу тебе то, что я пытался сделать около восьми-девяти лет назад. Ты же видишь, как я хожу — совсем не так, как обычный человек. Он задирает широкие штаны, подворачивая их, и поворачивается задом к Хану. Тот опускает взгляд к его ногах и замирает. Только теперь уже по-настоящему, не в силах, что-либо сказать или сделать. Тишина разбивается о стены. Джисон смотрит на то, что не хотел бы видеть никогда в жизни, но теперь ему хочется действительно убить его отчима за то, что тот сотворил такое, даже не зная об этом. Чуть выше колен расположено два ровных шрама от чего-то острого, скорее всего, ножа. Они были сделаны горизонтально. Ещё бы дальше на сантиметр и Ли никогда не смог бы ходить. — Джисон? — поворачиваясь к нему лицом, беспокоится Минхо. Хан смотрит в одну точку и не моргает. — Джисон? — А? — приходит в себя и осознанно смотрит на Ли. — Уродство, да? Мои шрамы... — Это травмы. Они не могут быть уродскими. Это твоя травма. Ты... не можешь быть... Уродским. Только не для меня. Минхо закрывает глаза и тяжело выдыхает. Он обратно ложится к Джисону на колени и чувствует, как его пальцы нежно перебирают волосы, чуть углубляясь, и проходят маленькими ногтями по коже головы, массируя. Ли ощущает себя в комфорте. — Я по-прежнему хочу провести с тобой всю свою жизнь, — заключает Хан, нежно смотря вниз в глаза Минхо. — Мы со всем справимся. Вместе. — Я тоже хочу, чтобы ты провел всю свою жизнь со мной, — мелко улыбаясь, он приподнимается и мягко целует в губы любимого. — Идём есть торт! Дети, страдающие от домашнего насилия, не вырастают. Десять лет или двадцать — время пройдет, а они все также останутся сломленными и травмированными маленькими человечками. Навсегда. Для жертв изнасилования это не заканчивается. Никогда. Но... Может быть...

Есть способ спасти этого ребенка?