Дрезден

***

Все выходные Леви провел в квартире вместе с Фарланом и Изабель. Он проживал свое «приключение» раз за разом во снах, дыхание его становилось прерывистым, частым, так что друзьям обычно под утро приходилось его будить и допытываться, а не снились ли ему кошмары. Леви не назвал бы эти видения кошмарами, нет, и все же они были яркими и переменчивыми — обрывались, как только он оказывался в собственной квартире, а порой наоборот — в квартире Командующего. Со всем этим беспокойством Леви тем не менее пребывал в приподнятом настроении, и даже обзавелся терпением учиться французскому вместе с ребятами, хоть они и высмеивали его произношение, стоило ему только слово сказать. В понедельник Изабель как обычно наведалась к герру Шильду и вернулась домой с утренней газетой под мышкой. Только она взялась за ножницы, как Фарлан отобрал у нее сверток. — Я бы хотел ее прочесть в этот раз, — сказал он по-доброму, — пока ты ее всю не искромсала. Изабель и Леви переглянулись. Фарлан давным-давно не читал газет, перестал по меньшей мере пару лет назад, ведь в них ничего хорошего не было, одни плохие новости — сводки о победах немецкой армии. Леви до сих пор помнил то время, когда Фарлан вычитывал списки погибших, нервно рыская глазами в поисках знакомого имени, которого в конце концов он таки не нашел. Это было еще до того, как к ним примкнула Изабель — остановила как-то Леви в закоулке у вокзала и попросила дать ей денег на еду. Он спросил у нее тогда, где ее родители, но в ответ она упрямо отмолчалась, и он понял — она сама по себе, как и он был когда-то много лет назад. Даже теперь он едва ли мог сказать, что сознательно решил ее приютить, но, как бы там ни было, стоило ей принять его приглашение поесть и отоспаться пару дней в их квартире, так она и осталась. Леви давно распрощался с мыслями о том, чтобы вернуть ее родне — она за годы ничегошеньки толком о себе не рассказала, ни о семье, ни о доме. Пожалуй, они и сегодня знали о ней ничем не больше, чем в день их знакомства, за исключением пары обрывистых деталей, про которые Изабель проговаривалась невзначай и вразнобой, и того, что Фарлану и Леви удалось самим заприметить. Например, как она говорила по-немецки, ведь ее акцент никто из них не мог определить, как она вздрагивала от каждого громкого звука, и ее возраст. Хоть Изабель и сказала, что не знает, сколько ей лет, вдвоем они, присмотревшись внимательно, посудили, что ей было около пятнадцати, так что она была младше их обоих на добрые десять лет. Дело было совсем не в доверии, что она так все умалчивала; по крайней мере Леви так не казалось. Просто о пережитом ей говорить было слишком больно, даже с ними. — Но ты же никогда не читаешь, — удивилась Изабель, в то время как Фарлан раскрыл первый разворот и положил газету на кухонный стол. От ее слов он отмахнулся с улыбкой, пробежавшись глазами по заголовкам. Помешивая суп в кастрюле, Леви присоединился к нему, всматриваясь в слова поверх его плеча. Чтение давалось ему намного медленнее Фарлана, потому он дошел только до половины, когда тот перевернул страницу. Леви был бы не против, если бы только одна фотография не привлекла его внимание, и потому он схватил Фарлана за руку, чтобы дочитать ту самую короткую заметку. Леви узнал мужчину на фото — волосы с проседью и костлявое лицо. В колонке текста о нем было всего ничего: лишь упоминание о том, что он пропал без вести, и обращение к читателям с просьбой сообщить информацию о его местонахождении. Да уж, кто бы стал в открытую сообщать о побеге чиновника. Фото должно было всколыхнуть что-то в Леви, будь то чувство вины или, возможно, сожаления, но, право, ничего подобного в нем не пробудилось. Да и к тому же убийство было не его рук дело. — Крысы бегут с корабля, — едва подумав, пробормотал он, воодушевленный хотя бы потому, что Фарлан наконец стал читать газеты. Леви перелистнул страницу за него, в то время как Фарлан обернулся, приподняв бровь. — Считаешь? — спросил он, и Леви хмыкнул в ответ, медленно помешивая суп. После обеда он вышел за продуктами, изо всех сил стараясь вести себя как можно спокойнее в понедельничной толпе — она кучковалась в очереди у магазина, дожидаясь от хозяина лавки положенную порцию припасов. Перед тем, как вернуться в квартиру, Леви заглянул в общую ванную комнату по нужде. Стоило ему сесть на унитаз, как из кармана на запачканный кафель выпал сложенный кусочек бумаги. Он тут же поднял его. Карандашом, таким же аккуратным, простеньким почерком, что и в прошлый раз, было написано: квартира, понедельник, четыре часа. — Черт бы тебя побрал везде шнырять за мной следом, — прошептал он, скомкав записку, и смыл ее вместе с туалетной бумагой. Вымыв руки, он взглянул на себя в зеркало и прочесал волосы мокрыми пальцами, робко присматриваясь — а вдруг; но в конце концов лишь закатил глаза и вышел прочь из ванной.

***

На следующий день прогулка через город показалась намного короче, чем обычно. Леви пересек Августовский мост и прошел мимо церкви, немного прогулявшись вдоль реки, чтобы понаблюдать за тем, как кроны деревьев шевелились от порывов летнего ветерка. В здание он прямо-таки вбежал, перепрыгивая по две ступени за раз, но строгий голос остановил его на полпути. — Постойте! Леви обернулся. Позади него стояла пожилая женщина, волосы у нее серебрились, а лицо было хмурым, вид Леви ее наверняка насторожил. — Вы кто такой? Что вы здесь делаете? Он достал руки из карманов и нацепил вежливую улыбку — жест, который он с усердием заучил. — Меня зовут Лукас. Я новый домработник герра Хольца. Старушка прищурилась. — Вы наверняка хотели сказать штурмбанфюрера Хольца, — отметила она, и Леви покоробило. — Да, штурмбанфюрера, конечно. — С какой стати ему нанимать мужчину? В городе полно девчонок, охочих до подобной работы. — Почему бы вам не спросить об этом его самого? — спросил Леви, пожав плечами, и стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно. — Грязи все равно, что я мужчина. Что так, что эдак — отмоется. — Впрочем, да, — ответила старушка, растягивая слова, и впилась руками в свою сумочку, как если бы Леви порывался ее украсть. — Нужно будет не забыть переговорить с ним, как в следующий раз его увижу. — Конечно, — сказал ей Леви. — А теперь, если позволите, негоже заставлять уважаемого герра штурмбанфюрера ждать. Взобравшись по ступеням, Леви подошел к двери и постучал достаточно громко, чтобы старушка услышала. Ведь она и с места не двинулась, все следила за ним, как если бы надеялась, что ее опасения оправдаются и Командующий замрет в недоумении на пороге, завидев Леви. Однако тот отворил квартиру, вежливо поприветствовал Леви и впустил его без промедления, кивнув соседке, прежде чем закрыть дверь. — Старая карга, вынюхивает она тут, — фыркнул Леви раздраженно, даже не поздоровавшись с хозяином квартиры. — Не понимает, что не ее это собачье дело. — Мне жаль, что она тебя побеспокоила, — сказал Командующий, пройдя вперед Леви в гостиную. — Чаю? Леви утвердительно хмыкнул в ответ. Пока мужчина копошился на кухне, он обошел комнату, окинул взглядом книжную полку и провел по ней пальцем. Пыль катышками зацепилась за подушечку, и Леви поморщился. Коричневые половицы посерели, вдоль и поперек истоптанные грязными ботинками. Командующий умудрился нанести грязи с улицы и на ковры тоже. Леви закинул голову и даже не удивился, заметив под потолком в углу ком паутины. — Ты вообще не убираешься? — приструнил он мужчину, когда тот зашел в комнату с подносом. — Не квартира, а берлога какая-то. Животные и те почище тебя будут. Командующий взглянул на него, выражение его лица сменилось с удивленного на рассерженное. — Не думаешь, что ты немного перегибаешь палку? — спросил он Леви, который уселся на диван, закинув одну ногу на другую. — Тебе повылазило, сам не видишь? — огрызнулся Леви. — В ванную вообще, наверное, страшно заходить. Бьюсь об заклад: там дерьмо налипло пятнами с мой кулак. Командующий хотел было отпить чаю, но опустил чашку обратно на кофейный столик и тяжко вздохнул. — Сдается мне, какой-нибудь психоаналитик о тебе мог написать целую диссертацию, — угрюмо произнес он, а Леви только ухмыльнулся, глядя в свой напиток. — А что, хочешь сказать, что месяц в туалет не ходил? — спросил он мужчину. — С таким к доктору надо. От такого запора и окочуриться недолго. — Хоть я и нахожу подобные разговоры крайне неуместными, — устало сказал Командующий, — я рад, что ты получил мою записку. Не буду отрицать, тут не помешало бы убраться, но скажу тебе сразу — сегодня ты здесь не только для этого. — А для чего? — спросил Леви, нахмурившись. — Собираешься еще кого-нибудь из партийных прирезать? Командующий покачал головой. — Не сегодня, — сказал он без улыбки. — Нам предстоит обсудить некоторые вопросы, но, к сожалению, сейчас на это нет времени. У меня еще есть пара незаконченных дел, а вечером мне необходимо посетить одно мероприятие. К тому же нам нужно дождаться остальных. — Ты имеешь в виду тех двоих — американца-каланчу и еще одного? — Да. Но как я и сказал, с этим придется подождать, — пояснил мужчина, взяв в руки чашку и отпив чаю. — Думаю, я могу оставить тебя здесь одного до вечера. Леви цокнул языком. — Делать мне больше нечего, тырить твое никчемное барахло… — ответил он, не завершив фразы. — Я скорее переживаю, как бы ты с соседями не сцепился, но, думаю, справишься. — Когда хочу, я могу быть довольно вежливым, — заверил Леви Командующего, который в удивлении вскинул густые брови. — Так уж и быть, — ответил он. — Со мной, смотрю, притворяться у тебя необходимости нет? Леви взглянул на него, нахмурившись всего на мгновение. — Похоже, что так, — наконец ответил он. — Я не задумывался об этом особо. — Что ж, переубеждать я тебя не собираюсь, — сказал Командующий и, допив чай, вскочил с места, посмотрев на Леви так, что у того побежали мурашки по коже. — Я вернусь через пару часов. Уверен, ты сам знаешь, чем себя занять. Губы Леви снова растянулись в ухмылке. — Ученого учить, — пробормотал он себе в чашку, в то время как Командующий прокашлялся. — Только портить, — согласился он устало, выходя из квартиры.

***

Допив чай, Леви приступил к работе. Вытер мебель от пыли, очистил от засохшей грязи ковры, подмел и вымыл полы, а также, забравшись на стул, смахнул паутину с потолка метелкой. Распахнув настежь окна, он прибрался на кухне, после чего прошел в спальню — единственную комнату в квартире, которую Командующий проветривал как следует, ведь постоянно забывал закрыть окно. Леви снял покрывало и сменил простыни. В комоде, где они хранились, чувствовался слабый запах лаванды, как и в ящичке с полотенцами в ванной. Интересно, мужчина занимался стиркой сам или нанимал кого-то раньше? Возможно, мысль о том, что теперь он мог положиться на Леви, вкрай его разбаловала, и, обленившись, он и думать забыл про всякую опрятность. К тому моменту, как Командующий вернулся домой, Леви уже приступил к уборке ванной, вымыл унитаз — который оказался в менее плачевном состоянии, нежели ожидалось — и с особым пристрастием стал чистить ванну щеткой с мылом и солью. Стоило Леви услышать звук захлопнувшейся двери, он тут же выглянул в коридор. — Ноги вытри, — скомандовал он грозно. — Я только что вымыл полы, и не дай бог ты их сейчас затопчешь своими сраными сапогами. Мужчина промолчал и аккуратно обтер подошвы о коврик на входе. В руках у него было несколько бумажных пакетов, и Леви поспешил ему на помощь — донести до кухни и разложить продукты. Полным-полно их было. — Я сегодня ужинаю не дома, — сказал Командующий Леви, который принялся раскладывать продукты по ящичкам и в холодильник. — Приготовь себе что-нибудь сам, что хочешь, а остальное — забирай с собой, как закончишь. Леви подкинул мясную вырезку в руке — по меньшей мере полкило отменной говядины — и положил в ящик со льдом. С морковкой и луком, а их Командующий тоже принес, получилось бы славное жаркое. Леви окинул взглядом все это изобилие: яблоки, горошек, пакет муки, консервированные персики, фасоль, две буханки хлеба, брикет масла, десяток яиц, бутылка молока, кусок сыра, немного сахара и еще запечатанная банка чая, такого же, какой стоял у мужчины в шкафчике. — Прямо все? — спросил он недоверчиво, и Командующий кивнул. — В этот раз, боюсь, не смогу расплатиться с тобой деньгами, — пояснил он, — но, думаю, к четвергу точно будут. Два раза в неделю — вполне себе постоянная работа, не так ли? Леви уставился на него, будто язык проглотив, прежде чем наконец кивнуть. — Хорошо. На том и порешили, — ответил Командующий с улыбкой. — Ты уже закончил с уборкой? Мне нужно принять ванную. — Нет, я не… Как раз ее и не успел, — пробормотал Леви, запинаясь. — Сейчас будет готова. Он в спешке покинул комнату и, домывая ванную, все гадал, с какой стати все так переменилось. Не прошло и двух недель с тех пор, как Командующий говорил ему, что ни о каком постоянстве касательно работы не может быть и речи, а теперь вдруг ожидал его дважды в неделю. Ополаскивая ванную, Леви хотел было спросить об этом, но стоило ему заглянуть в комнату, как слова комом застряли в горле. — Буду благодарен, если ты поможешь подготовить мне одежду, пока я буду в ванной, — сказал Командующий. — Ничего особенного, просто стандартная униформа и чистая рубашка. Только ее нужно будет погладить. Леви в недоумении взглянул на него. — Ты что, так и не погладил те рубашки? — спросил он безучастно. — Уже месяц прошел. — Благо, до сегодняшнего дня они мне не пригодились, — улыбнулся Командующий. — Я бы даже назвал это везением, ведь с глажкой ты абсолютно точно справишься лучше меня. Леви закатил глаза. — Кто ж гладит на сухую? — Он рассердился на мужчину, как на ребенка. — Теперь ни за что не отпарить все складки и заломы. — Никто там ко мне присматриваться не будет, — ответил Командующий, и Леви вышел из комнаты. Теперь сомнений в том, что мужчина никогда сам стиркой не занимался, не осталось. Рубашки у него всякий раз, как он попадался Леви на глаза, были просто в превосходном состоянии — чистые и свежие, сам бы он их так не нагладил. Леви достал утюг и гладильную доску из кладовки и растянул на ней рубашки, какие смог найти в гардеробе. Как он и боялся, от крахмала они все пошли заломами, потому он хорошенько накалил утюг, прежде чем начать ровнять им ткань. Леви как раз справился с заданием, когда Командующий закончил принимать ванную и встал возле него, разглядывая себя в зеркале на внутренней стороне гардеробной дверцы. На нем была белая майка и брюки, из-под которых выглядывали его босые стопы — Леви было странно вдруг увидеть его вот так, впервые без обуви. Казалось, он еще никогда не видел Командующего таким расслабленным, и оттого ему сделалось не по себе. Леви всегда находил это странным — наблюдать людей в домашней обстановке, еще и босых, как если бы они друг другу чужими уже не были, а каким-то образом раз — и перескочили от статуса знакомых к чему-то большему. И всего-то стоило Командующему снять с себя те ужасные армейские сапоги, как он вдруг стал обычным человеком, и от солдата в нем почти ничего не осталось. Хотя Леви еще ни разу не видел, чтобы на нем не было хотя бы одного предмета униформы, и он гадал, как бы выглядел Командующий, как бы он очеловечился, стоило ему нарядиться в самые обычные штаны и обувь, или, например, в простой костюм. Он все не мог отвести взгляда от босых стоп, и отвлекся только когда мужчина прокашлялся, как будто поторапливая — потому Леви подскочил к нему с выглаженной рубашкой в руках, вставая на цыпочки, чтобы набросить ее на широкие плечи. Командующий следил за ним в отражении. — Сыпь поменьше крахмала в следующий раз, — сказал он промежду прочим, застегивая пуговицы. Леви цокнул языком. — А ты болтай поменьше, — ответил он, разглаживая ладонью складки на правом рукаве, чувствуя под пальцами перекаты мышц. — Это все потому, что ты не погладил рубашки, пока они еще были влажные. Я же сказал. В ответ на его ворчание Командующий только улыбнулся. — Что ж ты все грубишь мне? — спросил он, пожалуй, в шутку, пока Леви снимал с вешалки форменный китель. — А с каких пор ты решил надоедать мне своими чертовыми советами? — ответил тот вопросом на вопрос, и мужчина поперхнулся от смеха. — Тяжко живется тебе, наверное, — столько огрызаться. Леви взглянул на него в зеркале и со спокойным видом ответил: — Нормально живется. Я только с тобой так разговариваю. Командующий кивнул, просунув руки в рукава кителя. — Не поверишь, но я рад это слышать, — задумчиво произнес он, присев на кровать, чтобы надеть носки. — Боюсь, меня не будет до позднего вечера, и остальные подтянутся разве что к полуночи. Если все затянется и ты не захочешь возвращаться потемну домой, диван в твоем распоряжении. При условии, конечно, что никто не будет переживать, где ты пропадаешь. — Я не боюсь передвигаться по городу ночью, — ответил Леви. — Для кого-то вроде меня это ничем не опаснее, чем среди бела дня. Командующий согласился, дополнив свой омерзительный вид фуражкой, которую он надел поверх прилизанных светлых волос. От одного его вида у Леви тело проняло дрожью, и он скривился. Не говоря ни слова, он вышел из комнаты и принялся за готовку. Мужчина покинул квартиру, пока Леви разделывал мясную вырезку. Обжарив ее на сковороде с луком и морковкой, он сложил все ингредиенты в кастрюлю, залив наполовину водой, и поставил запекаться в духовку.

***

За часы, проведенные в квартире Командующего, Леви успокоился, освоился даже, как если бы подсмотрел, какой могла бы быть его собственная жизнь, сложись все иначе. Пока готовился ужин, он заварил себе чашку чаю и намазал толстый ломоть хлеба маслом, ведь по комнатам растекался аппетитный аромат жаркого — солоноватый, насыщенный и вкусный. В гостиную сквозь занавески пробивались лучи заходящего солнца, яркие, апельсиновые. Леви обошел квартиру, заглядывая в шкафчики, кладовые и комоды, отмечая про себя, что было бы неплохо убрать, переставить и перебрать, пересчитывая, сколько и чего у Командующего было — от носков и рубашек до полотенец и простыней, чтобы знать наверняка, когда что-то из этого испачкается или потеряется. В секретер он тоже полез — обрывка письма там больше не было — и так и не смог найти ничего толкового, что бы помогло ему приблизиться к разгадке его содержания. Отужинав, Леви прикорнул на диване и проснулся, лишь когда Командующий громко хлопнул дверью, возвратившись. Он прошел в гостиную, повесил фуражку и китель на стул подле секретера, и вдруг взглянул на Леви. — Надеюсь, я не потревожил твой сон, — произнес он тихо, отметив его потрепанный спросонья вид. — Как раз выспался. — Леви передернул плечами и сел на диване, закинув ногу на ногу. Командующий пересек комнату и опустился в кресло. Расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, снял запонки, отбросив их на приставной столик, и стянул с себя сапоги, потягиваясь и откидываясь на спинку. — Засиделся? — спросил Леви, и мужчина тяжко вздохнул. — Еще три часа музыки Вагнера, и я бы повесился, — ответил он в потолок, прежде чем прикрыть глаза на добрых десять секунд. Выудив из кармана изящный серебряный портсигар, он достал из него сигарету и закурил, затягиваясь и выдыхая дым носом, и взглянул на Леви, который снова не мог отвести глаз от его босых ног, разве что теперь в черных носках. — Я видел фото того мужчины в газете сегодня, — сказал он. — Думаешь, они и впрям поверили, что он бежал из страны? Командующий молча затянулся сигаретой. — Они пока что не знают, чему верить, — признался он тихо. — Тебя они в его исчезновении подозревать точно не будут, так что волноваться тебе не о чем. — И то верно, — пробормотал Леви. — Конечно, если тебя совесть не грызет. Или, может, чувство вины? — спросил мужчина, но Леви отрицательно покачал головой. — А тебя? Командующему потребовалось время, чтобы подобрать слова, намного больше, нежели он ожидал. — Удовольствия для меня в этом никакого, — наконец произнес он уставшим голосом. — Если бы было, то я бы ничем не отличался от них. Но я ни разу еще не ослушался приказа, если тот по моим меркам справедлив и служит на благо человечеству, его малой хорошей части, так сказать. Ради нее я готов пойти против своих собственных убеждений. — И что же заставляет тебя думать, что они действуют не на благо того же человечества? — спросил Леви, слабо понимая, зачем, кроме как для того, чтобы выудить из мужчины побольше информации, хотя бы капельку. — Может, нацисты таки в чем-то окажутся правы, как считаешь? Лицо Командующего стало серьезным, и в голосе было презрение, столь явное, что Леви уставился на него, широко открыв глаза и не в силах отвести взгляд. — Их поступкам нет оправдания, — сказал тот едва слышно и тут же замолчал, а Леви так и сидел под впечатлением от внезапного всплеска эмоций. Он задумался всего на мгновение, чего Командующий, должно быть, насмотрелся, даже будучи штабным работником, и его охватили противоречивые чувства, хоть он и не понимал, с чего вдруг. Маска на лице мужчины будто дала трещину, как если бы он вновь пытался смириться с тем, на что не мог повлиять; затем он снова вздохнул, покуривая. — Где же мое гостеприимство, — проговорил он, протянув Леви тонкий портсигар. — Угостишься? — Если я потянусь когда-нибудь к этой дряни, то можешь смело списывать меня на дурку, — угрюмо буркнул он. — Было у меня насчет тебя предчувствие, что ты не из курящих, — ответил Командующий, посмеиваясь, и выкинул окурок в пепельницу. В дверь тихо постучали. Мужчина поднялся на ноги и вскоре вернулся в комнату в компании двух людей — американца исполинского роста и вельмишановного офицера, разряженного в пух и прах — с позолоченной свастикой, приколотой к отвороту кителя. На Леви он глянул искоса, прошел мимо и сел на противоположный край дивана. Американец занял другое кресло, принюхался к запаху в комнате и улыбнулся себе под нос. Леви хмуро уставился на них, задаваясь вопросом относительно всей затеи с операцией и ясности ума Командующего, раз он был с этими двумя заодно. — К чему это все? — спросил он сердито, когда Командующий занял свое нагретое место в кресле напротив и затушил сигарету. — Кажется, в мои обязанности входила только уборка. — По хорошему, у тебя вообще никаких обязанностей быть не должно, — сказал офицер. — Простите, конечно, но я не собираюсь скрывать, что думаю по поводу его вовлечения в наше дело, Эрвин. Воинской подготовки у него нет, никаких полезных навыков… В штабе тобой и без того недовольны. Брови Леви сошлись на переносице, а Командующий откинулся на спинку кресла. — Конечно, ты же обо всем им донес, — сказал он спокойно. Щеки у офицера побагровели от злости. — А то, — огрызнулся он. — Давай на чистоту — я все еще шокирован тем, что ты сам этого не сделал. Протокол — это тебе не шутка… — В штабе всегда ценили мою способность подстроиться под ситуацию куда больше методичного соблюдения протокола, — резко перебил его Командующий. — В любом случае, дело сделано, как говорится. Нечего это без конца обсуждать. Ты согласен со мной, Майк? Американец пожал плечами и шмыгнул носом. — Он хорош? — Весьма, — ответил Командующий, даже не взглянув на Леви, отчего тот зашелся возмущением — они обсуждали его так, будто позабыли, что он сидит с ними в одной комнате. — А большее меня и не волнует, — сказал Американец. — Как по мне, так он — ценное приобретение. — Эй, — встрял Леви прежде чем офицер снова раззявил рот. — Глаза разуйте! Я прямо перед вами сижу. Мне непонятно, чего вы недовольны тем, что я разгребаю за вами ваш бардак, но если у кого какие претензии — говорите мне о них прямо. — Я уже говорил однажды и скажу еще раз, Эрвин, ты не имел права принимать это решение в одиночку. Оно ставит под удар нас всех, — сказал офицер, пропустив слова Леви мимо ушей. — Ты об этом человеке не знал ровным счетом ничего, так потрудись же мне объяснить подоходчивее, какого черта ты сделал его частью операции? Командующий перевел взгляд с офицера на Леви и смотрел на него так долго, что его покоробило. — У меня было хорошее предчувствие, — наконец сказал он и ни словом больше не обмолвился. Мужчина уставился на Командующего в абсолютной тишине. — Предчувствие? — повторил он в недоумении. — И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? Ты принял решение, основываясь на предчувствии? Командующий уверенно кивнул. — Я не выходил с ним на связь, пока ты делал свою работу, не так ли? Хочешь сказать, что я просчитался? Голос его звучал бесстрастно, напомнив Леви о том, как мужчина общался с ним во время их первой встречи. Он вдруг осознал, насколько же сильно переменилось поведение Командующего в его присутствии с тех пор. Офицер скривился и замолчал на время. — Есть некоторые вопросы, которые было бы хорошо прояснить, — наконец произнес он. — Какого характера? — спросил американец и нахмурился. Лицо офицера самодовольно блеснуло. — Эй, — вмешался Леви снова, едва себя сдерживая. Из разговора он уяснил лишь то, что к нему относились, как к какой-то проблеме, гадая, как бы с ней расправиться, но почему — он не знал и оттого беспокоился. — Кто-то из вас, идиотов, может объяснить мне, в чем проблема, чтобы я тут без толку штаны не просиживал до утра? Офицер достал из нагрудного кармана записку и протянул ему, не говоря ни слова. На бумаге чернилами был написан адрес. Почерк был незнакомым, совсем не таким, как в записках, которые ему доводилось получать до этого, а вот адрес — наоборот. Леви бы узнал его из тысячи. — Ты часто сюда в гости захаживаешь, — сказал офицер со всей серьезностью. — С какой целью? Леви был вне себя от злости, той кошмарной злости, от которой у него руки немели и голос отнимался. — Я знал, что за мной вели слежку, — пробормотал он, — но это переходит все, мать их, границы. — Отвечай на вопрос, — повторил офицер. — Зачем ты наведываешься по этому адресу? — Не твое собачье дело, — ответил Леви таким же ровным, едва слышным тоном, и повернулся к Командующему. — Ты знал об этом? Тот кивнул, и, прежде чем он успел что-то сказать, Леви его перебил. — Точно, ведь моя личная жизнь тебя не касается, — сказал он с горечью в голосе. — Ты лживый кусок дерьма. Командующий едва нахмурился, впервые выразив хоть каплю эмоций с тех пор, как пришли эти двое. — Прошу, не кипятись, — сказал он. — Я могу все объяснить, только… — Не ты должен объясняться, Эрвин, — перебил его офицер и повернулся к Леви. — Мужчина, который живет по этому адресу, раньше занимал пост в штаб-квартире СС в Берлине. Тебе об этом известно? Леви молчал, просто смотрел на Командующего, не скрывая своего отвращения. Ему было не по себе от слежки, и холодок пробегал по спине каждый раз, стоило ему найти в кармане одну из записок, когда он занимался своими делами; он места себе не находил от мысли, что эти люди знают, где он живет и с кем, но он был готов мириться с этим ради того, чтобы стать частью чего-то большего, сделать хоть что-то полезное в своей никчемной жизни. Теперь, однако, разузнав про Кригера, они принялись допытывать Леви о нем, как если бы тот ходил к нему по доброй воле, и с какой стати, спрашивается? Рассказать ему о том, что он водится со шпионами и отмывает полы от крови, стоит тем прирезать очередного нациста? Слова Командующего гудели у него в голове: «Твоя личная жизнь меня не касается», «Это твое дело», «Я бы хотел знать о ней как можно меньше». — Ты же видишь? — спросил вдруг офицер. — Он увиливает от ответа, значит, там все нечисто. Я надеюсь, ты знаешь, как это расхлебывать, Эрвин, ведь ты заварил эту кашу. Командующий посмотрел на него, даже в лице не переменившись. — Если бы он представлял для нас угрозу, мы бы уже давно всех убили, и его тоже. — Это тебе тоже интуиция нашептала? — Сужу из личного опыта, — продолжил Командующий. — Ты не меньше моего знаешь, что они не ходят вокруг да около. Офицер замешкался. — Может, они хотят понаблюдать, как далеко зайдет операция, — парировал он, но тут даже американец покачал головой. — Обладая таким количеством информации, они бы повязали нас, всех троих, — ответил он. — Кто-то они точно заставили бы проболтаться во время допроса. — И они бы не стали рисковать, чтобы об операции узнало больше людей, — добавил Командующий. — Наоборот, стремились бы устранить проблему как можно скорее. А уже два месяца прошло. — И тем не менее это не объясняет, зачем он наведывается в ту квартиру, — произнес офицер, зная, что больше не к чему прицепиться. — Если там ничего из ряда вон не происходит, почему ж он молчит? — Потому что это тебя не касается, — ответил Командующий, прежде чем Леви успел пожелать офицеру поперхнуться собственным дерьмом. — Никого из нас не касается. Как будто ты сам не ходишь на встречи, о которых предпочел бы не говорить ни мне, ни Майку? Офицер побагровел и клацнул зубами всего на секунду, прежде чем пожать плечами, напустив привычный равнодушный вид. — Принимается, — сказал он сердито. — Но если вся эта затея выйдет боком, не говори, что я тебя не предупреждал. Командующий повернулся к Леви, хмурясь, как и прежде. — Приношу свои искренние извинения, — начал он, — за то, что злоупотребил твоим доверием. — Это была обычная проверка, — вклинился в разговор офицер. — Нечего тут извиняться, Эрвин. Только идиот бы подумал, что мы не будем за ним следить. Командующий не обратил на него никакого внимания, не сводя глаз с Леви. — Проверить, представляешь ли ты угрозу операции, было необходимо, этого я отрицать не могу, даже несмотря на то, что опасений на твой счет, в отличии от моих товарищей, у меня не было. Я был с тобой честен настолько, насколько мог, и что касается моих заявлений о твоей личной жизни — я не врал. Однако я вижу, что ты иного мнения об этом, за что и прошу меня простить. Леви взглянул с прищуром на мужчину, который выглядел как никогда искренним, и задумался, а не потому ли он доверился ему так запросто. Ведь Командующий сам себе не врал и открыто признавал свои ошибки, а подобные качества в людях Леви редко подмечал. Ему вспомнились слова мужчины о том, что они оба похожи: способны быстро оценивать ситуацию и точно судить о людях и их повадках. Может, именно поэтому насчет Леви у него не было опасений? А Леви, в свою очередь, не сомневался в Командующем? Оба видели, что друг для друга никакой угрозы не представляют. Но было нечто эдакое в извинениях мужчины, от чего Леви стало неловко. — Главным для нас было выяснить, не передашь ли ты данные об операции врагу, — продолжил Командующий, — а также узнать, не являешься ли ты объектом оперативного интереса полиции. Как оказалось, имя Теодор Веллер числится в розыске Гестапо, так что настоятельно прошу избавиться от тех фальшивых документов, если ты этого еще не сделал. А об остальном мы позаботимся. — Что это значит? — спросил Леви, поперхнувшись воздухом. — А то и значит, что мы работаем над этим, — вмешался офицер. — Больше тебе знать не положено. Леви окинул его взглядом и кивнул. — А кто он такой? Такой же говнофюрер, как ты? Офицер многозначительно посмотрел на Командующего. — Прелестно, — произнес он саркастично и нараспев. — В следующий раз, пожалуй, выбирай себе питомца посмышленее — там, голубя заведи, или крысу помойную, всяко лучше будет. — Смотрю, Дарлетт, ты нас в собственной смышлености тоже заверить хочешь? Каково остроумие, — ответил Командующий с насмешкой, и Леви сам чуть было не рассмеялся. — Довольно, — огрызнулся американец. Командующий сел в кресле ровнее, извиняясь: — Прости, Майк, — после чего повернулся к Леви и продолжил. — Это Майк Захариус, а это Флагон Дарлетт… — Майор Флагон Дарлетт, — вклинился офицер, а Леви в ответ на это только закатил глаза. — Но в рамках операции он носит имя гауптштурмфюрера Эрика Мюллера. — А его как звать? — спросил Леви, махнув рукой в сторону американца. — По прозвищу? — Мой род занятий не требует, чтобы я наряжался в черепа и кости, — ответил тот. — По большей части. — Это хорошо, — отметил Леви. — Четырехлетки и те лучше тебя лепечут по-немецки. Майк рассмеялся и заговорил с Командующим на их языке. Тот согласно кивнул и что-то ответил. Речь лилась чистая, мягкая, но Леви незнакомая, и оттого у него волосы на теле встали дыбом. — Я вас дожидался тут всю ночь только для того, чтобы выслушивать, как вы пререкаетесь? — спросил он сердито, скрестив руки на груди. — Или все же есть веская причина, по которой я здесь? — Да, — сказал Командующий. — Я хотел просить тебя о помощи в одном срочном деле… — Эрвин, только не говори, что ты всерьез собираешься провернуть то задание? — вновь перебил его Дарлетт. — Сколько еще раз тебе говорить — это самоубийство чистой воды. — У нас есть все основания полагать, что миссия пройдет успешно, к тому же ценность информации, которую мы в результате нее сможем раздобыть, оправдывает все возможные риски, — терпеливо пояснил Командующий. — И наши шансы на успех многократно возрастут, если ты нам поможешь. — Это уже не какая-нибудь уборка, — догадался Леви, и Командующий покачал головой. — В этот раз я надеялся использовать твой навык притворяться кем-то, кем ты не являешься, — сказал он. — Если ты согласишься, конечно. — Конечно, — лениво повторил за ним Леви. — Так что за работа? — Мне необходимо взглянуть на один документ, но сам раздобыть его я не смогу. Для этого нужно попасть в кабинет генерал-лейтенанта Остерхауса в одной из казарм Альбертштадта. Леви подавился воздухом. — Того самого Альбертштадта? — Да, понимаю, как это звучит, — ответил Командующий извиняющимся тоном. — Я знаю, что из всех мест на планете ты бы меньше всего хотел оказаться в гарнизоне, еще и крупнейшем в округе. Я бы сам осуществил эту миссию, но, боюсь, мое появление там не останется незамеченным. — И почему? — спросил Леви, настороженный его несколько смущенным выражением лица. — Скажем так, мои взаимоотношения с генерал-лейтенантом Остерхаусом оставляют желать лучшего. Дарлетт громко фыркнул. — Это мягко сказано, — сказал он с едкой ухмылкой. — Я тебе говорил, Эрвин, ни за что не проси его расплатиться за ужин. Говорил, что он разобидится, но ты и слушать не стал, ведь так? — Я все так же считаю, что этого требовало мое прикрытие, — спокойно произнес Командующий. — В конце концов, мне нужно беречь мою репутацию. — Ага, скупердяй всея Рейха, — язвительно отметил Дарлетт. — Сам не знаю, в прикрытии ли дело или в том, что ты по своим деньжатам соскучился. — Как бы там ни было, — сказал Командующий, повернувшись к Леви, — твоим непростым заданием будет разыскать кабинет Остерхауса и принести оттуда необходимые мне документы. Разумеется, под соответствующим прикрытием. — Ты хочешь, чтобы я их украл? — спросил Леви, и мужчина вновь покачал головой. — Мне всего-то достаточно на них взглянуть. От тебя потребуется найти их, принести мне в обозначенное место, а после вернуть обратно. — Попасть в воинскую часть и выбраться оттуда дважды, — отметил Леви. — И что же в этих документах такого важного? — В них содержится засекреченная информация, которая может предоставить союзным войскам значительное преимущество в борьбе против немецкой авиации. Леви не смог ничего с собой поделать, брови так и поползли вверх. — Риск, очевидно, нешуточный, — продолжил Командующий. — Управление кишит военными, поэтому я не могу гарантировать тебе безопасность во время выполнения миссии, но ты и сам говорил, что с мыслью о смерти ты уже давно смирился. Леви задумался над его словами. — И что с того, что ты увидишь эти документы? — спросил он наконец. — Не сидеть же мне час и ждать, чтобы ты их заучил, пока добрая половина немецкой армии мне в спину дышать будет? — Мне потребуется около шести минут, чтобы запомнить двенадцать страниц текста, — сказал Командующий невзначай, на что Леви нахмурился, а Дарлетт громко вздохнул. — У меня фотографическая память. Что бы я не увидел, это, подобно снимку, отпечатывается у меня в сознании до мельчайших подробностей. — Да, да, твои непревзойденные умственные способности — чудо чудесное, — отпустил комментарий Дарлетт. — Но я все равно считаю, что миссия того не стоит. Если кто-то и воспользуется секретной информацией, сразу станет ясно, из какого ведомства произошла утечка, и тебя прижмут со всех сторон, Эрвин. Война закончится независимо от того, что в тех документах написано. — Чем быстрее прекратятся военные действия, тем меньше погибнет гражданских, а это главная цель, — парировал Командующий со всей серьезностью. — Несмотря на последние события, пока что исход войны не предопределен. Германия все еще может нас удивить. — Постой, — прервал его Леви, недоумевая. — Мы проигрываем войну? Все трое обернулись на него, как если бы он сказал какую-то дурость. Командующий посмотрел в его сторону с неким сочувствием в глазах. — Продвижение немецкой армии давно прекратилось, — пояснил он спокойно. — С наступлением красной армии на востоке и успешной высадкой союзных войск в Нормандии завершение войны — это всего лишь вопрос времени. — Игра чисел, — сказал американец, — а ваша армия по численности явно проигрывает. — Но высадка провалилась, — настаивал Леви несмотря на то, что тревожные сомнения успели закрасться в голову. — Передавали по радио, что мы разбили десантные войска. — Сомневаюсь, что ты слышал хоть слово правды по новостям после битвы под Сталинградом, — сказал Командующий с точно отмеренной ноткой сострадания в голосе. — Но Гитлер, бесспорно, сделает все возможное, чтобы война затянулась. Леви наматывал слова, словно ниточку на катушку собственных мыслей. Победы первых дней были столь впечатляющими, а самовосхваление столь убедительным, что за все эти годы он едва ли мог усомниться в том, что тысячелетний Рейх, который Гитлер воспевал в своих речах, охватил всю Европу, зачистив каждый ее уголок от евреев. Желание сбежать вновь разгорелось в нем, и Леви вздрогнул. Всего на мгновение он усомнился в словах Командующего, но, взглянув на него, на этот его взгляд из-под кустистых бровей, поджатые губы, доброжелательное, но серьезное лицо, он понял — тот знает. Вдруг в Леви проснулось некое предчувствие, которого он до сих пор в себе не замечал, и переросло в восторженную уверенность: победы нацистам не видать. Его дыхание сбилось, стало торопливым, пока он сам не мог решить — плакать ему или смеяться, но в конце концов он просто сидел, воодушевленный и ошарашенный. Сказал же он недавно Фарлану, что крысы бегут с корабля, а теперь поверить не мог, сколько на самом деле правды было в тех лживых словах. Перед ним будто бы мир распахнули, и время на пожить удвоилось, а Леви все равно задумался о том, сколько жизней немецких солдат должно оборваться преждевременно ради того, чтобы пророчество Командующего сбылось. — Ну и поделом нам, — сказал он, но, казалось, никто более не хотел об этом говорить. — Если тебе нужно время, чтобы все обдумать… — Нет, — Леви резко перебил Командующего, возвращаясь к теме операции. — Я готов. На лице мужчины мелькнула едва заметная улыбка. — В таком случае я премного тебе благодарен, — сказал он, а Дарлетт снова закряхтел. — Дай мне знать тогда, если я понадоблюсь, — сухо отметил он, вставая с дивана. — Хотя, думаю, и без меня справитесь. В конце концов, у тебя вон какая мартышка. Командующий поднялся на ноги, в глазах — холод, и на секунду Леви задумался, а не собирался ли он приложиться Дарлетту кулаком прямо в челюсть. Вместо этого он прошел к секретеру, отпер верхний ящик и протянул Майку коричневую папку. — Документы за последнюю неделю, — сказал он тихо. — Ханджи передаст их дальше. Американец коротко кивнул, также вскочив со своего места. Они обменялись парой фраз на своем языке, после чего двое мужчин покинули квартиру. Командующий снова опустился в кресло, оставшись один на один с Леви. — Прости, что я так тебя задержал, — сказал он устало. — И за Дарлетта тоже. Он… — Не извиняйся за него, — оборвал его Леви. — Ты не виноват, что он сволочной такой. Ты за него не в ответе. Командующий смотрел на Леви всего секунду, без эмоций и всяких слов. — Чтобы моих гостей и оскорбляли в моем доме, это неприемлемо, — сказал он наконец, и Леви нахмурился. — Я твой домработник, не гость, — напомнил он мужчине, на что тот лишь пожал плечами. — Одно другому не мешает, нет? — Может и так, — ответил Леви, из-под бровей наблюдая, как Командующий снова потянулся в карман за портсигаром. — Эрвин, значит, да? Это твое прозвище или настоящее имя? — И то, и другое, — сказал тот и высек искру спичкой. — Можешь называть меня по имени при условии, что ситуация позволяет. Леви промычал ему в ответ, хоть и не знал, как это понимать. Ему казалось, что до сих пор они прекрасно справлялись без всяких имен, и все же был рад, что Командующий его именем пока не интересовался. — Ты тут сказал кое-что, и я подумал, — пробормотал Леви, заставляя мужчину взглянуть на него с вежливым недоумением. — О том, что ты не выходил со мной на связь, пока Дарлетт выполнял свою работу. Командующий кивнул. — Ах, да, об этом, — сказал он приятным, тихим голосом. — Дарлетт потребовал, чтобы я не распространялся с тобой об операции, пока он не закончит свое расследование. Хоть я и не считаю нужным объясняться, знай, что досье, которое он на тебя собрал, я не читал. Просто спросил, удалось ли ему найти о тебе что-то стоящее моего внимания. — Но ты знаешь о мужчине, верно? — подчеркнул Леви. — К которому я постоянно хожу. — Как я и говорил до этого, твои отношения с ним или с любыми другими людьми меня не касаются, — поспешил сказать Командующий. — Если для операции он не представляет угрозы, мне о нем знать не нужно. При условии, что он не будет за тобой следить. Как думаешь? Леви задумался над вопросом. В самом деле, Кригер имел склонность ревновать его по поводу и без, но он также был чересчур ленив, чтобы и впрямь выслеживать его самостоятельно. А для того, чтобы просить об этом кого-то еще, у него не было никаких весомых причин и оправданий. — Нет, не будет, — ответил он с уверенностью, которая Командующего явно обрадовала. — Вот и славно, — пробормотал он. — Тогда это остается сугубо твоим личным делом. Леви кивнул, а Командующий так и потягивал дым сигареты, прижав к паркету стопы в одних носках. — В любом случае, думаю, ты будешь рад узнать, что и с нашей стороны слежка за тобой прекратится, — сказал он. — Так как мы будем видеться два раза в неделю, я смогу лично держать тебя в курсе всех последних событий. Однако я бы хотел просить тебя разрешения использовать твой адрес в крайних случаях. Исключительно критических. — Пожалуй, можно, — согласился Леви нехотя и зажмурился при мысли, как объяснить все Изабель и Фарлану, если Командующий внезапно нагрянет с визитом. — Только не зачасти с этим. Не хватало мне, чтобы кто-то вроде тебя приходил и портил мою репутацию. Командующий тихо рассмеялся. — Никак нет, — только и сказал он в ответ.

***

Докурив, Командующий помог Леви упаковать продукты, и сумки врезались тому в плечи от тяжести, пока он шел сквозь молчаливый город. В квартире Фарлан и Изабель клевали носом за кухонным столом, поджидали и слишком вымотались, чтобы отчитать его как следует за то, что задержался, хоть Леви и было ясно — они снова страшно волновались. Он разложил продукты им на удивление и приберег сахар с чаем как сюрприз напоследок. Изабель так рот раззявила, что не удержалась и зевнула. Глядя на их радостные лица, Леви хотелось бы поделиться с ними тем немногим, что ему посчастливилось узнать, обнадежить их, что все скоро закончится, в самом деле, как Изабель всегда говорила. — Этот идиот пошел на концерт и просил его ждать, пока не вернется, — наскоро пояснил он. — Но у этого говнюка хотя бы хватило совести заплатить за это сполна. — Это настоящий чай? — спросил Фарлан, открыл банку и сунулся в нее носом, глубоко вдыхая запах, вне себя от счастья. — Напомни, на кого ты работаешь? Леви покачал головой. — Да так. Просто у него есть связи на черном рынке, вот и все, — соврал он и даже не заметил, как просто ему теперь было обманывать друзей. Фарлан, правда, смерил его долгим взглядом, но ничего не сказал, скорее потому, что не хотел устраивать разборки в присутствии Изабель. — Тебе к завтраку чашку чая заварить, братишка? — спросила та сонно, повалившись на кровать. — И себе сделай тоже, — кивнул он, пока она куталась в одеяло. Фарлан почувствовал усталость Леви, как только они забрались под простыни. Он долго молчал, все косился на него и в конце концов тяжко вздохнул. — Что-то не так? — спросил Леви, и парень дернулся, не предвидя вопроса. Поначалу казалось, Фарлан хотел пропустить его мимо ушей, но в итоге он облокотился на руку и взглянул на Леви. — Дело в еде, — ответил он со странной, суровой ноткой в голосе. — Я тут подумал… Как-то ее слишком много. Леви нахмурился. — Ты переживаешь, что у нас слишком много еды? — спросил он растерянно, надеясь, что на этом разговор прекратится, но Фарлан поспешил покачать головой. — Нет, не только. Мне просто интересно… — Фарлан вновь притих и очнулся лишь когда Леви раздраженно фыркнул. — Дело не только в еде, как мне кажется. Есть и другие моменты. Ведь в последнее время ты ведешь себя как-то иначе. Точнее, ты уже давно ведешь себя так, но последние пару месяцев — особенно. Леви смотрел на Фарлана в тишине так долго, что его уверенность сменилась неловкостью. Он знал, что Фарлан собирался сказать, почувствовал это в его тревожных взглядах. Он хотел говорить о том, о чем они обычно предпочитали молчать, и Леви не мог отделаться от мысли, что сложно было придумать худший момент для того, чтобы завести этот разговор, в ночь, когда ему наконец удалось разыскать утешение, эдакий светоч в темноте. — Ты собираешься что-то сказать или просто поворчать захотелось? — пробормотал он, не скрывая своего раздражения. Фарлан беспокойно осмотрелся по сторонам, прежде чем снова взглянуть на Леви. — Когда ты пропадаешь ночами напролет… Я же не дурак, знаешь ли. Мне ясно, чем ты занимаешься, вот только врать не буду — я не знаю, почему это так долго продолжается. Раз ты обычно возвращался домой с пустыми руками, я думал, что у тебя были на это свои причины, и нос свой совать не собирался. Но в последнее время, с едой и этим вот всем, мне кажется, ты больше не для себя это делаешь. Поэтому хочу, чтобы ты знал: мне не по себе, что ты занимаешься подобным ради меня, и Изабель вряд ли бы этому обрадовалась. Вот и все. Леви молчал ровно столько, сколько потребовалось на то, чтобы Фарлан вновь набрался смелости на него взглянуть. — То есть ты думаешь, что я продаю себя, чтобы прокормить вас двоих? — спросил он тихим, низким голосом, зная, что от его резкого тона у Фарлана мурашки побежали по коже. — Я не такой уж и наивный, как тебе могло показаться, — ответил Фарлан, защищаясь. — Знаю, так случается сплошь и рядом, и тебя за это не осуждаю. Просто не делай это ради меня или Изабель. Продуктовых талонов нам хватает, этого более чем достаточно, поэтому… — Я не буду раздвигать ноги перед нацистским ублюдком за лишний кусок хлеба, — огрызнулся Леви. Фарлан дернулся сначала, а потом вызывающе взглянул в его сторону. — Тогда зачем ты это делаешь? Леви замолчал. Не мог же он сказать Фарлану, что тот ошибается, ведь не было смысла отрицать природу его визитов к Кригеру, раз уж парень о ней догадался. Фарлан пришел к правильным выводам на его счет, но это бы случилось рано или поздно, потому он едва ли разнервничался. Фарлан знал, что он — шлюха, хоть Леви и находил этот термин неточным. Шлюхам за их работу платят, а ему от Кригера ждать было нечего. Леви потребовалось время, чтобы наконец понять, что его задело именно то, что Фарлан таким образом истолковал его визит к Командующему. Он попытался представить его на месте Кригера, но не вышло, ведь в его представлении они были полными противоположностями. Один просил его разрешения в случае чего предупреждать об опасности, а другой только и сыпал угрозами про поезда на восток. Леви попытался представить, чтобы Командующий применил силу против него, наслаждаясь его болью, но вышло слишком абсурдно. Как-то так получилось, что в его воображении человек, который на его глазах убил другого, казался абсолютно чуждым насилию. Он бы хотел оставить вопрос Фарлана без ответа, хотел бы, чтобы у его визитов к Кригеру и в самом деле была причина повесомее всяких подачек — ради их спасения, этих двоих, его семьи, ради их безопасности. Ни единая мысль не ранила его так, как эта — что все его усилия были напрасны, и теперь даже его вновь обретенная надежда на скорый конец войны кажется слишком далекой, неопределенной, рискованной. — Тебя это не касается, — устало ответил Леви. — Не за это я еду получаю, так что не беспокойся. — А за что? — скептически допытывался Фарлан. — И с какой стати он дает тебе так много? — Я его домработник. Я готовлю, убираю, и отстирываю дерьмо с его портков, — быстро пояснил Леви. — Вот уж не знаю, за что он мне так хорошо платит. Фарлан еще какое-то время пристально следил за Леви, прежде чем наконец улечься на подушку. — Если это и правда так, я тебе поверю, — сказал он тихо и после небольшой паузы продолжил, — ты же знаешь, что не только ты о нас переживаешь, верно? Мы тоже о тебе волнуемся, Леви, и никто из нас тебе плохого не хочет. Понимаю, я не делаю и десятой части того, что вы двое, но я в самом деле хочу быть полезным, правда. — А ну прекрати, — отчитал его Леви. — Ты даже не догадываешься, как сильно мне помогаешь. Он прижался подбородком к макушке Фарлана и, глубоко вдохнув, провалился в сон, окутанный его мыльным запахом.

***

Через день вечером Леви улизнул из квартиры под предлогом, что работодатель поручил ему какое-то дело. Он заверил Изабель и Фарлана в том, что вернется, как только сможет, хоть где-то на подкорке и волновался — а в силах ли он сдержать это обещание. Он дошел до центра и оттуда держал путь на север, зная, что таким нервным шагом преодолеет расстояние в три километра до Альбертштадта быстро, даже чересчур. Встревоженный, он передернул плечами, делая вид, что просто потягивается, и продолжил свой путь навстречу теплой летней ночи, запустив руки по локоть в карманы. Без пальто он чувствовал себя раздетым, уязвимым перед недоброжелательными и пристальными взглядами толпы, хотя и не мог отрицать, что какие-то из них были всего лишь плодом его воображения. Он прошел сквозь череду молодых деревьев мимо казарм, окинув взглядом музей армии Вермахта; начищенный песчаник прямо-таки светился в темноте. Следуя указаниям Командующего, Леви свернул на тропинку вглубь парка и прошел мимо людей в армейском и гражданском, стараясь не выделяться, как если бы он был всего-навсего парнишкой, который решил прогуляться вечерком, и тело не сковывал страх, что его вот-вот остановят для проверки. Он осмотрелся по сторонам, спускаясь по ступеням в общественный туалет, и подошел к самой дальней от входа кабинке. Стоило ему постучать, как дверь отворилась, и, к счастью, за ней показался Командующий. В тесноте он казался выше обычного, в светло-серых брюках и черных подтяжках под цвет туфель. Пиджак он снял, и по темным кругам под мышками на его белой рубашке, а так же по затхлому запаху пота Леви понял, почему; а все равно им дышать было легче, чем зловонной ссаниной, от которой в туалете было не продохнуть. Леви взглянул на мужчину, как если бы хотел спросить, одни ли они, и тот кивнул. — У нас мало времени, — прошептал он, протягивая сверток одежды. — Надевай китель поверх своей же рубашки, просто застегни его на все пуговицы. — Других вариантов нет, — пробормотал Леви и, взглянув на серую ткань, скривился, после чего снял ботинки и спустил штаны. Найди кто их двоих в таком виде, проблем не оберешься, подумал он боязливо. — Я понимаю, что тебе это неприятно, — сказал Командующий, вежливо отводя взгляд в стену на добрый метр выше его макушки. — Будь у нас альтернативное решение, я бы всецело поддержал его реализацию. Леви хмыкнул, выдернув брюки из чужих рук, и просунул ногу в штанину. Ткань собралась у него под пяткой, сантиметров на пятнадцать длиннее, чем нужно. Он злостно взглянул на мужчину, затягивая ремень потуже, чтобы брюки тут же не скатились к лодыжкам. — Да, сожалею об этом, — ответил Командующий, окинув Леви быстрым взглядом. — Размер у тебя не слишком стандартный, видишь ли, и лучшей формы за столь короткий срок я раздобыть не смог. Штанины можно заправить в сапоги, а если застегнешь китель, то никто и не увидит, что они тебе велики в талии. — Как будто унижений мне мало, — пробормотал Леви себе под нос. Он перекинул через руку Командующего брюки, забрал у него китель со всеми нашивками в соответствии со званием, которое тот решил ему присвоить, и набросил его поверх белой рубашки. Стоило ему надеть пару простецких армейских сапог, всего на размер больше, как Командующий достал головной убор из бумажного пакета, который припрятал на полу позади себя. Леви и рад был, что это оказалась не форменная фуражка, а обычная кепка, а все равно съежился, надев ее на голову. Подняв глаза, он заметил, что Командующий угрюмо смотрит на него. — Что ж, — замялся он. — Ничем не хуже, чем я себе представлял. Леви быстро смерил его взглядом и, вручив ему свои ботинки, одернул край кителя, чтобы тот совершенно точно прикрывал пояс брюк. Наряду Командующего он обзавидовался, хоть обычный его вид на мгновение сбил Леви с толку, а ведь он оказался прав — так мужчина впрямь выглядел куда человечнее. В голове у него роилась тьма вопросов обо всем: его возрасте, прошлом, том письме, вот только их череду ловко прервал Командующий, передав Леви тяжелый прямоугольный пакет с документами, обернутый бумагой и перевязанный бечевкой. В нижнем правом углу было аккуратно написано имя генерал-лейтенанта Остерхауса. — Для твоего прикрытия, — сказал Командующий серьезным голосом. — Если кто-нибудь спросит, что ты там забыл, говори, что пришел по поручению из главного управления кадров СС. Не от меня лично, просто из дрезденского офиса. — Главное управление кадров, — повторил Леви тихо, засунув документы под правую руку. — Зовут тебя штурмманн Отто Рамер, — продолжил мужчина, и Леви вновь пробила дрожь. — Как будешь уходить, оставь в кабинете кепку, так у тебя будет предлог вернуться. Я буду ждать тебя в церкви Святого Мартина. Даже если кто-то пойдет за тобой следом, подумает, что ты всего лишь зашел помолиться. — Ага, — согласился Леви, отпустив нервный смешок. — Надеюсь, мне удастся скорчить набожный вид. — Думаю, проблем возникнуть не должно, — сказал ему Командующий голосом, который, пожалуй, должен был Леви воодушевить. — В кабинете Остерхауса не будет, его пригласили на какое-то мероприятие. Также, пожалуй, тебе стоит знать, чтоб меньше волноваться, — звание у тебя достаточно низкое, поэтому никто к тебе присматриваться не будет, и то, что ты до сих пор не на передовой, наведет их на мысль, что у тебя есть связи. Так что, думаю, они вряд ли тебя побеспокоят. — Предположение на предположении, я смотрю, — пробормотал Леви и покинул кабинку. — Что ж, удачи, — прошептал Командующий ему вслед. Леви взглянул на себя в зеркало и ощутил тошноту в горле. Он резко развернулся в сторону двери, глубоко вздохнул и пошел прямиком на выход, чувствуя, как болтаются ноги в сапогах, пока он покидает уборную и поднимается по каменным ступеням. Воздух в парке, хоть и теплый, был свежим и сладким в сравнении с сопревшей духотой туалета, потому Леви остановился и сделал еще один глубокий вдох. Осмотревшись по сторонам, он старался выследить, а не привлек ли он нежеланного внимания: вдруг кто заметил, что в туалете он успел переодеться. Полным-полно было людей — парочки вышли на прогулку, и солдаты кучковались, шумели, но никто не смотрел в его сторону, как если бы этот наряд сделал его безликим, почти невидимым. Леви еще раз одернул полы кителя и поправил пакет с документами под рукой, прежде направиться к казармам. Чем ближе они были, тем сильнее в нем бушевало некое чувство — тревожное предвкушение, знакомое ему еще со школы, когда он прогуливал уроки и шатался по берлинским улицам, воруя яблоки и испуганно поджидая, когда же его кто-нибудь застукает или, и того хуже, обнаружит его дядя. Спустя пару лет то же щекотливое чувство он испытывал, просто прогуливаясь по парку вечером в воскресенье — к тому времени еврейским детям уже возбранялся вход в общественные места. В нем всегда жила эта жажда, даже когда он был еще слишком мал, чтобы распознать ее, бунтарская жилка, которая противилась насильному притеснению его мира. Кенни его страшно ругал всякий раз, как узнавал о его выходках — хоть это случалось не так часто, как могло бы — и напоминал, что Леви должен встать на сторону своего народа, снискать солидарность в угнетении, пожалуй, вот что он имел в виду. — Не завидуй жестокому и не избирай ни одного из его путей, — цитировал он Леви, а тот только головой качал в ответ. Это были только зачатки одержимости Кенни, которая усугублялась с каждым новопровозглашенным декретом, принятым законом и введенным ограничением. Чем сильнее нацисты хотели еврейство искоренить, тем решительнее Кенни выставлял его напоказ — сначала бороду отрастил, потом пейсы, и талит стал носить под одеждой. До прихода национал-социалистов к власти Леви мало что о нем помнил, но Кенни явно по выходным чаще напивался, чем разбирал религиозные тексты, и приглашал домой женщин, а не раввинов, и газеты ему нужны были, чтобы вместо стельки в обувь подкладывать, а не болтать о политике. Позже он, правда, образумился, но и заупрямился, ко всему прочему, так что Леви пришлось метаться между двух надзирателей, каждый из которых указывал, как и где ему проводить время. Благодарности к Кенни за его старания у Леви не было, он противился его взглядам от и до и на выходные сбегал из дома, занимаясь тем, что дядю вряд ли бы обрадовало, только бы сбежать от его косых взглядов и колких замечаний воскресными вечерами. То, что Кенни арестовали в Хрустальную ночь за попытку защитить еврейские лавки от разбоя, Леви вряд ли обрадовало, но к тому моменту он успел пережить многое, так что без особых проблем справлялся собственными силами. Стоило ему попасть во внутренний двор казарм, как он ощутил, что волнительное сопротивление в нем усилилось, словно током под кожей щипало. Перекладывая пакет под другую руку, Леви старался замедлить дыхание, которое рвалось из легких торопливыми выдохами, и не обращать внимания на солдат, снующих всюду по своим делам, офицеров в фуражках и пехотинцев, которые небольшими группками шастали от одного здания к другому. Леви осмотрелся по сторонам, понимая лишь отчасти, где он находится, прокручивая в голове план здания, который показал ему Командующий. Он знал, в какие двери заходить, по какой лестнице подняться, в какой коридор свернуть и в какой кабинет попасть. Переступив порог здания, Леви остановил первого встречного, офицера, лет тридцати от силы. — Извините, — начал он, слегка заикаясь, чтобы взаправду сойти за недалекого болвана. — Подскажите, будьте добры, как пройти к кабинету генерал-лейтенанта Остерхауса? У меня для него посылка. Мужчина покосился на него с нетерпеливым раздражением, а затем наскоро объяснил дорогу и вышел в приоткрытую дверь, не удосужившись лишний раз взглянуть в его сторону. — Премного благодарен, — пробормотал Леви про себя и пошел к лестнице слева. — Нацистский ублюдок. Он поднялся на второй этаж, следуя указаниям, свернул направо, шагая быстро по просторному коридору, отбивая пятками ритм по блестящим половицам, в которых отражался свет плафонов. По левую руку от него были окна, а по правую — череда кабинетов, с фамилиями и специальными надписями на дверях. Глазами Леви пробежался по именам, проходя мимо с целеустремленным видом — как если бы у него были все причины там находиться, и к тому же весьма безобидные — доставить посылку. Он повернул за угол, чувствуя, как сердце молоточком стучало в груди, ведь коридор кончался, а нужного кабинета нигде не было видно. Леви сглотнул, оглянувшись, и ускорился; он проскочил бы мимо двери, если бы табличка с надписью «Генерал-лейтенант Остерхаус» не привлекла его внимание в последний момент. Леви проскользнул в темную комнату, которая оказалась не заперта, и включил свет, зная, что плакало его прикрытие, если его застукают в потемках. Он подошел к огромному деревянному столу, бросил на него пакет с документами и кепку, прежде чем начать искать необходимые Командующему документы — Гитлер наблюдал за ним с портрета на стене. Сначала Леви просмотрел бумаги, которые лежали сверху, в поисках правильного отправителя и управления, которые обозначил Командующий, но нужного файла не оказалось. В правом ящике стола оказалась гора конвертов, и он обрадовался, заметив, что все они были вскрыты. Леви пересмотрел содержимое каждого, и как только нашел то, что искал, быстро спрятал бумаги под китель, заткнув их за пояс брюк, которые держались на ремне, как на честном слове. Он захлопнул ящик и был готов уйти, но тут раздался стук в дверь, от которого его облегченный вздох сорвался на всхлип. Дверь отворилась. На пороге появился темноволосый, высокий мужчина в серовато-зеленой униформе и с потешными усами как у Гитлера, вот только Леви было не до смеха. Он одернул китель и неуклюже вскинул правую руку вверх, отдавая честь. Человек взглянул на него поначалу с удивлением, а затем рассержено. На вид ему было около пятидесяти, и что-то в его лице напомнило Леви их соседа в Берлине, добродушного дедушку, который наведывался к ним даже после того, как власти велели бойкотировать еврейские магазины. И все же, несмотря на дряблую, морщинистую кожу, лицо офицера выглядело крайне угрожающе. — Кто так честь отдает, а? Мать честная, — огрызнулся он на Леви, а тот встал по стойке смирно с перепугу. — Опусти руку, дурень, гляди, еще отвалится. Что ты здесь забыл? Признавайся живо, пока я на тебя не донес. — Я посылку принес, — ответил Леви, указывая на пакет, — сэр. — Вся входящая корреспонденция должна передаваться через почтовое отделение на первом этаже, — злобно сказал офицер. — И кто вообще позволил тебе войти в кабинет? — Посылка из Главного управления, сэр, — пояснил Леви, чудом вспомнив название. — Мне приказали лично убедиться, что документы попадут на стол генерал-лейтенанту Остерхаусу, сэр. Он почувствовал, как вспотел, стоило мужчине с прищуром взглянуть на него, поджав губы. — Чей приказ ты выполнял? Сердце Леви пропустило удар, пока он изо всех сил старался, чтобы лицо у него выглядело только слегка взволнованным, задумчивым, как если бы он взаправду не мог вспомнить имя. — Да что с тобой, солдат? Ты совсем недалекий, что ли? — вскричал мужчина, и Леви дернулся снова. — Имя, фамилия? Назовись, штурмманн, чтобы я составил на тебя жалобу! Голова у Леви загудела, больше он не притворялся, ведь и в самом деле забыл имя, которое ему дал Командующий. Воздух скомкался в горле, обделив мозг кислородом, который был так нужен его мыслям, хоть бы сообразить что-то, какое угодно имя выдумать, только немецкое — но в голову Леви лезли одни Ефремы, Шимоны, Мордекаи, Яковы и Авраамы. — Хольц, кажется, — наконец выпалил он, когда офицер сделал шаг ему навстречу. — Кажется? — закричал он, брызжа слюной. — Ты настолько глуп, что имени своего вспомнить не можешь? — Нет, сэр, вы не так поняли, — поторопился сказать Леви, перебирая в голове самые отборные ругательства. — Кажется, это штурмбаннфюрер Хольц отдал приказ о доставке. Сэр. Мужчина вскинул брови выше некуда и на секунду с недоверием уставился на пакет. Леви попытался незаметно вытереть влажные ладони о брюки, но только стянул их с талии вниз вместе с документами. Если бы не его округлый зад, за который они зацепились, спали бы как миленькие. — Ты говоришь, — протянул офицер, — что штурмбаннфюрер Хольц сказал тебе лично доставить посылку в офис генерал-лейтенанта Остерхауса? — Так точно, — подтвердил Леви. — Кажется, это был штурмбаннфюрер Хольц. Сэр. Офицер подошел к столу, чтобы взглянуть на имя, аккуратно написанное на бурой оберточной бумаге, снова посмотрев на Леви с прищуром. Казалось, он хотел поинтересоваться, что в посылке, но вскоре передумал или посчитал, что Леви вряд ли это было известно. Он чертыхнулся, покачав головой, и направился обратно к двери. — Повторюсь на будущее: вся входящая корреспонденция должна быть передана в почтовое отделение, — отчеканил он. — Чей бы ты там приказ не исполнял. Тебе ясно? — Так точно, — ответил Леви, позволяя голосу выразить лишь толику того облегчения, что он испытывал. — Сэр. — А теперь марш отсюда, — приказал офицер, и Леви был только рад послушаться. — Так точно, сэр, — пробормотал он вновь, прежде чем пройти через всю комнату к двери. Не успел он переступить порог, как мужчина его окликнул. — Кепку не забудь. Страх и злость, подобно крови, ударили в голову. Леви замешкался на выходе и обернулся, все его тело, казалось, упорно протестовало и не желало возвращаться в кабинет. Он потянулся, подцепил пальцами грубую ткань и надел кепку на голову, чувствуя, как над верхней губой выступили капельки пота. Прежде чем снова повернуться к офицеру лицом, Леви успел скривить губы в тревожной улыбке. — Спасибо, сэр, — натянуто сказал он и прошел мимо офицера, вниз по лестнице и прочь из здания. Вечерний воздух приятно холодил лицо. Леви пересек казарменный двор и направился в сторону церкви, множественные шпили которой виднелись на фоне темнеющего на глазах неба. Запах его собственного пота ударил в нос, и Леви подумал, что края страниц, которые он заткнул за пояс, наверняка промокли и завернулись. Он не знал, как сказать Командующему, что он выдал офицеру его имя, хоть ему ясно сказали этого не делать, и моментально стиснул зубы, нахмурившись, стоило ему представить разочарованный голос мужчины. Зайдя в церковь, Леви обнаружил, что внутри было еще прохладнее, чем снаружи. Он окинул взглядом скамьи, медленно и благоговейно шагая в проходе, прежде чем наконец заметил крупную фигуру Командующего — больше в церкви было ни души. Без промедления он сел на скамью на ряд ближе к алтарю и, выудив из-за пояса папку с бумагами, просунул их в зазор между сиденьем и спинкой. Командующий взял их в руки и принялся читать. В тишине, которая за тем последовала, Леви вдруг понял, что не знает, как у христиан положено молиться, и принял решение сидеть неподвижно, сложив руки на коленях и не сводя глаз с образа Иисуса на кресте, который возвышался над алтарем. Глядя на него, на его полное скорби лицо и истощенное тело, Леви диву давался, как люди могли позабыть, что Иисус был евреем, ведь сходство было неподдельным. — Ты не снял кепку, — наконец послышался голос Командующего, мягкий и низкий. Леви кивнул. Мужчина передал ему папку обратно, и Леви подсунул ее под китель, подпрыгнув на месте от хлопка двери где-то неподалеку. Священник зашел в одну из ячеек, не обращая на них внимания, и шаги его эхом отразились от пустых стен. — Этот сраный нацик чуть не поймал меня за делом, — прошептал Леви, и Командующий наклонился вперед к спинке скамьи, к нему поближе. — Я уже уходил, когда он мне напомнил о ней. Пришлось вернуться и забрать ее. Судя по молчанию, которое последовало после, Командующий ничего не стал возражать. — Я знаю, что должен вернуться, — добавил Леви, прежде чем мужчина смог что-то сказать. — Спрячу кепку, и, надеюсь, не попадусь тому же ублюдку на глаза дважды. Командующий громко выдохнул носом. — Полагаю, что лучше вариантов нет, — пробормотал он, прижав руки, сцепленные в замок, к губам. — Есть еще кое-что, что ты должен знать, — сказал Леви, облокотившись на спинку скамьи, и потупил взгляд. — Я сказал ему твое имя. Он расспрашивал меня, и я забыл свое, поэтому сказал, что выполняю твой приказ, чтобы он оставил меня в покое. Тишина, наступившая в этот раз, была совершенно особенная. Командующий задумался над сказанным и, Леви надеялся, уже догадался, как исправить ситуацию. Невольно он пытался расслышать в этом молчании нечто еще: осуждение или, может, разочарование, но лица мужчины он не видел, и потому не мог сказать наверняка, так ли оно было. Леви снова взглянул на распятое тело Иисуса, кожа да кости, и недоумевал, как молящиеся могли снискать прощение у такого страдальца. — Уже ничего не поделаешь, — наконец сказал Командующий все тем же спокойным и мягким голосом. — Об остальном я позабочусь. Я буду поджидать тебя в уборной, приходи туда как можно скорее. Леви молча согласился и, осмотревшись, снял кепку и отдал ее Командующему, просунув в щель между сидением и спинкой. — Тогда мне пора, — прошептал он, после чего поднялся с места и вышел из церкви. Вернуться в казармы оказалось еще более трудной задачей, чем единожды в них зайти. У Леви мышцы в ногах разболелись от простой ходьбы — так сильно он был напряжен. Бунтарское воодушевление покинуло его, ничего после себя не оставив, кроме дурного предчувствия и тревоги. Стиснув зубы, Леви шагал вперед, стараясь беспокойно не оглядываться на каждого из проходящих мимо солдат, которым, в свою очередь, до него не было никакого дела. Он пересек улицу, минуя человека в панаме, и заметил про себя, что тот остановился и посмотрел ему вслед, как если бы хотел окликнуть. И все же этого не произошло, потому Леви выбросил его из головы и принялся выстраивать маршрут обратно в кабинет Остерхауса. Он вошел в казарму через ту же дверь, что и в прошлый раз, с радостью обнаружив, что в коридоре не было никого, кроме парочки патрульных-ротозеев, которые на него даже не взглянули. Леви вскарабкался по лестнице, перескакивая по две ступени за раз, и задержался на последней, чтобы выглянуть из-за угла в пустой коридор. Он свернул направо, стараясь ступать как можно тише, судорожно озираясь, и ускорился, заслышав позади шаги вверх по каменным ступеням; он едва не сорвался на бег, чтобы успеть скрыться за следующим поворотом. Леви добрался до кабинета, практически задыхаясь, и проскользнул внутрь, бесшумно закрыв за собой дверь. Он потянулся рукой к выключателю и замер на пару драгоценных секунд, обдумывая все возможные варианты, и наконец, решившись, ринулся к столу, вытащил папку и положил ее обратно в ящик, туда, где он ее и нашел. Машинально Леви приспустил рукав кителя и наскоро протер им ручку ящика, а затем поспешил на выход, сперва приоткрыв дверь так, чтобы подслушать и подсмотреть в зазор между ней и рамой. Досчитав до десяти, он покинул кабинет и рванул по коридору, едва не подрагивая от облегчения каждый раз, как прохладная подкладка кителя касалась поясницы. — Эй ты! Недомерок! Выкрик нагнал Леви на самой первой ступени, так он и замер на лестнице от страха. Волосы на затылке встали дыбом, стоило ему вспомнить тот день, гестапо и погоню, которая запросто могла бы завершиться под стать той, что Леви не посчастливилось наблюдать неделей позже, вот только лицом вниз в луже собственной крови лежал бы он сам. Его дыхание мгновенно сбилось, в глазах потемнело и в ушах зазвенело от подступающей паники, которая прямо-таки сдавила голову. Леви медленно обернулся, заметив в исступлении, что перед ним был тот самый мужчина — офицер лет тридцати, который подсказал ему дорогу в кабинет. Он подошел к Леви с прежним недовольством, а тот лишь расплылся в неясной улыбке, чувствуя, что худшее осталось позади. Он поприветствовал мужчину как можно более вежливо, но, несмотря на это, офицер был все так же не в духе. — Мне кажется, я видел, как ты покинул здание, нет? — спросил он сердито. — Почему ты до сих пор здесь, штурмманн? — Я думал, что забыл свою кепку в кабинете генерал-лейтенанта, — пояснил Леви, изо всех сил изображая из себя недотепу. — Вернулся, чтобы проверить, а вдруг и правда, но ничего не нашел. Наверное, в церкви где-то оставил. Офицер смерил его хмурым взглядом. — И что, ты думал, что можно вот так запросто и вприпрыжку попасть в кабинет старшего по званию? — Прошу вас, сэр, — взмолился Леви, едва ли не хныча. — Я не могу профукать очередную, иначе мне крепко достанется. Думал, что я скоренько так… — Ты совсем что ли? Это тебе не бюро находок, — огрызнулся офицер. — А ну выметайся отсюда, пока я не доложил о тебе начальству. — Так точно, сэр, — буркнул Леви, спотыкаясь на лестнице. — Прошу простить, сэр. Теперь у Леви были все основания уносить ноги, потому он едва ли не выбежал из здания и перешел на размеренный шаг только, когда вышел во внутренний двор, а потом — на улицу; вспотевший и запыхавшийся, он направился в парк на дрожащих ногах. На углу улицы что-то привлекло его внимание — белая панама. Леви посмотрел на ее владельца — мужчину средних лет в бежевом костюме. Он встретился с ним взглядом всего на секунду и подумал, а не виделись ли они раньше. По пути в парк Леви слышал шаги позади себя и, даже не оборачиваясь, знал, что мужчина шел за ним следом. В голове Леви роились вопросы. Видел ли мужчина его раньше? Неужели тот следил за ним, когда он вошел в церковь? Что ему известно? Леви с опаской обернулся: мужчина не пытался поспеть за ним, а, казалось, наоборот, держал дистанцию в двадцать метров. Он снова встретился глазами с Леви и поспешил их отвести, после чего перешел на другую сторону улицы в тень деревьев, которая стала непроглядной с наступлением темноты. Леви вышел на тропинку, шагая непринужденно в направлении общественного туалета. Спускаясь вниз по лестнице, он еще раз обернулся и заметил, что мужчина промелькнул под фонарным столбом и направился в его сторону. В туалете беспокойство Леви чуть поуменьшилось, стоило ему увидеть Командующего, который стоял, прислонившись к стене. Он и рта не успел раскрыть, как Леви резко покачал головой, кивая в сторону кабинки, и тот беспрекословно скрылся за дверью. Леви подошел к писсуару и расстегнул молнию, гадая, как он собирается тут все как следует отмыть, в случае если Командующему придется перерезать мужчине горло, чтобы тот не болтал лишнего. Он пытался расслабиться, чтобы помочиться, но стоило ему выдавить из себя пару капель, как дверь распахнулась. Тот самый мужчина зашел внутрь и смахнул все попытки Леви сконцентрироваться коту под хвост. Он приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, не более, и также повернулся к писсуару. Леви снова постарался расслабить мышцы и ему в конце-концов удалось отлить, хоть он и чувствовал, что мужчина следит за его отражением в зеркале, висевшем на стене перед ними. — Таких мужчин, как ты, сегодня негусто, — внезапно сказал он. Хоть голос у него и был негромкий, слова, казалось, разорвали тишину, подобно выстрелу. Леви дернулся, наконец понимая, что все это значило. Он отбросил свои попытки сходить по нужде и поднял глаза на зеркало, встретившись взглядом с мужчиной всего на секунду, разглядывая свое и его отражение. Когда-то давно, пожалуй, даже слишком, Леви, казалось, знал, как кадрить ребят вот так, но теперь он не смог разыскать в полузабытых воспоминаниях ничего, даже фразы, которую можно было бы бросить мужчине в ответ, и прежде чем отрывки из прошлой жизни ожили в его памяти, Командующий вышел из кабинки и занял место у писсуара справа от Леви. Стоило ему расстегнуть брюки, как Леви перевел взгляд на мужчину, который, хоть и съежился от внезапного появления Командующего, но с места не сдвинулся. Леви поднял глаза на Командующего, засмотревшись на его лицо в отражении, хоть и знал, что для правдоподобности ему явно стоило бы их опустить куда пониже. Взгляд у того был безучастным, пока он мочился, и Леви вдруг подумал, а не имел ли он сам опыт в подобных знакомствах. Как если бы его собственное тело еще помнило, каково это было, в те далекие беззаботные дни, Леви потоптался на месте, приблизившись к Командующему на пару сантиметров, вдыхая затхлый запах пота, который вновь так гармонично вписался в ситуацию. Он взглянул на мужчину слева в отражении, их глаза встретились на долю секунды, и внезапно между ними все прояснилось — незнакомец вышел, ни проронив ни слова. Как только за ним захлопнулась дверь, Леви отвернулся от Командующего и надел брюки, оглянувшись всего раз, прежде чем пройти в кабинку. Выражения лица мужчины было невозможно разобрать, как и всегда. Лоб он сморщил и брови насупил так, что его обычно голубые глаза казались практически черными. Леви закрыл дверь, прислонился к стене и, пару раз вдохнув сортирной вони во все легкие, запустил руки в бумажный пакет с вещами, который стоял на полу. Взглянув на собственную кожу, которая ему вдруг показалась чужой, он быстро переоделся и положил форму в пакет, надеясь, что Командующий догадается сжечь ее при первой же возможности. Услышав, как мужчина застегнул брюки по ту сторону двери, Леви выждал немного и вышел, с облегчением заметив, что в отражении теперь стоял он сам, а не штурмманн. В гнусной уборной оба стояли и утопали в мыслях, которые бы по-хорошему стоило выразить прямо здесь и сейчас, но после того, что произошло, они будто языки проглотили. Леви недолго старался подобрать слова, но сдался и, кивнув на прощание, вышел из туалета. Он брел обратно через город, гадая, дойдет ли так далеко, уставший, на своих двоих. Его разум, казалось, был опустошен подчистую, и, если подумать, это было Леви на руку. Только в маленькой кухоньке, вытираясь влажным полотенцем, Леви позволил эмоциям снова выбраться на поверхность, нисколько не удивившись очередной волне возбуждения, что окутала его — сильнее страха, тревоги или замешательства. Он чувствовал, что утомился, но в то же время ожил — это была та дивная усталость, знакомая лишь тем, кто достиг чего-то, постарался, взял дело в свои руки.

***

В ту ночь Леви забрался в постель и, стоило Фарлану прижаться к нему теснее, уснул, полный уверенности, что это чувство ничем не испортить, вот только во снах поезда на восток поспешили его разубедить. К тому времени, как Леви проснулся, Кригер захватил его сознание целиком, потому друзей он был вынужден избегать, ведь настроение свое скрывать от них он не умел и знал, что стоит им увидеть его в таком состоянии, они точно забеспокоятся. Он улизнул из квартиры под предлогом работы, сидел в парках и прогуливался вдоль реки, пока не добрался до дома Командующего, но даже там его настроение едва ли улучшилось. Мужчина надел отвратительную униформу, солдат — как ни крути, всем своим видом напоминая Леви о предыдущей ночи. — Я бы хотел еще раз поблагодарить тебя за помощь, — сказал Командующий, улыбаясь, и сел за письменный стол. У Леви как раз мысль проскочила в голове, успел ли он уже напечатать копии файлов с прошлой ночи и спрятать под ключ в своем ящике. — Надеюсь, и без того ясно, что я ни капли не преувеличиваю, когда говорю, что без твоей помощи я бы ни за что не выполнил это задание. Леви равнодушно пожал плечами. — Ты мне за это платишь, так что, — пробормотал он и, пройдя на кухню, принялся разгребать гору немытой посуды. Размеренные щелчки печатной машинки слились воедино с журчанием воды, и Леви попытался раствориться в этом звуке, потонуть в заботах, возвратить то чувство, которое обычно снисходило на него в этой квартире, вспоминая, как мягко светится паркет в гостиной в лучах заходящего солнца, но что-то препятствовало его мыслям, и даже уборка показалась ему паршивой работой, которую Командующий по праву сбагрил на ничтожество вроде него. Леви чувствовал себя никчемным и беспомощным, в нем не осталось ничего от того человека, каким он почувствовал себя днем ранее, и вот он вновь кому-то прислуживает, приспосабливается. Он не мог избавиться от этого чувства весь вечер, и к ужину ему хотелось содрать с себя кожу, лишь бы ощутить хоть что-то, кроме собственной пустопорожности. Сидя за столом, Леви не мог заставить себя взглянуть на эту форму, извечное напоминание о том, почему, по чьей вине мир стал таким. Стоило ему боковым зрением заприметить ее очертания, как его бил озноб, и челюсти сжимались так сильно, что, казалось, зубы повылетают. Когда он наконец не стерпел и высказался, это прозвучало столь громко в застоявшейся довлеющей тишине, что Командующий встрепенулся с перепугу. — Может, ты наконец снимешь с себя это дерьмо? — резко сказал Леви голосом, полным злости и досады. — Я понимаю, что тебе приходится эту форму носить целый день, черт бы ее побрал, но дома-то зачем? Смотреть противно. Мужчина тут же вскочил на ноги и снял с себя китель, сложив его на сидение стула под столом, подальше от Леви. Затем он снял запонки и спрятал их под ободок тарелки. — Прости, мне стоило догадаться… — Извинения твои мне уже поперек горла, — перебил его Леви, зная, что как бы он не кричал, легче ему от этого не станет. — Может, хоть раз просто сделай что-то так, чтобы извиняться потом не пришлось, а? На лице Командующего проступила серьезность, но никак не злоба, хоть Леви надеялся его именно рассердить. Он видел, что тот скорее растерялся, судя по тому, как он смотрел на Леви, приглядываясь, анализируя, стараясь разгадать причины его поведения. Леви вдруг испугался, что мужчине это и впрямь удастся, и, подскочив, отодвинул тарелку в сторону. — У меня пропал аппетит, — отрезал он и вышел из кухни. Следующие несколько часов Леви скреб ванну с особым усердием и закончил лишь когда у него руки стали подрагивать от напряжения. Командующий помог упаковать еду, не говоря ни слова, и протянул Леви несколько купюр у двери, поинтересовавшись, хватит ли. Леви засунул деньги в карман, не пересчитывая, и вышел из квартиры, даже не поблагодарив его. Сказанные им слова следовали за ним по пятам до самой квартиры Кригера, и там, наконец, отступили, ведь были проблемы и посерьезнее. Мужчина снова был пьян. Леви понял это сразу по тому, как тот навалился на двери, приоткрыв их, чтобы он мог войти. Стоило ему попасть в квартиру, Кригер подловил его, выхватил пакеты с продуктами из его рук и вывернул их на пол. Он допытывался, где Леви их раздобыл, пуще прежнего прибегая к оскорблениям и нападкам. Леви ощутил, как злоба выжила привычную апатию, вырвалась на поверхность в безнадежной попытке ухватиться за то, что у него некогда было, отчаянно отрицая его собственную пустопорожность. Слова были бесполезны, и он с размаху ударил мужчину кулаком в челюсть так, что самому больно стало, а тот схватил его за волосы и впечатал лицом в стену. Леви онемел от боли, падая на пол. На глаза навернулись слезы, в ушах звенело, а в висках пульсировала кровь. — Боже, — взмолился Кригер над ним, падая на колени, касаясь рукой его головы, но Леви оттолкнул его с отвращением. — Леви, ты же знаешь… Ты же знаешь, что я не нарочно, правда? От звука собственного имени Леви съежился. В голове все смешалось, и ему показалось, будто Кригер пытался лишить его даже этого, того немногого, что еще ему принадлежало. Как если бы он был воплощением того самого зла, которое отбирало у Леви то, что у него еще осталось, самое драгоценное, что он так старался сохранить. — Не смей прикасаться ко мне, — рыкнул он на Кригера, но тот его не слушал и положил руку ему на плечо. Леви не отбивался. — Я не хочу тебя мучить, ты же знаешь это. Как же так тебе вечно удается меня спровоцировать, а? — спрашивал он, умоляя, пока Леви с трудом поднялся на ноги и упал на край кровати. Темная комната плыла перед глазами, и Леви почувствовал себя до смерти уставшим, как если бы его злоба вновь прожгла его насквозь, поглотила, изничтожила. Без нее он казался себе жалким, бестолковым и потерянным, как если бы ясная цель, которая перед ним вырисовывалась, была всего лишь миражом, не более, обманчивым, красочным видением в выжженной пустыне, которой стала его жизнь. Пока Кригер вскарабкивался на постель позади него, Леви старался думать о Командующем, но решительно не смог, словно мужчине не было здесь места. — Давай я сделаю тебе приятно, — жарко прошептал Кригер ему на ухо, прижимая Леви к матрасу всем своим телом. — Я знаю, как тебе нравится. Сам помнишь, а? Леви не смотрел на него. Он устремил глаза в потолок, мысленно рисуя узоры меж деревянных балок, пока руки Кригера касались его тела, и задумался, а правильно ли это — позволять телу чувствовать удовольствие, которое его разум отрицает. А вдруг в этот раз удастся, будет ли это по-другому? — Леви, — пробормотал мужчина; не имя, а сущее проклятие. — Во всем мире нет больше таких, как ты, Леви. Я никого так не полюблю, как тебя. Наконец Леви перестал сопротивляться, хоть и знал, что возненавидит себя за это, словно понимал, что с каждым стоном, сорвавшимся с губ, его отвращение к себе будет только расти. В итоге все произошло так же, как и прежде: его тело, ожившее, содрогнулось, а тело Кригера, удовлетворенное, потяжелело и провалилось в сон, стоило тому коснуться головой подушки. Леви спешно забежал в ванную, прежде чем распихать продукты обратно по пакетам и покинуть квартиру. Он сразу понял, что домой ему возвращаться нельзя — то, как нежно Фарлан касался пальцами его волос, было еще слишком живо в памяти — и поэтому он последовал по тому же пути, которым пришел, обратно через город, к Командующему, вновь без приглашения. Тот быстро откликнулся на стук в дверь, все еще одетый в рубашку и брюки, и только его босые ноги, торчащие из-под штанин, привлекли внимание Леви. Он взглянул на них и поднял глаза на лицо мужчины, скорее любопытное, а не рассерженное. — Знаю, мне не стоило сюда приходить, — тихо прошептал Леви, чтобы не потревожить соседей. — И все же можно я зайду, пожалуйста? Командующий заколебался на мгновение, а затем отступил в сторону, впустив Леви. Тот бросил пакеты на пол и поспешил скрыться в уборной. Избегая своего отражения в зеркале, он набрал ванну и, убедившись, что вода и впрямь чересчур горячая, разделся, не глядя на себя, залез внутрь, чувствуя, как кипяток покалывает кожу. Только после этого он посмотрел на свое тело, отчего в нем вновь разгорелась ярость, и он позволил ей поглотить свой разум, сжечь себя целиком, без остатка. Он схватил маленькую эмалированную мыльницу и с силой швырнул ее о кафельную стену. Грохот ее падения почти заглушил мягкий стук в дверь. — Могу войти? — спросил Командующий, и Леви промычал в знак согласия. Его прерывистое дыхание мало-помалу выровнялось. Мужчина сел на стульчак, но Леви не смотрел на него, все так же не сводя глаз с мыльного пятна на стене. — Есть что-то стряслось, я могу… — Нет, — Леви ответил на вопрос, не давая Командующему возможности договорить; ему уже и так было стыдно от тех мягких слов, что он успел произнести. Какое-то время в ванной было слышно только как вода по капле стекала из крана. — Может, ты хочешь поговорить… — Нет, — снова сказал Леви, ему удалось успокоить свой голос, а разум совсем разбушевался. Краем глаза он видел, как мужчина нервно ерзал на унитазе, и почти почувствовал себя виноватым: для такого человека, как он, тяжело было сидеть спокойно и ничего не делать. — Я могу чем-то помочь? — наконец спросил Командующий, и Леви почувствовал, какое облегчение тот испытал, когда он кивнул, повернувшись посмотреть на него. — Позволь мне остаться здесь на ночь, — беспардонно потребовал он и порадовался, когда мужчина удовлетворил его невысказанное желание, не задавая лишних вопросов. — Готов сделать все, что потребуется, — просто ответил Командующий, поднимаясь. — Я пойду заварю нам чаю, пока ты будешь принимать ванну. После того, как он вышел из ванной, Леви еще долгое время сидел в воде, как если бы обварившись, он смыл прикосновения Кригера с кожи. Закончив, он вытерся одним из чистых полотенец из углового шкафа; легкий аромат лаванды, казалось, сыграл свою роль, и Леви почувствовал, как запах тех затхлых простыней сменился чем-то более приятным, если не знакомым — чем-то, напоминающим дом. Он присоединился к Командующему в гостиной, и вместе они молча выпили чай. Мужчина принес ему подушку и одеяло, которые также слегка пахли лавандой, и та, казалось, окутала Леви, когда он опустил голову на подушку. — Если есть что-то, что тебе нужно… — Мне не нравится нуждаться ни в чем, особенно в помощи, — ответил Леви, не отрывая взгляд от потолка. — Особенно в твоей. Командующий на мгновение замолчал, прежде чем прошептать: — Понимаю. Когда он уже собрался выйти из комнаты, Леви вновь заговорил. — Я готов на большее, — сказал он, только сейчас осознав, что это решение уже давно равалось наружу. Он думал о Кригере, о том, как этому мужчине вечно удавалось заставить его почувствовать себя пустым местом, и понял: вот где он найдет баланс. — В отношении работы, то есть. Одной уборки мало. Леви скорее почувствовал, чем увидел, как напряглась спина Командующего, когда тот обернулся, и на секунду испугался, что он откажет. — Хорошо, — наконец сказал мужчина. — Мы можем обсудить это утром. Доброй ночи, герр Веллер. — Леви, — поправил его тот, едва ли отдавая себе в этом отчет, надеясь, что так ему удастся выразить свое безмолвное желание: прошу, умоляю, сделай так, чтобы я вновь был рад слышать свое имя. — Меня зовут Леви. — Леви, — повторил за ним Эрвин намного мягче. — Наконец-то имя, которое тебе подходит.