Слава Победителям

Фортунато отреагировал на колкие слова графа весьма спокойно. — Здравствуйте, Ваше Сиятельство. Прошу простить, мы с Натали устали с дороги и хотели бы отдохнуть. Полагаю, вы не будете против. А позже мы с вами обсудим всё, что вас волнует. Людольф, который стоял рядом, посмотрел на него с уважением, будто собирался сказать: «Ты всё делаешь верно, не стоит вам ссориться». Вслух же младший Шлейхер сказал совсем другое: — Рад твоем возвращению. Ты не простудился? Морозы с прошлой недели усиливаются. Фортунато помотал головой, не желая сообщать о недомогании в присутствие графа Шлейхера и матери. Упрёки первого слушать не хотелось, а жалость от второй заставляла чувствовать себя слабым. — Не переживай. Я здоров. Граф Шлейхер не оценил сыновью доброту. — Помолчи пока, Людольф. Он ослушался меня, уехал-таки спасать девицу. И ты ему, как я знаю, помог в этом, — граф покосился на сына, но тот не собирался замолкать. — Отец, я прошу вас, не гневайтесь на Фортунато. Он поступил смело, отправившись за сестрой в незнакомый город. Марианна поддержала Людольфа: — Ваше Сиятельство, у него не было дурных намерений… — Мама, — прервал её Фортунато. — Не стоит, я сам отвечу за свои поступки. — Ответишь, несомненно! — съязвил граф. — И твоя сестра тоже. Ты, Натали, повела себя как неразумный ребёнок. Неужели совесть заснула в тебе, раз ты отдалась первому встречному? На щеках девушки вспыхнул румянец, она шагнула вперёд, желая что-то сказать в свою защиту — Фортунато отстранил её. — Не говорите так о моей сестре. Если хотите кого-то наказать, то наказывайте меня. — Хорошо, — смягчился граф Шлейхер. — О твоём наказании подумаем позже, сейчас можешь идти в свою комнату. Людольф повелел слугам наполнить ванную, потом позаботился о том, чтобы повар приготовил обед. Этот юноша обладал и внешней, и внутренней красотой, причём именно вторая отличала его от отца. Фортунато любил его как брата и порой задумывался: чем отплатить Людольфу, как выразить благодарность за дружбу? Отец верно учил: «Отдай другу последнее, и будешь вознаграждён». Жаль, сам Рафаэль Фальконе погиб из-за предательства друга, выдавшего императорским войскам то место, где укрывался мятежник. После ванны Фортунато переоделся в чистое, опустился на кровать и мысленно обратился к Всевышнему Анди, дабы возблагодарить за успешное возвращение. Марианна Фальконе села рядом на стул, взяла запястье сына, заговорила на севаррском: — Ты ведь знаешь, я хочу для тебя лучшего. Пожалуйста, не упрямься и попроси у графа прощения. Он хорошо относится к тебе и требования выдвигает справедливые. Не отворачивайся от его милости. — Я не буду просить прощения, — ответил Фортунато сонно. — За мной нет греха. Он сильно закашлялся, прикрыл рот краем одеяла и перевернулся на другой бок, спиной к матери. За окном совсем стемнело, шёл мелкий дождь, глухо лаяла дворовая собака. Марианна вздохнула, отпустила руку сына и подошла к столику — отодвинула вазу с засохшими цветами и зажгла свечи. — Зачем же ты расстраиваешь меня, Фортунато, — прошептала она. — Я каждый день о твоём благополучии молюсь. Ты уже взрослый и должен понимать: за положение в обществе надо бороться. Вернуть нашему роду доброе имя — твой священный долг как мужчины. — Вы опять о том же, — Фортунато приподнялся на кровати. — Нет. Я не отправлюсь на военную службу, и причина вам известна. Вступить в армию — значит, присягнуть на верность императору. Тому императору, по приказу которого повесили отца и других мятежников. Фортунато не желал воевать за имя «кровавого палача», никакие уговоры не действовали на него. А ведь, дослужившись до майора, он бы вернул себе дворянский титул — семья жила бы в достатке, как и десять лет назад. «Нет, нужен иной путь, — говорил себе Фортунато.- Я отучусь и, если угодно Всевышнему, пойду на государственную службу». Год назад граф Шлейхер пообещал: «Будешь вести себя смирно, поступишь в университет. А будешь буянить — останешься ни с чем, помяни моё слово!» Вообще, граф подумывал о том, как бы устроить подопечного на такую должность, чтобы он, подопечный, приносил пользу и во всём подчинялся. Фортунато старался не переступать запреты, хотя это и было нелегко для свободолюбивой натуры. Мысль об учёбе не давала упрямству и гордости взять верх — до поры, до времени. Граф Шлейхер наверняка откажется от своих обещаний! Ненавидел он непокорных слуг. Фортунато тянулся к знаниям не столько ради возвращения титула, сколько ради внутреннего желания постичь новое, неизведанное. Он поклялся, что и без помощи графа выбьет себе место в университете. — Твоя самоуверенность не принесёт добра, — сказала мать. В голосе её не было укора, только усталость и тоска. — Пожалуйста, Фортунато. Послушай меня. Клятва верности — всего лишь слова. Разве твой отец не произносил её? Он преуспел в военном деле, преуспеешь и ты. — Мама, неужели и молитва для вас «всего лишь слова»? Я не желаю запятнать себя ложью. Император — враг мой, не союзник. Вспомните — вы лично ходили на приём, просили у него о помиловании, но он остался глух к любым мольбам. Отец, да спасётся душа его, пожертвовал и званием, и жизнью во имя свободы. Фортунато не закончил, потому что в дверь громко постучали. Вошёл Людольф со склянкой ландаума. — Тебе нужно принять это, быстрее поправишься, — сказал Людольф и посмотрел на Марианну. — Я помешал вашему разговору? — Нет, — она снова перешла на фридеранский. — Фортунато рассказывал о Лофберге. К счастью, ни Людольф, ни его отец не понимали севаррский язык, иначе бы Фортунато дорого заплатил за слова об императоре. — Госпожа, мне кажется, вашему сыну необходим сон. Оставим его одного, — проговорил Людольф, после чего протянул настойку Фортунато. *** Проснулся он в кромешной тьме и не сразу сообразил, где находится. Свечи догорели, в склянке осталось немного ландаума, от которого так клонило в сон. «Надо узнать, как там Натали, — подумал Фортунато и прижал ладонь ко лбу. — Больно, зараза». Одевшись, он спустился по скрипучим ступенькам, свернул налево по коридору и остановился у дверей столовой. В щёлочку удалось увидеть керосиновую лампу, самого графа Шлейхера и его давнего друга, Томаса Фишера. Видимо, последний приехал позднее, чем планировал. —…что прикажешь делать с ним? Я собирался дать мальчишке образование, отправить в университет, а он уже сейчас бунтует. Чего доброго, в столице он развратится, начнёт тратить деньги на игорные дома да на куртизанок, — жаловался граф Шлейхер. — Зря ты так о нём, — ответил Томас. — Он не глупый юноша. Томас Фишер часто наведывался в гости к графу, общался с его сыном и Фортунато, дарил мальчикам полезные книги по математике, астрономии и другим наукам. Сам растил двоих дочерей, старшая должна была выйти замуж за Людольфа. — Ум и погубить может, если направить его в неверное русло. Рафаэль умён был, а всё равно на виселице очутился! Прости его, Господи! Вижу, и Фортунато по той же дорожке хочет пройти. «Да что он понимает? — разозлился Фортунато. — Отец был честным и сильным человеком, и погиб во имя свободы нашего народа». — Ты рано делаешь выводы, — всё также спокойно отозвался Томас. — Неужели ты на его месте не уехал бы за сестрой? — Я бы никогда не ослушался приказа, — важно заявил граф. — Он же мой авторитет отвергает. Зачем протягивать руку тому, кто предпочитает тонуть? Мальчишка не дождётся от меня благосклонности. — А я бы дал юному Фальконе шанс, — Томас настаивал на своём. — Позови-ка его. Если он умён и трудолюбив, то примет моё предложение. Фортунато тут же отстранился от дверей, боясь быть замеченным. Он встал у большого зеркала, сделал вид, что поправляет одежду. Лицо графа Шлейхера показалось в дверном проёме. — Фортунато? Хорошо, что ты здесь. Пойдём. Он сел в кресло и положил руки на широкие подлокотники. — Ты видишь, я не изверг, и потому не собираюсь прогонять бедную девушку на улицу. Она совершила большую ошибку и, несомненно, понесёт наказание. Но всё же я хотел бы не о ней поговорить, а о тебе. Ты хочешь вернуть себе дворянский титул, однако ведёшь себя недостойно, противишься моей воле. Возможно, мнение господина Фишера повлияет на тебя. Томас заговорил: — Здравствуй, Фортунато. Как твоё здоровье? — Спасибо, я здоров. Как ваши дела, господин Фишер? — Дела идут славно, — Томас положил ладонь на стол. — Тебе надо продолжить обучение, чтобы граф нашёл для тебя хорошее место. Вот только одна проблема… Трудно судить, достоин ты нашего расположения или нет. Поэтому я хочу предложить тебе работу, если справишься, мы позаботимся о твоём дальнейшем обучении. Правда, Йозеф? — Я пока не понимаю, о какой работе ты говоришь, — засомневался граф Шлейхер. — Моим племянникам нужен гувернёр, — улыбнулся Фишер. — А Фортунато, как мне известно, превосходно знает языки и географию. Если бы Томас Фишер послал его работать на фабрику, Фортунато удивился бы меньше. Он заинтересованно посмотрел на этого седовласого господина, переменил позу, скрестив пальцы на груди. — Вы в самом деле считаете, что я справлюсь? Вашим племянникам нужен почтенный учитель, а не сын преступника. — Я верю, что в тебе не умерло благоразумие, Фортунато, — граф Шлейхер явно не заметил его саркастичного тона. — Не даром я следил за твоим обучением также пристально, как за обучением Людольфа. Ты справишься. — Да, — поддержал приятеля Томас Фишер. — Я бы не предложил подобное тому, кого не находил бы благоразумным. Докажи, что в тебе достаточно терпения и сил для дальнейшей службы. Идти к славе — значит, идти вверх по крутому склону. А начинать надо с малого. Ты не против? Фортунато задумался, склонив голову набок, а граф Шлейхер произнёс: — Мне не жаль послать тебя в университет вместе с Людольфом, однако после произошедшего я хочу убедиться в твоей надёжности. О матери и сестре не беспокойся. Обещаю заботиться о них, как и раньше. — В таком случае я вас не разочарую, господин Фишер, — Фортунато встал и кивнул в знак признательности. — Я готов уехать хоть сегодня, — он снова закашлялся и отвернулся. — Не торопись. Оправишься от болезни и поедешь, — ответил Томас Фишер. — Йозеф, не забудь послать за доктором. Пусть мальчик поскорее выздоровеет. Грядущие перемены осчастливили его, но в то же время душу терзали сомнения: не обманет ли Томас Фишер? И если сестра его не отличается от Хельги Шлейхер, то ничего хорошего ждать не стоит. Помимо этого, Фортунато не верил, что граф проявит должную заботу о Натали и матери, боялся оставлять родственниц. Хорошенько всё обдумав, он пришёл к выводу: отъезд из имения Шлейхеров принесёт пользу, и отказываться от услуг Томаса Фишера — детская глупость. *** Приготовления отложили до следующего месяца. В назначенный день прибыл Томас Фишер, поздоровался с Фортунато и похвалил его за костюм, не упустив случая пошутить: «Гляди, какой щёголь! В столице за своего примут». Граф Шлейхер будто забыл о задетом самолюбии и не поскупился на красивую одежду для Фортунато. Впрочем, думал он прежде всего о своей репутации. Чем чаще слышал Йозеф Шлейхер о собственной доброте и справедливости, тем меньше в нём оставалось этих качеств. Фортунато разрешили взять с собой несколько книг, поэтому он долго ходил по библиотеке, изучая корешки. Наконец, выбрал «Грамматику севаррского языка», «О делах военных и государственных» философа Бентивольо и «Сборник алгебраических задач». Не забыл он и про священную для марциниста книгу — «Весть о Солнце». Отец читал много, но после казни жандармы забрали некоторые книги из дома и сожгли прямо во дворе, в присутствии Марианны и детей. Фортунато тогда мало что понимал, его просто напугали грозные люди в мундирах и с саблями. Мать потом рассказывала: та литература считалась «крамольной», и стражи порядка уничтожили всю, дабы никто больше не соблазнился мыслью о мятеже. Фортунато мечтал достать хоть одну из тех «крамольных» книг и узнать, какие же идеи подтолкнули отца к столь жёстким методам борьбы. Мать обняла его, положила ладони на плечи и нежно улыбнулась. — Я так рада, мой дорогой. Граф Шлейхер великодушен, он простил тебя и готов помочь в карьере. Разве не замечательно? Не забудь поблагодарить его. — Я благодарю, мама, — сказал Фортунато, вырвавшись из её объятий. — Вы будете скучать по мне? — Конечно. Зато ты хорошо устроишься! А Натали, — тут Марианна потупила взор. — Я не знаю, что будет с ней. Она и меня расстроила. Думаю, гнев графа скоро утихнет. Я найду Натали жениха, может, она будет счастлива, — Марианна села в кресло и взяла вязание. — Главное, чтобы у тебя всё было хорошо. Пусть Анди ведёт тебя по светлому пути.