—
Мин Юнги всегда винил в своей плохой репутации гены своей семьи. Его отец, и отец его отца, и отец отца его отца — все передавали одно и то же стервозное выражение лица из поколения в поколение. Наверное, именно поэтому все в его семье тоже были слизеринцами. Ну, бОльшая часть его семьи была такой, если не считать сумасшедшего дядю Джунсу, который каким-то образом оказался в Хаффлпаффе при самом странном стечении обстоятельств. Но, учитывая, что дядя Джунсу также был склонен выполнять свою работу во дворе совершенно голым, возможно, в этом действительно был смысл. Все остальные члены семьи его отца были слизеринцами — гордо чистокровными и совершенно непостижимыми. С другой стороны, его мать была совершенно иной. Иногда Юнги на мгновение задумывался о том, что было бы, если бы он выглядел и вел себя внешне как его мать. Если бы на его лице всегда была мягкая улыбка, разве заставило бы это Распределяющую Шляпу отдать его в такие факультеты, как Гриффиндор или Хаффлпафф? Было бы это лучше для него в долгосрочной перспективе? Возможно, у него сложились бы более глубокие отношения со сверстниками. Дружба, в которой можно было бы говорить ни о чем, но при этом чувствовать каждое слово таким глубоким и беззащитно-прозрачным, какими, по его мнению, они всегда были. И все же, вот он. Слизеринец, которого так же не любили другие ученики, как и его собственные соседи по дому, такой же незаметный и легко игнорируемый, как выцветшие портреты на стене. Что ж, это было не совсем правдой. У него был друг, вроде. Все остальные, на самом деле были просто незнакомцами. Он чувствовал барьер, одинокую дистанцию между его сердцем и сердцами других студентов, ту, которую он не мог и надеяться преодолеть, пока его собственные слова оставались на кончике языка, оставляя его удручающе молчаливым, перед лицом их пристального внимания. Конечно, он этого хотел. Всегда этого хотел. Счастье. Не только для себя, но и для других. В этом смысле он гораздо больше походил на свою мать, чем на отца. Это был хорошо охраняемый секрет, тот факт, что его тянуло к лицам, которые светились радостью, как мотылька на пламя всякий раз, когда он слышал чей-то смех. Ему было почти физически больно видеть, как страдают другие. Отец всегда говорил ему, что он слишком много чувствует, что его альтруистическая сторона только навредит ему в долгосрочной перспективе, точно так же, как это было с матерью. Так он научился прятаться под этой маской. Той, которая заставляла его выглядеть совершенно равнодушным, когда на самом деле, под ней, он едва мог держаться за все свои заговоры и схемы. Мелочи, которые могли бы сделать людей счастливыми. Вещи, которые сделали бы их жизнь хоть немного лучше. Он не был уверен, почему так зациклился на помощи людям, которые даже не знали о его существовании. Может быть, он был немного сумасшедшим, как и дядя Джунсу. И все же он не мог заставить себя остановиться. Не тогда, когда он еще так много мог сделать. Конечно, он делал все это втайне. Никто не мог знать, что он делал за закрытыми дверями, никто бы не понял, по крайней мере, не тогда, когда у них в голове уже сложилась эта картина того, кем он был. Не было никакого смысла менять чьи-либо ожидания, и до тех пор, пока он видел улыбки, появляющиеся на их лицах, пока он мог согреваться сознанием того, что сделал что-то хорошее, это было достаточной наградой. Но затем он получил нечто странное в утренней почте.—
Count On You - Paperwhite
//Ты гораздо добрее, чем позволяешь думать другим. Почему ты позволяешь людям думать иначе?//
Руки Юнги дрожали и были липкими, когда он снова и снова перечитывал одну и ту же короткую строчку. Его сердце бешено заколотилось, и у него перехватило дыхание, когда он взглянул поверх смятого листа пергаментной бумаги, который держал в руках, и невидящим взглядом уставился на толпу студентов, завтракающих в Большом зале. Его взгляд метался между усталыми лицами, выискивая кого-нибудь, кто мог бы смотреть на него в ответ. Но вокруг было слишком много людей, чтобы сосредоточиться, и Юнги обнаружил, что потерялся в своих бурлящих мыслях. Сова уронила записку на тарелку Юнги в тот момент, когда он сел, напугав его так сильно, что он чуть не свалился со скамейки. Он не узнал в ней чью-либо сову, а из-за простой коричневой окраски, которую он едва разглядел, было невозможно точно определить, какая из дюжины коричневых сов в Совятне на самом деле передала ему послание. Поэтому он мог только спросить себя: что означало это письмо? Каким бы умным он себя ни считал, даже он не мог понять причину, по которой кто-то послал ему это. Может быть, это шутка? — Юнги покачал головой, нахмурившись еще сильнее и недовольно стиснув зубы. — Нет. Скорее всего, это розыгрыш. Кто-то пытается играть со мной в игры. Вопрос был в том, кто? И почему? — Что это? — чей-то голос подкрался к его уху. Юнги вздрогнул, оглянувшись через плечо, и увидел Даниэля Кана, склонившегося над ним с любопытством, написанным на его лице. Побледнев, Юнги быстро спрятал письмо под мантию, не желая, чтобы кто-то еще прочитал его, пока он сам во всем не разберется. — Ничего особенного, — пробормотал он, неловко отводя взгляд от горящего взгляда своего единственного друга. Даниель какое-то время бесстрастно смотрел на него, прежде чем пожать плечами и без суеты оставить все как есть, перелезая через скамейку, чтобы сесть рядом с Юнги. Как только он сел, мимо прошла стайка первокурсниц, застенчиво здоровающихся с Даниэлем и едва сдерживающих свое пронзительное хихиканье, когда Даниэль тепло поприветствовал их в ответ обаятельной улыбкой. Все еще обеспокоенный своими мыслями, Юнги молча наблюдал за этим взаимодействием, моргая, когда первокурсники оглянулись назад и увидели, что он смотрит в ответ. Они быстро побледнели, как будто увидели Кровавого Барона, поднимающегося с середины стола, и удалились, прижимаясь друг к другу, будто защищаясь. Юнги фыркнул, снова опустив взгляд на свою тарелку с холодной фасолью, и ухмылка появилась на его лице. На самом деле, типично. Что Даниэль мог завоевать сердце любой девушки одной лишь улыбкой и подмигиванием, в то время как лицо Юнги могло заставить все растения в оранжерее завянуть. С его приятной внешностью и жизнерадостным характером Дэниелю действительно следовало бы быть гриффиндорцем. И все же они были здесь, сидели бок о бок за столом Слизерина. Они были не совсем друзьями (Юнги не мог представить, что у него есть друзья, а Даниэль был слишком популярен и слишком добр для его же блага), но Даниель был, вероятно, самым близким другом, который у него когда-либо был. Юнги не совсем понимал, как сформировалась эта дружба, но был уверен, что это связано с напористым и общительным характером Даниэля. Он дружил абсолютно со всеми, и все же по какой-то причине каждые несколько дней он настаивал на завтраке с Юнги, вовлекая более тихого мальчика в разговор, как будто Юнги мог рассказать много интересного. На самом деле нет. Так что говорил в основном Даниэль, пока Юнги ковырял вилкой сосиску на завтрак, время от времени машинально кивая головой, пока его мысли возвращались к письму, которое метафорически прожигало дыру в его одежде. Неужели он проговорился кому-то, с кем недавно разговаривал? Но он почти ни с кем не разговаривал. Кроме Даниэля. Может, это был Даниель? Нет, Даниэль не похож на тех, кто разыгрывает других. Тогда кто же…? — Как насчет зимних каникул? У тебя были планы на этот год или ты собирался снова остаться в замке? Юнги пожал плечами. — Я не знаю. Ничего особенного, — сказал он. — Отец, вероятно, будет слишком занят работой, чтобы проводить со мной время, так что я, наверное, просто останусь здесь снова. — Ну, ты всегда можешь приехать, если хочешь. Мама всегда спрашивает, собираешься ли ты приехать или… Юнги протянул руку и взял круассан из одной из многочисленных корзин, оторвав кусок и прожевав его, он долго и упорно думал о полученном письме. Так прошло несколько минут, медленно истощающих его, пока бесконечный поток слов Даниэля обрушивался на его голову. Только когда мимо прошли двое знакомых студентов, он по-настоящему обратил на это внимание, наблюдая, как они проходят мимо, склонив головы в приглушенной дискуссии. Он почти сразу заметил хмурые выражения на их лицах, непреднамеренно наклонившись в сторону, чтобы подслушать их разговор. — Почему бы тебе не сказать ей? — говорил один другому приглушенным шепотом. Юнги узнал в них обоих шестикурсников Хаффлпаффа. Сухо и Минсок. Дружелюбные и всегда вежливые. Немного скучно. — Я не могу сказать ей, — яростно пробормотал в ответ Минсок, заламывая руки и обеспокоенно оглядываясь через плечо. — Дасом не заинтересуется кем-то вроде меня! — Действительно? Ты хоть раз пытался с ней поговорить? Я думаю, если бы ты это сделал, то обнаружил бы, что она была бы более чем готова пойти с тобой на свидание. — О да, и откуда ты это знаешь? — Я просто знаю. В любом случае, что плохого в том, чтобы попытаться? — Я просто… мой язык заплетается в узел каждый раз, когда она хотя бы смотрит в мою сторону. — О, да ладно, Минсок, ты… — Юнги, ты вообще меня слушаешь? Даниэль скрестил руки на груди, что было не очень хорошим знаком. Юнги моргнул один раз, затем два, прежде чем снова уставиться на свою еду. — О, э… да. Верно. Прости, что ты говорил? — сказал Юнги. И когда Даниэль снова заговорил, Юнги заносил то, что он только что услышал, в свою маленькую мысленную картотеку, временно отодвигая свои тревоги, чтобы вместо этого сосредоточиться на новом плане, который уже начал разворачиваться в его голове.—
— Куда ты сейчас идешь, Чимин? Чимин на мгновение обернулся, поднял книгу над головой и помахал ею. — Я собираюсь вернуть книгу. Я вернусь раньше, чем ты успеешь оглянуться! — Эй, как ты думаешь, ты мог бы вернуть это, раз ты туда идешь? — окликнул его Чонгук, залезая в сумку и вытаскивая изрядно потрепанную книгу, которая выглядела так, будто ее много раз читали от корки до корки. Чимин взял ее, повертел в руке, чтобы прочитать обложку, нахмурив брови. — Путешествия… с троллями? Разве это не книга Локхарта? — спросил он, вызвав у группы парней приступ заразительного смеха. Это книга для девочек! Они практически кричали, хлопая себя по коленям и запрокидывая головы. — Это не мое, это Юны, — пробормотал Чонгук в объяснение, кончики его ушей стали темно-красными. — Она попросила меня вернуть ее на прошлой неделе, и я собирался использовать напоминалку, чтобы не забыть, но я нигде не мог ее найти. — Разве весь смысл напоминалки не в том, чтобы помнить, куда ты что-то положил? — Я знаю — ирония не ускользнула от меня, Джин! Чимин пожал плечами, спрятав обе книги под мышку, и развернулся. — Хорошо, тогда я скоро вернусь! — напомнил он своим друзьям, хотя, похоже, они его больше не слушали. Они были слишком заняты, дразня застенчивого Чонгука, заставляя гриффиндорца смущаться. Чимини рассмеялся про себя, продолжая улыбаться, завернул за угол и исчез из поля зрения.—
Когда он добрался туда, мадам Пинс была слишком занята тем, что отчитывала морщащегося первокурсника за плохое обращение с одной из ее «драгоценных книг», чтобы уделять ему время, поэтому Чимин прошел дальше в библиотеку, решив самостоятельно поставить книги обратно на полки. Сначала он направился в раздел художественной литературы, отложив «Путешествия с троллями» к остальным популярным сериям Локхарта и усмехнувшись, когда образ краснолицего Чонгука снова всплыл в его сознании. Другой книгой, которую ему порекомендовала профессор Спраут, была книга о борьбе с сорняками, из которой его мать попросила его скопировать раздел. Хотя она была магглом, ее всегда очаровывало все волшебное, и с тех пор, как на первом курсе он принес ей Прыгучую луковицу, она стала все больше заинтересована в своем маленьком саду волшебных растений, который она тайно разводила на заднем дворе. Чимин следовал указателям, пока не добрался до секции гербологии, шагнул в проход и взобрался на стремянку, которая плавно скользнула к полке, которую он искал. Забравшись на самый верх, когда он ставил одолженную книгу на полку, он обнаружил, что между стеллажей открывается вид на остальную часть библиотеки с высоты птичьего полета. Однако, прежде чем спуститься обратно, он заметил знакомое лицо в секции Зельеварения, спокойно изучающее книгу. Чимин остановился и перевел дыхание. Поднявшись на самый верх лестницы, так тихо и осторожно, как только мог, Чимин наклонился, чтобы лучше видеть. Во многом Юнги выглядел точно так же, как и обычно. Та же безукоризненно опрятная форма, черные волосы, причесанные весьма своеобразным образом, почти закрывали глаза. И все же Чимин обнаружил, что так же странно очарован этим зрелищем, как и в тот день на озере. В том, как переносица перекликалась с изгибом губ, как тонкие руки тщательно обводили каждое слово на странице, было что-то… поэтичное в том, как он замечал все детали, которых у него никогда не было возможности заметить раньше. И хотя Чимин был всего лишь наивным юношей — хотя он был из тех парней, которым больше нравилось играть в квиддич и плюй-камни, чем сидеть и читать книгу — даже он мог понять, что, если бы он только остановился и обратил внимание, то обнаружил бы, что в Юнги есть что-то особенное. Очевидно, он был из тех, кто читает вслух, понял Чимин, слушая тихое бормотание Юнги, пока тот просматривал книгу в поисках того, что искал. На этот раз Юнги не выглядел ни капельки угрожающим. Он не улыбался, нет, но и не хмурился, его черты были гладкими и безмятежными, чего Чимин никогда раньше не видел. Чимин, в своем бесконечном любопытстве, задавался вопросом, что же такого читал Юнги, что могло привести парня в такой восторг, потому что его глаза загорелись тихой радостью, от которой сердце Чимина пропустило удар. Жаль только, что Чимин мог видеть это только отсюда. Было неприятно иметь такой ограниченный обзор, оставляющий больше идей для воображения, чем он надеялся. Юнги тихо положил книгу, которую изучал, обратно на полку, осторожно вытащив вместо нее соседнюю. Он относился к книгам с благоговением, как если бы они были чем-то ценным, всегда легко прикасался к ним и медленно переворачивал каждую страницу. Когда он раскрыл новый фолиант, который держал в руках, в воздух взлетело облако пыли, заставившее Юнги чихнуть раз, второй, а затем и третий. К концу приступа чихания у Юнги закружилась голова, но он тут же справился с этим, сморщив нос и вытерев его рукавом халата. Чимин подавил смех, который грозил вырваться из него. Однако, он не смог сдержать мягкую улыбку, которая появилась на его лице, и когда странное ощущение тепла начало наполнять его грудь, Чимин наклонился, чтобы подпереть голову рукой — только чтобы промахнуться на несколько сантиметров. Потеряв опору на лестнице, на которую он ненадежно взгромоздился, он соскользнул вперед и тут же облажался, впечатавшись лицом на скорости тридцать тысяч километров в секунду в прочный деревянный каркас полок. БУХ! Юнги, нахмурившись, оторвался от книги. Он оглянулся, но, казалось, все было в порядке. Странно, — подумал он про себя, оборачиваясь, — я мог бы поклясться, что что-то слышал.—
— Что случилось с твоим носом? — спросил Чонгук у Чимина на следующий день во время их обычной дневной пробежки по четвергам в подземелья. Они опоздали на Зелья, но это было нормально. Это не их вина, что их предыдущий урок проходил на другом конце территории. — О, эфо? — гнусаво сказал Чимин, указывая на повязку, которую мадам Помфри аккуратно наложила на него только после того, как пять минут подряд отчитывала его. — Нисего офобенного, прафда, — сказал он весьма неубедительно. Чонгук бросил на него долгий косой взгляд в ответ, но больше ничего не сказал, когда они оба вошли в дверь. Профессор выглядела так же безразличной к их опозданиям, как и всегда, бросив на них тяжелый взгляд, прежде чем сновапоправить очки на носу. — Быстро присаживайтесь, джентельмены, — сказала она, повернувшись к доске только тогда, когда они послушно сложили свои вещи под стол и взобрались на высокие табуреты. Пока Чонгук был занят установкой чернильницы и вытаскиванием пергамента, чтобы делать заметки, Чимин отключился от монотонного бормотания профессора, медленно открывая учебник на нужной странице и глядя на стол по диагонали от него, где сидел кто-то со знакомой копной черных как смоль волос. Прошло всего два дня с тех пор, как он в последний раз видел другого мальчика в библиотеке. Но он не мог оторвать глаз от живой, дышащей загадки, которой был Мин Юнги. Он внимательно наблюдал за Юнги, его губы изогнулись в улыбке, когда Юнги закатал рукава своей мантии, чтобы нацарапать что-то на бумаге, обнажая эти тонкие алебастровые запястья. Что в тебе такого особенного? — тихо размышлял Чимин, не в силах оторвать пристального взгляда. Почему я не могу перестать думать о тебе?—
— … сегодня мы будем готовить настойку убеждения. Найдите партнера, откройте свои книги до страницы 493 и внимательно следуйте инструкциям. Зелье может быть очень темпераментным, поэтому вам нужно следовать указаниям. И не забывайте! Я подойду к вам в конце урока, чтобы оценить ваши усилия, так что давайте, начинайте, — сказала Профессор, испустив многострадальный вздох и опустившись на табурет, когда ученики начали поворачиваться друг к другу с приглушенным шепотом. Чонгук повернулся к Чимину и обнаружил, что его друг уже встал, схватил свой учебник и перекинул сумку через плечо. - Что... подожди... куда ты идешь? — прошипел Чонгук, но был встречен застенчивой улыбкой. — Подталкиваю тебя, но сегодня я хочу поработать с кем-нибудь другим. Знаешь, научись чему-нибудь новому, — сказал Чимин, хрипло смеясь с заложенным носом. — Что? Подожди, тогда с кем же я должен работать работать? — С тобой все будет в порядке! Я бы хотел, чтобы Ирэн Вандс, поработала с тобой. — Ирэн…? Чонгук медленно повернулся налево, отпрянув назад, когда понял, что их однокурсница по Гриффиндору оказалась намного ближе, чем ожидалось. Она помахала ему, подзывая поближе изогнутым пальцем. Будь ты проклят, Чимин! — подумал он, сглотнув, когда Ирэн потянулась, чтобы пододвинуть его табурет поближе.—
— Эй, — сказал кто-то. Юнги едва оторвал взгляд от учебника, чтобы посмотреть, кто это был, только подняв глаза достаточно высоко, чтобы увидеть, что перед его столом действительно кто-то стоит. — Что. — сказал Юнги голосом, сочащимся ядом. — Э-э, ну, я бы хотел спросидь, нужен ли тебе парднер — у меня его нет, и, не похоже, что ты его ищешь. Юнги нахмурился от хриплого голоса, и, наконец, отложив перо, чтобы взглянуть на бедную, несчастную душу, которая вот-вот должна испытать на себе его гнев. Но вместо этого он уставился на нее. — ...Что, черт возьми, случилось с твоим носом? — недоверчиво спросил он. Глупая улыбка на лице Пак Чимина только увеличилась в геометрической прогрессии, когда он воспринял шокированный ответ Юнги как приглашение. Гриффиндорец нетерпеливо положил свой учебник на стойку, обогнул стол и плюхнулся на пустой табурет рядом с Юнги. Чимин придвинулся ближе с громким металлическим визгом, от которого Юнги вздрогнул. — Я Пак Чимин. —... Я знаю. — А ты Мин Юнги? —... да. — Что ж, приядно познакомидься, парднер! Юнги потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями, он устало провел рукой по лицу. — Позволь мне внести предельную ясность, — начал он как можно более решительно, — мне не нужен партнер. У меня самые высокие оценки в классе, и профессор знает, что… — …да, но, я просдо… — Борода Мерлина. Хватит уже. Протянув руку, чтобы заставить другого парня замолчать, Юнги полез в карман за своей палочкой, направив ее на нос Чимина и что-то пробормотал себе под нос. И хотя все еще заживающий нос Чимина все еще ломило от боли, он внезапно обнаружил, что у него нет заложенности. Он глубоко вздохнул, выглядя совершенно счастливым, когда смог сделать это, не открывая рта. — Вау, это было потрясающе, где, черт возьми, ты научился этому? — сказал он с такой болезненно пронзительной искренностью, что Юнги поерзал на стуле. Хотя он изо всех сил старался подавить свои эмоции, сердце Юнги все равно затрепетало от похвалы. — Неважно, как я это сделал. Мы здесь, чтобы научиться варить зелья, верно? — сказал Юнги, быстро меняя тему и пряча палочку обратно в карман. Он положил перед собой учебник, уставившись на него, словно надеясь, что слова на странице каким-то образом спасут его от этого странного кошмара. Но затем Чимин втиснулся в его личное пространство, заглядывая на страницы учебника Юнги и непреднамеренно оставляя Юнги в ошеломленном молчании. — Хорошо, я полагаю, ты прав. Ну, тогда что нам нужно сделать в первую очередь, мистер Самые высокие оценки в классе? Юнги захлопнул рот, упрямо скрестив руки на груди. Часть его все еще с трудом верила, что гриффиндорец готов работать с ним, не говоря уже о том, что тот действительно хотел этого. Он почувствовал искушение обернуться и посмотреть, был ли кто-нибудь еще так же ошеломлен Чимином, как и он. Это безумие. Он что, сумасшедший?! Чимин посмотрел на него снизу вверх, улыбаясь липкой улыбкой, от которой у него под глазами появились странные морщинки, которые отвлекали Юнги. Юнги тут же повернул голову лицом к стене, отодвигаясь как можно дальше от тепла тела другого парня. Должно быть, это какая-то шутка, — пытался убедить он себя, изо всех сил стараясь игнорировать другого мальчика. Конечно, это была просто уловка, чтобы посмотреть, как отреагирует Юнги. Но это только на одно занятие, верно? Мне просто нужно пережить этот период. Юнги стиснул зубы, неловко разжимая руки, когда потянулся за своим котлом. Это не может быть так уж плохо, не так ли?—
Это было еще хуже. — Теперь тебе просто нужно растереть это в порошок. — Хорошо, так сколько времени мне нужно его растирать? — …пока это не превратится в порошок. — Верно. Порошок. Понял. — Не забудь добавить две веточки кипрея, когда будет почти готово. — Подожди, откуда ты знаешь, что нам нужно всего две веточки? — ...потому что так написано в рецепте, идиот. — О, точно. Верно. Понял. Подожди, но… —…просто измельчи уже эту чертову штуку!! — Не выражайтесь, мистер Мин! Пять очков со Слизерина! — …извините, профессор. Смущенный собственной вспышкой, Юнги проворчал, поворачиваясь, чтобы посмотреть на котел, который он помешивал почти религиозно. Повторяющиеся движения были единственным, что удерживало его в здравом уме, когда он наблюдал, как гриффиндорец с трудом справляется с приготовлением зелья. В этот момент Юнги был убеждён, что Чимин каким-то образом найдёт способ отрубить себе палец или пораниться каким-то другим способом, если Юнги не будет пристально следить за ним. Но если и можно было сказать о гриффиндорце хотя бы одну хорошую вещь, так это то, что он хорошо выполнял инструкции, даже если их приходилось объяснять несколько раз с тошнотворным количеством деталей. — Как это выглядит? — спросил Чимин через минуту, пододвигая миску к Юнги, чтобы тот взглянул. Юнги посмотрел, внимательно изучая порошок, прежде чем кивнуть. — Намного лучше. Хорошая работа, — пробормотал он, прежде чем его разум догнал его рот. К тому времени, как он осознал, что сказал, было уже слишком поздно забирать похвалу обратно. Он свирепо нахмурился, повернулся обратно к котлу, ссутулив плечи и краснев лицом. Он практически чувствовал на себе взгляд Чимина, и когда он, наконец, оглянулся, не в силах больше выносить неловкое молчание, как раз вовремя, чтобы увидеть потрясенное выражение лица Чимина, практически растворяющееся в его тысячекиловаттной улыбке. Юнги пришлось прищуриться, чтобы не ослепнуть. Он снова сосредоточился на помешивании, стараясь не думать о том, насколько приятно было это общение. Это было так нормально. Как будто эти двое были друзьями, а не незнакомцами. Пока Чимин тихо напевал себе под нос, добавляя две веточки кипрея в миску, Юнги стоял рядом с ним, тихо скрывая собственное удовлетворение. Он снова мысленно прокрутил эту улыбку и почти улыбнулся. И хотя ему было больно признавать это, честно говоря, это было приятно.—
У них все получилось на удивление хорошо для двух незнакомцев, которые едва знали друг друга. Немалым чудом профессор не смог найти недостатков в их настойке, и они оба получили высшие баллы за совместные усилия. Когда она, наконец, закончила обход, профессор вернулась к классу, сказав всего несколько слов о «сохранении целостности своих зелий», прежде чем отпустить их всех на следующие занятия. Юнги медленно собирал вещи, выжидая, пока объединенный класс Гриффиндора и Слизерина выйдет, а класс Равенкло и Хаффлпафф медленно просочится внутрь. По какой-то причине Чимин не сдвинулся с места, задержавшись рядом с Юнги, как будто хотел что-то сказать. Юнги не был точно уверен, что с этим делать, намеренно опустив голову, чтобы избежать зрительного контакта и начала разговора, который он не мог поддержать. К счастью, Чимин недолго беспокоил его. Когда один из его соседей по Гриффиндору окликнул его, Чимин нахмурился, бросив последний долгий взгляд на Юнги, прежде чем закинуть рюкзак на плечо и неохотно повернуться, чтобы последовать за своим другом к двери. Юнги снова встал, как только горизонт очистился. Его взгляд следовал за спиной Чимина, когда он уходил, задержавшись на дверном косяке еще долго после того, как другой мальчик уже скрылся из виду. Уставившись, сам не зная почему, он постоял там мгновение, прежде чем его взгляд наконец привлекло нечто более интересное. Он оглянулся, когда одна из учениц Равенкло направилась в его сторону, неуверенно балансируя на руках несколькими тщательно упакованными ингредиентами. Он ждал подходящего момента, лениво вертя в руках чернильницу, пока она не подошла достаточно близко. Затем он шагнул в проход, намеренно столкнувшись с ней. Как и планировалось, она упала с пронзительным визгом, и все ее ингредиенты рассыпались по полу. Все переглянулись, включая профессора, которая на мгновение прищурила глаза и нахмурилась, глядя на них двоих, прежде чем ее втянул в разговор другой студент. — Осторожнее, придурок! — закричала шестикурсница Равенкло Дасом. Она выглядела так, словно вот-вот закатит истерику, когда в раздражении поднялась с пола. — Это была единственная банка медовой воды, которая у меня была, а сегодня мы готовим бодрящий напиток! Если я получу плохую оценку за отсутствие нужных ингредиентов, я скажу профессору, что это ты во всем виноват! Юнги усмехнулся, вздернув подбородок и скривив верхнюю губу. — Не вини меня за свою неуклюжесть, — огрызнулся он, наблюдая, как ее рот разинулся, как у рыбы. — Я не виноват, что ты не смогла удержать равновесие. — Ты — неуклюжий! … Я, я никогда… Юнги деловито сгреб остальные свои вещи в сумку, быстро закрыл ее и перекинул через плечо. Он грубо задел плечом все еще дымящуюся Дасом, проходя мимо нее только для того, чтобы секунду спустя остановиться и обернуться, как будто он только что о чем-то подумал. — Если у тебя действительно больше нет медовой воды, тогда, возможно, тебе захочется позаимствовать немного крыжовника и сока хорклумпа. В качестве замены это вполне подойдет. Дасом свирепо уставилась на него. — И где, черт возьми, мне это взять? Юнги взглянул на другой стол, за которым расположилась группа шестикурсников Хаффлпаффа. — Похоже, у вон того студента может что-нибудь найтись. Что, только не говори мне, что у тебя тоже нет глаз? — Почему ты …! — сказала Дасом, покраснев и по-детски топнув ногой. Швырнув свои вещи на ближайший стол, она в последний раз посмотрела на него, прежде чем, хмыкнуть и уйти, задрав нос! Юнги задержался ровно настолько, чтобы понаблюдать, как она шагает к одному конкретному студенту Хаффлпаффа, который медленно оторвался от своего учебника с широко раскрытыми от благоговения глазами и покраснел, когда понял, кто именно стоит перед ним. Удовлетворенный, Юнги развернулся и неторопливо вышел за дверь, напевая себе под нос какую- то мелодию.—
Второе письмо было написано таким же красивым, кудрявым почерком.// Ты выглядишь таким расслабленным, когда читаешь книгу. Жаль, что я не могу увидеть это вблизи. Держу пари, твоя улыбка выглядит очаровательно.//
Юнги почти сразу же скомкал записку, отбросив ее в сторону, прижал ладони к глазам и запрокинул голову в беззвучном крике разочарования. Опустив руки, он быстро протянул руку, схватил чашку и опрокинул в себя утренний чай со всей грацией опытного алкоголика. Только не это дерьмо снова, — подумал он про себя, опускаясь на свое место и в очередной раз пытаясь (и безуспешно) разобраться в этом. Это розыгрыш, — снова подумал он. — Это должно быть розыгрыш, да?! Но почему из всех людей именно я? ...было ли это потому, что он был легкой мишенью? В конце концов, он был одиночкой, у которого почти не было друзей. Юнги огляделся вокруг, протрезвев, когда снова заметил, что между ним и ближайшим учеником было как минимум два свободных места. Даниель был занят утренней тренировкой по квиддичу, и без него стало до боли очевидно, что никто не хотел быть рядом с ним. Даже его собственные соседи по дому. По какой-то причине Юнги обнаружил, что смотрит в сторону гриффиндорского стола. Их трудно было не заметить. Они всегда были самыми громкими, всегда толпились вокруг, соприкасались плечом к плечу, запрокидывали головы от смеха. Его взгляд медленно скользил по столу, пока не достиг его конца, где группа мальчиков сбилась в кучу, как виноградины. Какое-то мгновение он смотрел — сердце было пустым, а глаза остекленевшими — пытаясь не чувствовать, что он что-то упускает. Но затем он оглянулся и увидел в толпе Пак Чимина. Другой мальчик смотрел прямо на него. Юнги моргнул, оборачиваясь, чтобы увидеть, есть ли что-то за его спиной, на что смотрит другой парень. Ничего не было. Он снова повернулся лицом к Чимину, нерешительно указывая пальцем на себя, как бы говоря: «…я?» Глаза Чимина прищурились, и на его лице появилась маленькая кривоватая улыбка. А потом он помахал рукой. Юнги не был уверен, что он чувствовал. Он также не был уверен, что делать — будет ли лучше, если он помашет ему в ответ, или ему будет лучше просто полностью игнорировать другого мальчика. Возможно, часть его хотела этого, но затем она была жестока подавлена той его частью, которая задала вопрос: почему Чимин так с ним обращается? Сначала это были урок зелий, а теперь это. Может быть, он хочет быть твоим другом, пыталось подсказать его сердце, но его мозг возражал против этого. Нет, это потому, что ему жаль меня. Взгляд Юнги посуровел. Это было все? Был ли он просто благотворительной организацией для студентов с кровоточащими сердцами? Что-то жалкое, что нуждалось в спасении? Юнги отвел взгляд и резко встал, быстро собирая вещи в сумку. Не было никакого смысла думать о вещах, которые в конечном итоге только расстроили бы его, и если и было что-то, что Юнги знал о других учениках его возраста, так это то, что никто никогда не видел в нем ничего, кроме досадной помехи. И только то, что один гриффиндорец был с ним более вежлив, чем остальные, не делало этот факт менее правдивым. Прежде чем уйти, он бросил последний взгляд на скомканную записку на столе. Он хотел уйти от всего этого - он даже начал это делать, - но прежде чем он зашел слишком далеко, вопреки здравому смыслу, он почти сразу же повернулся и поднял записку обратно, засунув ее глубоко под мантию.