Любить — не значит ненавидеть

      Проснувшись среди груды осколков и прочей поваленной посуды, Линч с трудом смог вспомнить о вчерашнем происшествии и немного оживиться.       Попытавшись встать на ноги, журналист, случайно оперевшись больной рукой о лежащий осколок, вскрикнул. Спросонья он и позабыл о раненой ладони, отчего и по неосторожности ухватился за острое.       Увидев, как свежие капли крови стали стекать дорожками по его руке и доходить до локтей, он от испуга тотчас же соскочил с места и поднялся на ноги. Внезапная боль стрельнула и прошлась по всему телу от пяток до макушки. Но, несмотря на это, он всё равно поплëлся в ванную комнату, прихрамывая и злобно бурча о чём-то под нос.       Остановившись по пути и устало оглядывая окружающий его хаос, он точно не желал разбираться со всем этим, поскольку понимал, что сейчас, в таком убогом состоянии, ему навряд ли будет под силу вся эта помойная гора. Да и в целом плевал он на это всë.       Хорошенько умывшись, Егор принялся обрабатывать ужасно ноющую рану. Обматывая бинтом свою ладонь, он обратил внимание на неглубокие царапины и гематомы, что напомнили ему о позавчерашней драке и о Джоне...       От всех подробных воспоминаний о нëм просто сводило челюсть. Крепко сжав зубы и прикусив губу, журналист прошипел от переполняющей его ненависти. Вновь хотелось бить и рвать, ломать всë вокруг, кидать и бросать к чертям собачьим. Его руки затряслись, желая натворить какую-нибудь пакостную вещь, однако...       Отбросив лишние мысли в сторону, Линч отрёкся от злых намерений и, слегка остыв, продолжил латать назойливую болячку.       Закончив муторную процедуру, Егор, чуть не шлëпнувшись у самого порога, вышел из ванной. Было тяжело устоять на ногах, поэтому журналист собрался посетить свою комнату для того, чтобы хотя бы немного расслабиться после всего навалившегося.       Но перед этим Линч решил всё-таки заглянуть в комнату уехавшего за тридевять вёрст писателя.       Раскрытые настежь шкафы, в которых было по минимуму вещей Джона в виде нескольких маек, которые писатель никогда бы всë равно не надел. Незаправленная смятая постель, свалившееся на пол от спешки одеяло. Дорожка из крови, ведущая то в комнату, то из неë. А также леденящий до костей холод — вот что теперь заполняло эту комнату. Прежним домашним уютом и теплом вовсе не веяло. Но на одном из комодов, находившимся ближе всего к зеленоглазому, стояла деревянная рамка с фотографией.       Тогда они с Джоном только-только познакомились в проклятой деревне вампиров и после этого сложного дела решили поехать в город, перевести дыхание, перекусить, а также обсудить всë произошедшее. Писатель достал свой телефон и сделал селфи, а запачканный в кетчупе от хот-дога Линч недовольно, но с улыбкой смотрит на того. Приятные ностальгические воспоминания сию же секунду наплывали волной на Егора, образуя на его лице слабую измученную улыбку.       Правда, не долго вот так простоял парень. Резким движением, уцелевшей после вечерней драки руки, тот опустил рамку фотографией вниз, что-то невнятно пробурчав.       «Ты не должен о нём думать, Егор. Всë кончено.»       Быстрыми шагами тот наконец-то приполз к себе в комнату. Включённый компьютер, который работал всë это время, потребляя кучу электричества, ноутбук, делающий то же самое. Кажется, счёт за свет в этом месяце будет просто космический. Тем не менее, Линч завалился на постель, беря из кармана джинс в руки свой разбитый телефон, который тоже пострадал во время драки, и мельком взглянул, не звонил ли кто-нибудь ему.       0 пропущенных.       Это было вполне ожидаемо, но воспоминания снова настигли его врасплох. Вечерние разговоры по телефону не о чем с Джоном, будь то обсуждения новой пиццы в меню любимой доставки парней, или какую же отвратительную книгу прочитал сегодня писатель, или локальные шутки, понять которые могли только они, въелись в сознание. Теперь будто всë напоминало о Джоне, отчего на душе становилось тошно. Этот переезд изменил многое, в том числе и отношения парней друг к другу.       Невольно взгляд упал на сегодняшнюю дату. 30 декабря. Черт, они же хотели сегодня поехать за продуктами для праздничного стола.       От первой мысли, что этот Новый год придётся отмечать в полном одиночестве, становилось не по себе. Без Джона любой праздник переставал казаться таким красочным и ярким, как прежде. Теперь никого рядом не было, отчего не хотелось тратить лишнего времени на подготовку, зная, что праздник в любом случае не удастся.       Однако делать было нечего. Для того, чтобы не отмечать приближающийся год с гложущей тоской и голодным желудком, Линч решил все-таки выйти за продуктами.       Порывшись у себя в шкафу, журналист не обнаружил своего излюбленного плаща.       «Быть может оставил в стирке.» — думал про себя Егор. Но проверять он не стал и лишь взял первую попавшуюся на глаза вещь. Этой вещью оказался свитер Джона, который не так давно дарил ему Линч. Похоже, писатель намеренно оставил все подарки в знак того, что он больше не хочет иметь каких-либо связей с журналистом.       Сжав вещицу в руках, Егор бросил еë на стул к остальной куче одежды и прежде чем отправиться искать рубашку, бросил грустный взгляд на свитер. А ведь он несколько часов подряд выбирал свитер, ходил по разным магазинам, чтобы приятель точно обрадовался, оценил подарок. И так и произошло: Джон был действительно рад такому внезапному подарку и даже носил его какое-то время.       На глаза вдруг попалась небольшая картонная коробка в углу, которая наполовину была завернута в подарочную упаковку. Внутри находилось ещё несколько пар свитеров, которые были предназначены подарком писателю на Новый год. Вместе с тем ещё дорогущее вино, которое Егор выцепил в одном маленьком, но до жути дорогом винном магазине. Нет, Джон не злоупотреблял алкоголем, да и Линч тоже. Однако в праздники парни любили с бокалом красного сидеть у камина, обсуждая различные планы на будущее, будь то поездка на отдых или новое опасное дело.       Воспоминания одно за другим прокручивались в голове парня, пока снова не пришли к одному. Ссора. Драка. Боль. Холодный взгляд. Глубокий порез. Темнота.       Неприятная дрожь прошлась по всему телу, вынуждая выйти из этого своеобразного «транса». Начав снова рыться в вещах, Егор пытался заглушить хоть как-то навязчивые мысли и глубокую душевную боль. Когда, наконец, красная, но помятая рубашка в клетку была найдена, журналист надел еë и, пройдя к выходу, взглянул на весь тот беспорядок, что они устроили вчера в последний раз, захлопнул дверь.       Капли крови были видны на чистом снеге очень отчетливо. Их не успел замести снег так же, как следы от машины писателя. И вот он снова возвращается к мыслям о Джоне.       Оставив машину прогреваться, Егор пошёл открывать ворота, и даже там он заметил небольшие кровавые следы от пальцев. Кажется, Егор вчера был слишком жесток. От этого становилось до ужаса стыдно.       «До чего же я докатился..» — голос в голове твердил о том, какой он, журналист, отвратительный друг, несдержанный, слабый человек. Всë это произошло по его инициативе, и во всём виноват лишь он.       В конечном итоге ворота открылись без особой силы, а машина прогрелась настолько, будто там внутри баня.       Садясь в салон автомобиля, Егор нажал на педали и выехал из двора, а после проделал те же самые махинации, но уже для закрытия дверей. И едва ли не врезавшись в одно из деревьев, блоггер отправился в город.       А как же обстояли дела у Джона?       Сидя в своей конуре, он ещë долгое время не намеревался выходить из дома. Ужасно томительно было смотреть на весь тот снежный пейзаж снаружи, только лишь напоминающий о произошедшем событии. Очередная ссора, из мелочи неожиданно переросшая в кровавую бойню... В процессе всей этой кульминации за окном всё нескончаемо порошил снег, приукрашивая своим видом то ужасающее, впившееся в память зрелище.       Занимаясь своим незаконченным романом, Джон не мог нормально сконцентрироваться на его написании. Голову заполняли совершенно другие мысли. Мысли о теперь уже бывшем друге приелись в его голову и не переставали покидать... И если у него и получалось отписать одну главу... То главный герой лишь сильнее становился похожим на Линча. Что образом, что характером, что манерой речи он ни капельки не отличался от него.       И это выводило писателя из себя. Всплывающие воспоминания о журналисте пробуждали в нëм ярость. Он пылал в гневе, разрывая исписанные листы один за другим. Его грызло чувство вины перед Егором, и в то же время его распирало от разрастающейся агрессии.       Джон тоже сильно устал от происходящего вокруг. Столько ненависти, злости и стыда он никогда не испытывал. И возвращались все мысли к той ужасающей картине, когда руки впивались в шею Линча, не давая тем самым вздохнуть такой нужный в тот момент кислород. Он ощущал себя зверем. Нет, монстром. Жестоким монстром, сотворившим нечто злое, нечто зверское, черствое. От одной только мысли, что он пытался задушить своего лучшего друга, при этом даже испытывая некое удовольствие, Джона бросало в холод. Становилось до жути мерзко от себя и своих действий. В общем, ощущал он противоречивые чувства. И это давало ещё один повод вывестись из себя. Благо Дейл находится в другой комнате и не пострадает от летающих по комнате книг и листов.       На каждом углу комнаты Джона теперь красовались клочки бумаги, бумажные комки и прочий мусор, убирать который желания не было. Весь этот бардак образовался спустя пару дней после приезда писателя. Конечно, Дейла это стало беспокоить, отчего он иногда даже пытался навести порядок в захламленной комнатке своего сожителя. Хотя за такие его внезапные просьбы помочь он всегда, как ни странно, оказывался за дверью.       В самые первые дни своего пребывания в квартире Джон долгое время не мог остыть после произошедшего ранее. И когда Дейл старался как-никак успокоить писателя в моменты его эмоциональных взрывов, тот отвергал стороннюю поддержку, начиная шипеть и огрызаться в ответ. В какие-то моменты хотелось накричать на смотрителя, однако Джон всё же пытался обходиться с ним помягче, из страха потерять единственного человека, оставшегося рядом.       Новый год, правда, Джон провёл неплохо. Пришлось опустить обиды и гнев на пару часов и сделать небольшой праздничный стол для себя и своего деда, да, Дейла писатель называет именно так.       Маленькая декоративная ёлочка стояла прямо посередине, украшенная небольшой мерцающей гирляндой и кучей небольших разноцветных шариков. Блюда были хоть и скромные, но зато вкусные, особенно пицца, которую они еле как смогли заказать в столь загруженный день. И новогодние свитера дополняли атмосферу, заставляя на некоторое время позабыть о невзгодах и насладиться прекрасным праздником.       Часы пробили двенадцать, а пробка он шампанского пробила Джону лоб, но он лишь залился звонким смехом, потирая ушибленное место, а Дейл разливал по бокалам сладкий напиток. В этот момент вспомнились вечера у камина в доме Егора, но писатель сразу отгонял любые воспоминания. Только не здесь и только не сейчас. В общем, на следующее утро все родственники поздравляли по телефону похмеляющегося после сегодняшней ночи Джона.       Между тем у Егора было всё не так красочно и весело.       Припарковавшись рядом с продуктовым и выйдя из салона автомобиля, он тут же вспомнил об оставленном дома списке, который тот когда-то составлял, сидя за ещë не пострадавшим после драки кухонным столом.       Возвращаться обратно будет куда тяжелее, учитывая, что город находился аж в нескольких километрах от его дома. И судя по тому, какое же ужасное было вождение у Линча, проезжать такую длиннющую дорогу ради одной мелочи уж совсем не хотелось. Да и журналист на себя особо не рассчитывая, опасался вновь браться за руль, думая, что по своей же неосмотрительности он может внезапно вляпаться в аварию.       Ах, был бы с ним Джон... С его то машинной памятью и о списке вспоминать не пришлось бы... Но ни списка, ни самого Джона рядом не было. Поэтому и решать над тем, как подготовиться к празднику, Линчу придётся самостоятельно.       Простояв около прилавков где-то час-полтора, Егор кое-как выбрал первые понравившиеся продукты. И, наконец, дождавшись своей очереди у кассы, он расплатился за всю набранную дрянь, пока даже и не подумав о том, какую бурду ему захочется из всего этого сварганить.       Проходя по украшенной улице и видя счастливые лица людей, Егор просто не мог не опустить голову и угрюмо идти к своей машине. Кажется, только ему судьба решила испоганить один из самых любимых и долгожданных праздников, просто вынуждая чувствовать это липкое, пожирающее изнутри одиночество. Как бы журналист не старался поднять себе настроение — включить погромче излюбленную, прослушанную просто до дыр в ушах музыку, попытаться придумать какой-нибудь вкусный новогодний ужин из продуктов, которые он насобирал в магазине, или, может, подумать о подарке, который ему завезëт Лили утром и тут же уедет — не получалось. Всë возвращалось к кровавой, нависающей над лучшим другом, руке, что продолжала наносить новые удары. К словам, что он выпалил на эмоциях. К уходящему из дому Джону.       До дома он все-таки смог доехать спокойно, без происшествий, аварий и подобного. И Линч сразу же завалился спать, ведь «Новый год всë равно завтра, ещё успею».       Проснулся 31 декабря он в два часа дня, когда до Нового Года оставалось каких-то десять часов. И только через два часа Егор начал делать хоть что-то: жарить мясо, нарезать овощи, тушить овощи и мясо, делать пюре из оставшейся картошки и по мелочам немного салатов.       Журналист простоял у плиты чуть меньше семи часов и сумел приготовить свой скромный мини-праздничный стол.       И вот садится он ждать бой курантов. Совершенно один, ни семьи, ни друзей. Никого. Просто один.       После томительных десяти минут Новогоднего обращения президента, наконец, настал вожделенный момент. Прозвучал долгожданный бой курантов. Отпив горького шампанского из фужера, Линч загадал своë самое сокровенное желание, что навряд ли, как он полагал, смогло бы исполниться. Но всё же надежда оставалась. Крохотная надежда на то, что Джона всë-таки угораздит вернуться обратно, и они оба смогут извиниться перед друг другом, позабыв о той спонтанной драке раз и навсегда. Угасающая, почти мёртвая надежда на беззаботное и счастливое времяпровождение с писателем и ничего более... Егор попросту не мог уняться после горестной утраты дорогого ему человека.       От переполняющей тоски о друге и от терзающего одиночества и след простыл от новогоднего настроения. И чтобы утолить подступающую печаль, Линч снова взялся за бокальчик игристого.       И просидев за столом часа два так точно, лазая при этом в телефоне, наблюдая за телеграмм каналом Джона, чтобы увидеть с кем он сейчас или, быть может, тоже сейчас сидит один, Егор отправился спать. Слишком утомила эта небольшая подготовка к празднику, и хороший сон точно не помешает.       Однако мысли. Как только глаза закрывались, они залезали в голову, а образ приятеля всплывал в голове. Вспоминалось всë: приятный голос, движения рук, кудрявые пушистые волосы, в которые так и хотелось порой запустить руку и просто потрогать.       «Стоп, чего? Егор, ты идиот? О чем вообще ты думаешь? Скорее всего это из-за того, что я устал от происходящего и соскучился по Джону... Надо просто выспаться, да, именно так.» — мысленно старался успокоить и огородить себя от таких странных мыслей журналист, ложась на холодную постель, укрываясь тёплым мягким одеялом.       Утро прошло достаточно хорошо. Лили привезла подарок, а Егор отдал свои подарки для Лукаса и сестры. Она заключила его в крепкие объятия и вскоре быстро уехала продолжать праздновать с друзьями Новый год, совершенно не догадываясь, что Линчу здесь и сейчас нужен кто-то, с кем он мог бы просто поговорить о всяком..       «Новый год – единственный день в году, когда одинокий человек осознает на сколько он одинок.» — говорили они, и только в сию минуту Линч понял, насколько эта фраза описывает его в этот грустный момент, когда взгляд прикован к уезжающей машине сестры.