Заботы, проблемы, Чонгук

      Как Чонгук и подозревал, он вступил в период предгона, а потому его глаза постоянно прилепливаются к Тэхёну, и организм выделяет ненормальное количество дофамина и окситоцина в его присутствии. Не только в его присутствии, если откровенно, а в присутствии любого симпатичного омеги.       Предгон — самая дурацкая стадия гона, когда не то чтобы хочется плотских утех, но член встаёт регулярно и спонтанно, даже если ни о чём не думаешь. Как во время пубертата. Чонгук просто ждёт возраста, когда гон останется в прошлом, как страшный сон любого взрослого и адекватного альфы, который хоть иногда предпочитает держать себя в руках, а не выпрыгивать из штанов при первом встречном омеге.       Тэхён, конечно, не первый встречный омега, но в период гона его хочется. Чонгук всегда находил его привлекательным, но никогда не хотел с ним переспать. Иногда думал об этом или представлял, но истинного желания не испытывал, потому что Тэхён им воспринимается скорее как добрый родственник, нежели чем сексуальный незамужний омега с ребёнком. Хотя, что-то в этом есть.       И вот во время гона мозги встают набекрень, и это «что-то в этом есть» достигает неадекватных размеров, из-за которых Тэхёна хочется расчехлить, посмотреть на его обнаженное тело и смущённое (а, может, и нет) выражение лица. И даже не столько из-за возбуждения, сколько из-за интереса, который является побочным того самого возбуждения.        — О чём задумался? — спрашивает Тэхён, усевшись на свой кухонный стол, пока альфа моет грязную посуду. Нехозяйственный этот омега всё-таки, как ещё ребёнка растит, если себя никак не может — тот ещё вопрос.        — Да так. Гон скоро, мозг кипит, — честно произносит Чонгук, отставляя помытую тарелку в сторону. — Блокаторами бы много баловаться не хотелось, сам знаешь, не самая полезная для организма фигня, но и омегу для перепихона искать лень. Вот прям лень! — восклицает, начав расставлять посуду по полкам. — Это нужно привести себя в нормальный вид, ещё найти омегу, который не против секса с альфой, у которого гон. Ещё лучше найти течного омегу, но мне так… Так не хочется, что я склоняюсь накидаться таблетками и спокойно пережить ещё один круг ада.        — Я прошлую течку провёл с Джисоном, а теперь не знаю, что делать в следующий раз, — Тэхён пожимает плечами, болтая ногами. Он в домашней одежде — спортивных бежевых штанах и длинной белой хлопковой футболке, на которой пятен больше, чем звёзд в безоблачном небе, и есть в этом некий уют. Чонгук не может разобрать, что именно за уют, и откуда он берётся, но он, определённо, приятный и из категории «хочу в него закутаться».        — Это как раз в тот момент, когда от тебя облепихой воняло за километр? — альфа непроизвольно морщит нос. — Этот ужасный запах будет сниться мне в кошмарах, — произносит, вытирая полотенцем оставшуюся посуду.       Тэхён дует щёки, словно обиделся.        — Мне, между прочим, нравится запах облепихи.        — А мне — нет. Я страдал в твоём присутствии.        — Ну и чего мне было делать, послать Джисона куда подальше из-за того, что его запах тебе не нравится?        — Нет.        — Ну вот и молчи, — бурчит в его сторону омега, хлопнув себя по коленям. — Ты там скоро домоешь посуду?       Чонгук хмыкает, натирая очередную тарелку до скрипа.        — Тебя вообще не смущает, что я мою твою грязную посуду? — оборачивается с насмешкой, кидая взгляд на Тэхёна, что продолжает сидеть на столе, облокотившись на руки позади себя.        — Не-а, — бессовестно отвечает, ухмыляясь. — Ты ж всегда это делаешь.        — Наглец, — только и говорит альфа, покачав головой. — И вообще, — обращается к омеге, стоя к нему спиной, вернувшись к увлекательному занятию по вытиранию посуды. — Слезь со стола, он предназначен не для того, чтобы на нём сидеть.        — Чтобы лежать? — издеваясь, спрашивает Тэхён, снова начав покачивать ногами.        — Тебе точно за тридцать, а? Как маленький.        — В душе мне восемнадцать. Я молод и зелен, и вообще девственник.       Чонгук тихо смеётся, кинув в омегу полотенце.        — Помолчал бы ты, девственник.       Тэхён снимает с лица прилетевшее полотенце, и хмурит брови, надувая губы.        — Кстати, мне, когда восемнадцать было, предложил переспать один альфа, но я отказался, — омега становится более серьёзным и задумчивым. — Надо же, что вспомнил… Как давно это было.        — Так говоришь, словно кроме него тебе никто переспать не предлагал.       Тэхён отмахивается.        — Да нет, ты не понимаешь. Он просто попытался меня изнасиловать за отказ.       На кухне воцаряется тишина.        — Но это было давно, так что я почти не помню.       Чонгук про себя думает, что лучше ситуацию это не делает, но вслух об этом не говорит, произносит только:        — Насыщенная у тебя была молодость, хочу сказать…        — Да-а… — Тэхён грустно улыбается. — Насыщенная… Меня Минхёк от этого придурка спас. Мы тогда и познакомились.       Альфа вздыхает, ставя на полку последнюю тарелку, и ничего в ответ на это не говорит, поджимая губы. Бывший муж Тэхёна. Иногда тот упоминает его в разговорах, и всегда они наполнены тоской по прошлому, чувством утраты и банальной печалью. Чонгук даже не хочет думать о том, что омега вообще пережил в душе, когда у Минхёка случился сердечный приступ. Как говорят, беда пришла оттуда, откуда не ждали.        — Кстати, я вчера приготовил пирожки, хочешь попробовать? — Тэхён переводит тему, спрыгивая со стола, и подходит к Чонгуку со спины, укладывая тому ладонь на лопатку.       Альфа вздрагивает от тёплого прикосновения, выдыхая через зубы. Тело уже стало чувствительным. Блокаторы. Надо выпить блокаторы.        — Лиёну они не особо понравились. Видимо, покупное пюре действительно невкусное, надо было самому сделать. У меня, к сожалению, нет другой начинки, потому что Лиёну не нравятся пирожки с мясом или капустой.        — Ничего страшного, — говорит, наконец, Чонгук, отходя от наваждения. — Я сейчас схожу, выпью блокаторы, ладно?        — Да-да, иди, я пока накрою на стол. Зря ты посуду мыл, — смеётся омега, залезая едва ли не с головой в холодильник.       Чонгук чувствует себя разморенным, а ещё ему жарко, но, в целом, его состояние удовлетворительно. Пока не та стадия, в которой хочется утопить член, условно, в подушке.       Альфа возвращается на кухню уже более спокойный, почувствовав голод. Самое время поесть.        — Кстати, заберёшь Лиёна сегодня из детского садика? Я просто, угадай, что? Правильно, иду на сви-да-ни-е вечером, — Тэхён проговаривает по слогам и ставит на стол тарелку с пирожками, и по-деловому играет бровями, раскачивая бёдрами. — Пока не знаю, нормальный ли он альфа, но он обещал, что заплатит за ужин сам. Этим он меня подкупил. Не думаю, что я продолжу с ним общение, просто хочу немного поразвлекаться. Плюс, без альфы утомительно, желаю всяких плотских утех, — подмигивает.        — Какой ты меркантильный, ужас.        — В этом свидании одна выгода. Поэтому я понимаю альф, которые обвиняют омег в том, что они любят всех использовать для своей выгоды. Ведь я тако-о-ой нехороший, — наигранно тянет омега, прикрывая артистично ладонью рот.        — Ты просто раскрепощённый, и мне не всегда это в тебе нравится. Но, пока ты не в отношениях, это приемлемо.        — Ты старомоден, — пожимает плечами Тэхён, надкусывая жопку пирожка. Хмурится. — Да, пюре, пожалуй, не самое лучшее.        — Я не старомоден, просто мой взгляд на какие-то вещи отличается от твоего взгляда на эти же вещи. Это тоже нормально.        — Жри пирожки, — затыкает его в итоге Тэхён, запихивая ему в рот пирожок. — Когда ты начинаешь умничать, мне это не нравится.       Чонгук хмурит брови и отвечает с набитым ртом:        — Я не умничаю, а говорю, как думаю.        — Мне не нравится, когда ты думаешь.        — Если бы я не думал, то трахнул бы тебя на твоём кухонном столе.       Тэхён хлопает глазами.        — Жри. Пирожки. — произносит омега с расстановкой, не воспринимая слова альфы всерьёз. Тот и не говорил их всерьёз. — Мозги мне уже все выел.        — Чья бы корова мычала… — тихо смеётся Чонгук, и Тэхён за ним, едва не подавившись пирожком.