Заботы, проблемы, Чонгук

       — А папа плакал и говорил, что его никто, кроме меня, не любит, — вздыхает Лиён, держа Хосока за руку, который снисходительно улыбается, мысленно отмечая про себя, что дети часто рассказывают то, о чём другим знать не нужно.       Вот нужно ли ему знать, что каким-то грустным днём Тэхён плакал? Скорее всего, правда, из-за шалящих гормонов перед течкой, но всё же.        — Вот ты любишь папу? — спрашивает Лиён, и Хосок берёт его к себе на руки, тыкая пальцем в кончик чужого вздёрнутого носика.        — И тебя, и твоего папу.        — А Чонгук-хён?        — А он — в особенности.        — Вот и я папе то же самое сказал, а он посмеялся. Все папу любят, а он глупый, раз не понимает этого и плачет.       И в этот день Тэхён тоже плакал. Только не из-за того, что он никому не нужен и его никто не любит, а из-за того, что его перелюбили.       Чонгук так изводил его тело, как не изводил его никто до этого. После течки у Кима возникло ощущение, что он лишился заново девственности, потому что никогда ещё с его телом не проворачивали таких номеров.       Душистая ночь в тот день пробиралась в лëгкие прохладным дуновением ветра из приоткрытого окна, и в ту же секунду вырывалась из груди судорожным вздохом. Тэхён лежал с блуждающей улыбкой на губах от ударившего в голову, словно вином, огненного вожделения, замечая каждую добрую морщинку на лице Чонгука, выстраивая на нём собственные созвездия родинок с забавными легендами. Слияние тел, бархатная тишина — это всë было в них в ту ночь, и, возможно, Тэхён просто сошёл с ума от чувств, которые испытывал.       Чонгук его кусал, а потом целовал, даже щекотал, когда хотел получить больше эмоций, а после гладил своими горячими ладонями, и отказывался отпускать, выцеловывая его губы, словно на них осела сладость, которую непременно хотелось бы съесть. Он ласкал его внутри сначала нежно, а после напористо, надавливая пальцами на все чувствительные точки, из-за взаимодействия с которыми Тэхён обливался слюнями, буквально выплёвывая из себя горячую жидкость, когда подходил к очередному оргазму.       Альфа придавливал его властно к подушкам, когда об этом просили, ускорялся, если этого хотели, но после извинялся за доставленный дискомфорт нежными поцелуями, от которых у Тэхёна всё плыло перед глазами больше, чем от некрасивой и пошлой страсти. Рядом с Чонгуком он был, подобно водной глади — непоколебимый и спокойный, но стоило его коснуться, как по поверхности шла рябь удовольствия, дрожь от переизбытка чувств и томящее его предвкушение незабываемых ощущений.       Места чужих прикосновений до сих пор горят. Никаких засосов, никаких укусов — только мягкое поглаживание рук, которое эфемерной пыльцой осталось на нём, напоминая о том, чем они занимались наедине в его спальне, где до сих пор пахнет мятой и ромашкой.       До Тэхёна дошло не сразу, что Чонгук имел в виду под «верхней позицией», но потом до него всё же дошло, когда альфа осторожно спросил ещё раз, забравшись к нему на бёдра. Он намекнул, поинтересовавшись его предпочтениями, и это просто Тэхёна убило. Омега прекрасно понимал, что Чонгук вряд ли жаждал оказаться снизу, но ради его удовлетворения он готов был уступить. Вот так вот просто — взять и уступить. Готов был ради него и его комфорта.       Просто. Ради. Него.       Этот альфа погубит его. Погубит его своей ненормальной идеальностью.       До такого альфы с ним точно никогда не додумывались. И Тэхён предпочёл закусить язык, не поддаваясь искушению побыть сверху.       Прямо сверху.       И сейчас, когда Тэхён прокручивает все пикантные моменты в голове, он выпадает из реальности, забывая про то, что держит в руках колбу, которая, естественно, успешно выпадает у него из рук, разбиваясь, как только в голове возникает картина, где он, помятый и уставший, закусывает губу, а Чонгук смотрит на него исподлобья, с удовольствием отсасывая, дразня периодически языком уретру. Тэхён краснеет от всего подряд, когда возвращается из-за звука разбитого стекла в реальность, и тут же просит прощения у персонала, пытаясь начать уже, наконец, нормально работать.       А то такими темпами он не «воду на качество проверять будет», а свои нервные клетки на стрессоустойчивость.       «Господи, Чонгук, уйди», — молится про себя Тэхён, пытаясь прогнать альфу из головы, но как назло всплывает только больше воспоминаний о том, как они проводили вместе течку. От первого лица его глазами. Где он смотрит на чужое рельефное тело через свою вздымающуюся грудь, еле дышит, но смотрит и весь горит, когда Чонгук облизывает губы, почему-то, улыбаясь ему непринуждённо и удовлетворённо.       Дьявол.       Чонгук никогда не был с ним таким. Не показывал желания, не кидал в его сторону заинтересованных взглядов. Иногда, в редких вечерних разговорах наедине с бокалами красного вина, он рассматривал возможность, в которой они остаются вместе. Но то было даже не из романтического интереса, а скорее из одиночества, которое всю жизнь окутывало альфу.       Тэхён часто вспоминает прошлое, и ловит себя на мысли, что Чонгук всё это время был очень одинок. Он жил без близкого человека рядом, у него не было раньше друзей, даже того же Хосока, он никогда не мечтал о семейном тепле и понимании с чьей-то стороны. И когда омега смотрел на него, то становилось несколько печально, потому что ему самому всю жизнь было необходимо всё это. В конце концов, у него есть Лиён — его стимул становиться лучше, тот же Чонгук — его поддержка и опора во все времена, любовь к себе и гордость — помощь в сложных жизненных ситуациях, а также отсутствие стеснения (и в некоторых моментах всякой совести) в признании своих потребностей, например, в сексе.       Тэхён слишком любит себя для того, чтобы в чём-то себе отказывать. Захотелось внимания — оделся красиво, пошёл покорять чужие сердца. Захотелось секса — пошёл, нашёл партнёра на ночь. Захотелось что-то купить — пошёл, заработал, поднакопил и купил. На себе омега, что-что, а экономить ой, как не любит. Он никогда не относился к тому типу родителей, которые отказывают себе во всём, чтобы ребёнку досталось больше. Он старается радовать и себя, и Лиёна в равном соотношении, потому что забывать про себя, как про отдельного человека со своими потребностями — не его вариант жизни.       А ещё Тэхён никогда не испытывал к Чонгуку романтических чувств, и внимание альф он черпал ложками, когда того хотел. Ему попросту была не нужна любовь со стороны Чонгука. Скорее, он считал того лишь близким для души человеком, даже не рассматривая вариант сближения с ним, как с партнёром.       Поэтому сейчас у него в голове взрываются фейерверки, когда он вспоминает, что они, впервые за пять лет, переспали. Тэхён не будет исключать тот момент, что он однажды представлял их секс, но больше из любопытства, нежели из истинного желания.       То есть, что вообще значит впервые за пять лет переспать? У Тэхёна просто в голове не укладывается, что он занялся сексом с человеком, в котором-то, по-хорошему, своего партнёра, альфу, никогда не видел. И тут, как по щелчку пальцев, по истечению такого большого количества времени, он, совершенно непредсказуемо, согласился провести с Чонгуком течку.       Какой идиот в тот момент им руководил?       Тэхён, переживая внутренний кризис и даже шок после осознания того, что он натворил, присел на стул, уставившись в одну точку на полу. Поправил свои рабочие очки, пригладил волосы, продолжая пялиться на плитку.       Иногда, конечно, его неспособность отказывать себе в своих желаниях, играет с ним злую шутку. Но любовником Чонгук оказался чудесным.       Тэхён не хочет себе признаваться в том, что ему хотелось бы ещё. Этой чуткости, нежности, понимания. Он очень долго искал человека, с которым секс был бы не пресным, а чувственным. Да и дело не только в сексе, на самом деле. Омега в принципе долго искал человека, которому было бы на него и на его потребности не наплевать. Долгое время он натыкался на зацикленных только на себе людей, а Чонгук внезапным порывом явился, воплотив в жизнь все идеалы Тэхёна.       И что делать с осознанием, что Чонгук — воплощение того, что он так долго искал в других, но не находил? Это же похоже на злую шутку — глядеть дальше своего носа, а прямо под ним не видеть такого замечательного альфу.       Тэхён выходит из транса с полной кашей в голове, пока не придумав, как себя вести. Возможно, ему нужно озвучить все свои мысли Чонгуку, доверить ему себя и посмотреть, что из этого выйдет.       А пока его отвлекает от внутреннего кризиса и подведения итогов голос коллеги, который слишком громко обсуждал чью-то дырку. Тэхён морщится в отвращении, про себя думая, что пускать такие комментарии о ком-либо в коллективе приличных людей — верх невежества.        — Показала мне свою растраханную дырку, я и подумал — шлюха.       Тэхён чувствует нарастающее внутри себя раздражение.        — Субин-щи, будьте так добры, говорите немного потише, а то весь персонал слушает ваши истории о дырках. И, если вы вдруг забыли, я напомню; дырка — это место разрыва атомов полупроводника, где не хватает электрона, а не то, что вы подразумеваете. Выражайтесь корректнее, а не как подъездное быдло, — заканчивает свою возмущённую речь Тэхён, выдохнув облегчённо — надо было выпустить пар.       Иначе если бы Субин продолжил свои замечательные рассказы, он бы точно не выдержал.       А вот Чонгук никогда не позволяет себе таких грязных выражений! Ну золото, а не человек, и Тэхён думает об этом всё чаще, когда ему приходится взаимодействовать с неприятными личностями.       Господи, как можно было быть таким слепым.       Когда перерыв заканчивается, Тэхён возвращается к работе, собирая себя в кучу. Иначе нахимичит что-то не то с реактивами, да помрёт, а оно ему зачем? Лиёна потом кому? Умирал уже один родитель. Льготы теперь предоставляются по потере кормильца.       К концу рабочего дня Тэхён тыбзит пару красивых колб из лаборатории (что делать запрещается), и уходит счастливый домой.       А колбочки омега таскает, потому что Лиёну они очень нравятся. Краски в них смешивает, балуется, химиком себя представляет. Правда, часто их разбивает, когда пытается набрать воды и не дотягивается до раковины.       Дома омегу уже ожидают два самых лучших человека на свете: Лиён и Чонгук, которые приехали за полчаса до чужого возвращения. Воссоединение ребёнка и родителя выглядело драматично, слово в фильме: заплаканный Лиён бежит со всех ног к Тэхёну, говоря, что соскучился и ему было без папы одиноко. А прошёл всего лишь один день с тех пор, как они не виделись.        — Давай, не плакай мне тут, — в шуточной форме омега грозит Лиёну пальцем. — А то нос откушу.       — Не откусишь, — бубнит зарёванный ребёнок, вытирая красный, мило припухший, нос.        — Беги скорее мыть руки, и за стол, — подталкивает Тэхён Лиёна в спину. А после сталкивается взглядом с Чонгуком, и сердце уходит в пятки.       Что-то он не продумал момент их встречи и первого диалога.        — Как дела на работе? — привычно интересуется альфа, как бы невзначай, но Тэхён настолько хорошо его знает, что понимает чужое намерение развить тему в интересующем их обоих русле. Видит по слегка несвободным движениям и задумчивому взгляду, который гуляет туда-сюда по пространству, не останавливаясь на конкретных предметах. Слишком очевидный.        — Ну, э… — Тэхён прокашливается. — Нормально. Подушнил немного на своего коллегу, поворчал, подумал, какой ты охуе… е… — едва не матерится омега, вспоминая, что у Лиёна слух просто замечательный, и он обязательно выцепит новое слово. — В общем, не задавай дурацких вопросов! — сдаётся омега, хлопнув возмущённо ладонью по столу. — Я же вижу, что ты хочешь что-то спросить, так спрашивай!       Взгляд Чонгука смягчается, и сам он расслабляется, расплываясь в улыбке.        — Всего лишь хотел узнать, как ты себя чувствуешь.       И вся спесь с Тэхёна сразу сходит, и он замолкает.        — Возможно, ещё я хотел узнать, что ты думаешь о возможности проводить так время чаще? — кокетливо спрашивает альфа, решив идти по прямой и в лоб. А что ходить вокруг, да около? Находился уже, пять лет в итоге потерял.        — Как — так? — из вредности спрашивает Тэхён, краснея то ли от злости, то ли от раздражения, то ли от смущения или всего вместе, но нос он задирает якобы «гордо» достаточно мило. Чонгуку нравится.        — Не как друзья, — поясняет альфа, и это звучит, как пушечный выстрел для омеги. Тэхён через пару минут молчания уверенно встаёт со стула, и подходит к Чонгуку достаточно близко, заглядывая ему недоверчиво в глаза. А потом рьяно распахивает рубашку, полностью обнажая свою грудь, и это ввергает альфу в полное замешательство.        — Чонгук, что ты видишь?       Чонгук поднимает в вопросе бровь.        — Твою голую грудь?        — А что чувствуешь? — омега хватает ладонь альфы, кладя её себе на солнечное сплетение, и выжидающе вытаращивает глаза.        — Что ты сошёл с ума, — подытоживает Чонгук, вырывая свою руку из чужой хватки. — Ну, правда, Тэ, что ты делаешь?        — Тебе плевать на вид моей обнажённой груди?       Чонгук вздыхает тяжело.        — Она, конечно, подтянутая и красивая, но это просто голая грудь. Я что, с ума сходить по ней должен?        — Мама! — Тэхён всплёскивает руками, одну из них тыльной стороной позже укладывая на лоб, аки сейчас грохнется в обморок. — Мама, он адекватный! — омега хватается теперь за сердце, даже не подозревая, как на самом деле выглядит смешно и комично с распахнутой рубашкой. — Я то пять лет думал, что ты придурок, а ты, оказывается, не придурок!       Чонгук откровенно начинает хохотать.        — Блин, Тэ, выходи за меня, а? — стирая слёзы смеха с уголков глаз, в шутку предлагает Чонгук.        — Папа, почему ты голый? — на кухню заходит Лиён, наблюдая такую картину: Тэхён стоит в расстёгнутой рубашке, кажется, снова шокированный после своей артистичной шалости, которую он устроил только ради того, чтобы разбавить обстановку, Чонгук неистово хохочет с происходящего, а на фоне вскипает чайник, пока во всём общем балагане Лиён всё ещё ничего не понимает.        — Понимаешь, малыш, твоему папе стало слишком жарко, — сквозь смех говорит Чонгук, пытаясь оправдать для ребёнка странное поведение Тэхёна, которое он и сам не до конца понял. — Да, пап?        — Нет, Чонгук-и, просто вдруг ты из тех, кто кидается на беззащитных омег, когда они оголяют грудь, — цокает языком и пожимает плечами.        — Вообще не понял, к чему это было.        — Чонгук-хён дурак, — подытоживает Лиён, повторяя одну из часто повторяемых Тэхёном фраз, и смеются они уже все вместе.        — Устами младенца глаголет истина, — самодовольно говорит Тэхён, хмыкая. Чонгук незаметно кладёт свою руку ему на бедро, специально смущая, и произносит негромко на ухо, словно с придыханием: «Когда я предложу тебе всерьёз выйти за меня замуж, нужно будет серьёзно задуматься над тем, кто из нас здесь дурак».       Тэхён краснеет, теряя грань между шуткой и правдой.