***
– Что ты улыбаешься, придурок? – яростно сжимая зубами горящую сигарету, Хранитель Урагана припечатал к стене, не сопротивляющегося близнеца Мукуро. – Хочешь получить по своей физиономии? Почему ты постоянно такой слащавый, почему позволяешь бить себя, почему пресмыкаешься перед всеми? – А ты не знаешь, Хаято-сама? – удивленно спросил Акира. – Странно. Я-то думал ты должен знать. – Что ты там лепечешь?! – Разве не так ты ведешь себя с моим хозяином? – Джудайме?... – Подрывник растеряно разжал пальцы, сжимавшие ворот рубашки парня. – Разве ты не делаешь это, потому что любишь его? – ответа не последовало и в комнате повисла тяжелая тишина. – Я тоже люблю. Люблю людей. Вот и вся причина. Хаято и сам не знал, что поступит так. Что вздернет вверх чужой подбородок, что поцелует эти губы. Задерет рубашку вверх, обнажая плоский живот. Властно прижмет всем телом к стене, не разрывая поцелуй. Акира не только не сопротивлялся, а и уверенно отвечал, чувственно исследуя его губы. Хаято повалил его на пол и принялся яростно раздевать излучающее сексуальность, умоляющее, требующее ласки тело. Нетерпеливо дернул за пояс брюк, отрывая пуговицу, забираясь рукой за резинку трусов, не прекращая все это время языком изучать влажное тепло чужого рта. Сдернул вниз штаны с трусами и жадно мыча в податливые губы быстро стянул одежду и с себя. Когда после секса Акира открыл глаза, то обнаружил себя лежащим голым на полу и измазанный спермой, Гокудеру же сидящим рядом на полу, спиной к нему и что-то раздраженно бубнящим. Двойник иллюзиониста приподнялся на локтях и осмотрелся, по всей комнате валялась порванная одежда. Он замер, прислушиваясь к тому, что говорил Хранитель Урагана. – Какого черта, я сделал? – скрипя зубами, ворчал тот. – Что я теперь скажу Джудайме? Как буду в глаза ему смотреть? Это такой позор. Хаято обернулся и свирепо уставился на парня. – Это все ты виноват! Посмотри на себя, ты отвратительный. Грязный... – А кто меня испачкал? – хитро улыбаясь отозвался Акира. – Кто меня раздел? Кто хотел меня так, что разорвал на мне всю одежду? Ах, это был мой единственный комплект школьной формы, в чем я теперь буду ходить? Хозяин разозлится на меня. – Почему... – Гокудера снова отвернулся и заговорил тише, – почему ты так спокойно к этому относишься? Я ведь тебя.... – О-о, – беззаботно протянул Акира, – большинство тех, с кем я спал предпочитали быть сверху: Кея-сама, Такеши-сама. Я сам был сверху только с хозяином.***
– Зачем, зачем все это? Разве так плохо? Разве тебе не хочется чего-то нормального, чего-то постоянного? – Разве может быть постоянным то, чего по сути нет? – Акира сжал тянущуюся к нему ладонь, прижался к ней лицом, вдыхая тепло кожи. – Не может быть постоянной жизнь, которой нет. Нет, меня. Нет, ничего. Разве это нормально, хозяин? – Я не понимаю тебя, – Тсуна вырвал из нежного захвата свою руку, на его глазах выступили слезы. – Ты странный. – Все хорошо, – Акира приблизился и взял в ладони его лицо, – я тебя поцелую и все станет хорошо. Я сделаю все что ты захочешь и все станет нормально. – Ты делаешь мне больно, – выдохнул Тсуна в приоткрытые губы, не в силах сопротивляться поцелую. Он очнулся через два часа в своей постели. Акира спал, обнимая его. – Очень больно, – прошептал парень, перебирая синеватые пряди. – Но я все исправлю. Я вылечу тебя.***
Глава Дисциплинарного комитета сидит на кресле в приемной и гладит голову, покоящуюся у него на коленях. Акира сидит на полу у него в ногах и ему это нравится. – Что ты делаешь? – спрашивает Хибари. – Кея-сама..., – вместо ответа шепчет двойник Мукуро. Он слишком расслаблен, чтобы отвечать, чтобы даже понять, о чем его спрашивают. Хибари неожиданно наклоняется к нему и шепчет: "Ты мне нравишься". Акира не ожидает этого. Он вздрагивает, сжимается, прячет лицо, ему страшно. Ему больно.