Погоня за Драконами

      Войско добралось до Пентоса две с половиной недели спустя и провела первую ночь, разбив лагерь за стенами, чтобы подготовиться к завтрашнему официальному въезду в город и в последний раз пересмотреть план. Когда рассвело, офицеры и рядовые были на ногах уже два часа, готовясь в последнюю минуту и выстраиваясь в строй. Ровно в полдень протрубила труба, северные ворота Пентоса открылись, и отряд двинулся маршем в город под ярко-голубым небом, лишь изредка прерываемым облаками.       Первым отрядом, прошедшим через ворота, были Просторцы и Штормовики Роберта, пятьсот конных рыцарей и латников и тысяча пехотинцев во главе с Робертом верхом на массивном коне, его шлем с оленьими рогами почти в девяти футах от земли, рядом с ним — юстициарий Бахолис. За ним неотступно следовали северяне Эддарда, пятьсот всадников и тысяча пеших, а возглавлял их Эддард на своем скакуне, великолепном в пластинчатых доспехах, подаренных его приемным отцом. Позади них были долинцы Лина Корбрея, двести рыцарей и конных воинов с шестьюстами пехотинцами, усиленными девятьюстами Железнорожденными опустошителями Виктариона Грейджоя, которые немедленно вышли и взяли под контроль врата, отпустив городских стражей с вежливыми, но твердыми заверениями, что они возьмут на себя ответственность за врата. Когда тысяча западников Джейме Ланнистера, триста рыцарей, оруженосцев и латников, сопровождаемые семьюстами пехотинцами, и двести пятьдесят рыцарей и латников Бриндена Талли с семьюстами пехотинцами прошли через ворота, жители Долины и Железнорожденные рассыпались веером вдоль стен, изгнав городских стражей из ворот и приказав их закрыть. Некоторые пытались возразить, но жесткие слова рыцарей и опустошителей, подкрепленные руками на рукоятях мечей и топоров, а в случае одного сварливого сержанта удар кулака Виктариона, от которого он упал, убедили их, что осторожность в данном случае перевешивает доблесть, и они отправились домой, призвав свои семьи оставаться внутри и баррикадировать двери.       Когда вестеросцы маршировали по городу, их встретили разрозненные приветствия и аплодисменты горожан. Некоторые, либо очень смелые, либо увлеченные зрелищем шести с половиной тысяч вооруженных людей, марширующих в тесном строю, бросали цветы в солдат, но подавляющее большинство просто стояли и смотрели, их улыбки граничили с нервозностью. Как и горожане других городов, пентошийцы боялись солдат, особенно иностранных. Только тот факт, что они не могли надеяться выдержать ни осаду, ни штурм, заставил их согласиться с тем, что их правители открыли ворота.       Когда воинство достигло большой рыночной площади в центре города, специально расчищенной для этого случая, они выстроились из колонны в линию, с отрядом Роберта справа от линии и речными жителями Бриндена слева, кавалерия на длину копья впереди пехоты. Лицом к ним на дальней стороне площади стоял принц Пентоса в сопровождении магистров своего совета и множества других высокопоставленных торговцев. Когда судья Бахолис спешился, принц выступил вперед, приветственно раскинув руки.       — Приветствую вас, милорды, — воскликнул он с видом веселья. — Добро пожаловать в Пентос, принцессу городов!       Трегано Бахолис склонил голову.       — Мы благодарим вас за прием, — сказал он официально. — Милорд Баратеон, пожалуйста, — Роберт сделал короткий жест конному герольду позади него, который заставил свою лошадь сделать шаг вперед и достал свиток пергамента.       — Слушайте, слушайте, — закричал он громким, но не совсем кричащим голосом профессионального глашатая. — Принимая во внимание, что до сведения Его Превосходительства Феррего Антариона, Морского Владыки Браавоса, и Совета Тридцати дошло, что практика рабства продолжается в городе Пентос и вассальных ему землях, хотя существование рабства в городе и вассальных землях Пентоса является прямым нарушением условий мира между Браавосом и Пентосом, Его Превосходительство Морской Владыка и Совет Тридцати не уверены в способности принца Пентоса или Совета Магистров обеспечить соблюдение законов против рабства, в городе и стране Пентос объявлено чрезвычайное положение, согласно указу Его Превосходительства Морского Владыки и Совета Тридцати. Все полномочия власти настоящим передаются достопочтенному юстициарию Трегано Бахолису, представителю Морского Владыки и Совета.       Принц Пентоса к этому времени остановился как вкопанный, из-за своих вытаращенных глаз и разинутого рта, казалось, будто его ударили молотком между глаз, в то время как позади него магистры его совета и торговцы выглядели столь же ошеломленными. Герольд продолжил говорить.       — Согласно указу юстициария Бахолиса Совет магистров и Городская стража Пентоса распущены. Вся военная власть передана лорду Роберту Баратеону, генерал-капитану Воинства Заката, и его офицерам. Боги хранят Его Превосходительство Морского Владыку и Совет Тридцати!       — Милорд Баратеон, выполняйте свой контракт, — вежливо сказал Бахолис, как будто он только что не объявил о завоевании номинально суверенного государства.       — С удовольствием, милорд, — прорычал Роберт, поворачивая свою лошадь лицом к армии. — Солдаты! — взревел он. — Арестуйте принца Пентоса, арестуйте его совет, арестуйте каждого рабовладельца в этом городе! Не причиняйте вреда ни одному рабу, женщине или ребенку, но возьмите каждого магистра и торговца в этом городе и приведите их сюда для суда! Воинство, вперед!       Эддард пришпорил свою лошадь вперед, двадцать всадников его семьи последовали за ним, он поскакал к принцу и его совету, сопровождаемый тремя сотнями северных всадников. Позади него внезапно раздался поток движения и шума, но Эддард не остановился; он знал свою часть плана. В сорока шагах от совета и группы других магистров и торговцев он поднял кулак в воздух и проревел:       — РАЗДЕЛЯЙТЕСЬ! — направляя свою лошадь слева от власти Пентоса и высокопоставленных лиц, волоча за собой всадников, как хвост, и обошел их на галопе, встретив Арнольфа Карстарка и его всадники на полпути вокруг, в то время как пентошийцы толпились в середине круга всадников, некоторые плевались от ярости, другие бормотали от ужаса, некоторые прямо падали в обморок. Один человек, однако, просто поднял подбородок и уставился на Эддарда из-под прикрытых век, как бы говоря. «Плохое представление. Меня не запугают блохастые варвары.» Эддард встретил его пристальный взгляд железным взглядом. «Возможно. И всё же мы здесь.»       С магистрами и торговцами, окруженными кольцом из лошадей и всадников с суровыми лицами, с мечами и копьями наготове, Эддард быстро вернулся к Роберту, который захватил принца Пентоса в плен простым способом: сбил его с ног, пнул в лицо ботинком, а затем спешился и поставил ногу на спину лежащего человека. Тот факт, что Принц все еще двигался, свидетельствовал о том, что Роберт сдержался, такой удар одной из гигантских ног Роберта мог бы легко разбить лицо мужчины так же эффективно, как удар молота Роберта.       — Совет в безопасности, — сказал Эддард. — Все заняты своими задачами?       — Вращаются как колёса, — сказал Роберт, указывая большим пальцем за спину. Единственными людьми отряда, оставшимися на площади, были сотня штормовиков Роберта и три сотни всадников Эддарда, остальные разделились на несколько колонн, каждая из которых направлялась юстициарием Браавоса в ту часть города, которую им было поручено охранять и очищать от рабовладельцев. — От Корбрея пришёл посыльный, сообщает, что он взял под контроль ворота прямо перед тем, как это началось, — добавил Роберт, наклоняясь вперед к борющемуся принцу под его бронированной ногой. — Пока никто из них не доберется до гавани до того, как туда доберутся парни Черной рыбы, мы можем забрать все, — Бахолис, сидевший на лошади рядом с Робертом, обнажил зубы в улыбке, которая была в равной степени самодовольной и плотоядной.       — Я возьму сотню своих всадников и присоединюсь к другим северянам, — сказал Эддард, поворачиваясь в седле и указывая на своих подчиненных. — Их нужно держать под контролем.       — Да, — согласился Роберт с усмешкой. — Мы же не можем позволить парням сжечь город дотла, правда? Не думаю, что нашим работодателям это понравится.       Эддард проглотил недовольство, уводя две сотни своих всадников прочь. Роберт мог шутить, но истории, которые Эддард слышал о разграблении Королевской Гавани, были достаточно плохими. Он не хотел видеть это лично.