Погоня за Драконами

      С первыми лучами рассвета Воинство Заката было в строю и готово к атаке. Ночью Пионеры подкатили осадные башни и лестницы к началу линии траншей, всего в двухстах ярдах от стен. Штормовики Роберта вместе с северянами Эддарда стояли за башней, нацеленной на северную сторону Великих Восточных Врат. За другой башней, нацеленной на следующий участок стены к северу, западники и железнорожденные выстроились в плотную колонну, в то время как за людей, несущими штурмовые лестницы, выстроилась масса людей в разнообразных доспехах вольноотпущенников.       Несколько септонов, которые последовали за армией на восток, ходили по рядам, даруя общее отпущение грехов. Когда септоны прошли мимо штормовиков, раздался шорох и лязг, когда люди в доспехах опустились на колени и осенили себя семиконечной звездой, пока септон читал молитву. Эддард и его северяне тоже преклонили колени, но не перед септоном. Каждый северянин брал с земли щепотку земли и подносил к губам, более набожные проглатывали ее, как это сделал сам Эддард.       — Из земли мы пришли и в землю мы вернемся, — Эддард прочитал про себя традиционную молитву, которую последователи старых богов произносили, сталкиваясь с вероятной смертью. — Боги моих отцов, присмотрите за мной под треск копий. Даруйте мне силу, чтобы я мог одолеть своих врагов. И если я умру, знайте, что я приму это с готовностью, ибо каждый когда-нибудь должен умереть. Да будет так.       Когда все встали, Роберт протянул руку, и его оруженосец Ричард Хорп вручил ему рог. Роберт сделал паузу, посмотрел вдоль строя армии, а затем выпустил сотрясающий небо звук.       — Вперед! — взревел он. — Справедливость и месть!       С ответным криком «Справедливость и месть!» армия двинулась вперед под затянутым тучами небом. Люди упёрлись плечами в столбы, торчащие из основания осадных башен, и толкнули их, так что огромные хитроумные сооружения начали медленно катиться вперед. Вольноотпущенники, оказавшиеся гораздо быстрее, двигались вперед дюжиной колонн, каждая из которых опиралась на штурмовую лестницу. Когда они приблизились, вольноотпущенники издали лающий рёв, как гончие, почуявшие кабана, медленно заглушаемый криками:       — Свобода или смерть!       Защитники Мира не заставили себя долго ждать. Первые арбалетные болты полетели через несколько мгновений, за ними последовали болты от установленных на стенах пятерых спрингалдов. В небе раздались первык крики, но они остались без внимания людей, которые все еще были больше разгневаны, чем напуганы. Со своей стороны, Эддард поднял щит, который он взял из повозок с припасами, и поднялся на башню. Пластинчатые доспехи, которые он носил, были почти непробиваемы ничем, кроме самого тяжелого арбалета, но щит должен был помочь в таких случаях, хотя он выбросит его, как только поднимется на осадную башню, и будет полагаться на свой длинный меч.       Тот факт, что щит вообще не поможет, если один из спрингалдов попадет по нему, он сознательно проигнорировал. О некоторых вещах лучше не думать. Спустя, казалось, целую вечность, когда они медленно шли за башней под дождем болтов, башня наконец остановилась: они достигли подножия стены. Эддард отбросил щит в сторону и последовал за Робертом вверх крутым лестницам на второй, самый верхний уровень. На самом верхнем уровне находилась дюжина лучников и арбалетчиков из вольноотпущенников, которые даже сейчас обстреливали стену стрелами и болтами, пытаясь расчистить пространство для атаки рыцарей и латников, толпящихся на башне. Наконец, когда второй верхний уровень был заполнен людьми, каждый из которых был в состоянии боевой ярости, сходни заскрипели вниз, люди с забралами закрыли их, и с бессловесным ревом ярости, подпитываемой страхом, Роберт и Эддард уперлись плечами в щиты и ринулись вперед.       Их встретил залп арбалетных болтов, вонзившихся в их щиты, как ураган ударов молота, задп не причинил им никакого вреда, и два названных брата бросили свои щиты и бросились через трап на стену, прежде чем защитники смогли перезарядить оружие. Эддард сражался в мрачном молчании, лишь выдыхая воздух, когда наносил удары своим длинным мечом, чередуя диагональные удары с короткими выпадами, пытаясь прорубить путь сквозь мирийцев. Роберт, напротив, смеялся и ревел, размахивая молотом, и каждый его удар валил мирийцев на землю. — Три! — взревел он, раздавив шлем. — Четыре! — он разбил чешуйчатый нагрудник. — Вперед, ублюдки, мой молот голоден! — За ними хлынул поток северян и штормовиков. Большой Джон был следующим на стене после Эддарда, и первый удар его двуручного меча разрубил двух мирийцев и с криком сбросил третьего со стены. Сир Уиллам Фелл, по прозвищу «Серебряный топор», пробился к левому боку Роберта, его знаменитый топор поднимался и опускался, как кузнечный молот, в то время как Ричард Хорп следовал за Робертом так близко, как только мог, не мешая боевому запалу своего лорда. Мейдж и Дейси Мормонт с булавами и криками спрыгнули с трапа. Сир Брюс Баклер находился справа от Роберта, его меч и щит работали, как кулаки бойца. Они смогли закрепиться на стене.       Но они не захватили ни одну из башен по обе стороны от них. Эти башни были полны арбалетчиков, выпускающих болты так быстро, как только могли, и даже против тяжелых доспехов болты попадали в щели в защите, камни, бросаемые с этих башен, были еще более эффективными, хотя и менее точными. Северянин в темно-коричневой ливрее с криком упал, когда болт пробил кольчужную юбку под его нагрудником и пронзил пах. Штормовик в шлеме без забрала получил болт в лицо и свалился с трапа, даже не вздохнув, умерев задолго до того, как упал на землю. Мирийские копейщики, защищая свои дома и семьи, сомкнули ряды и сражались с мрачным упорством людей, которым есть что терять, сдерживая вестеросцев стеной щитов и изгородью из наконечников копий. Арнольф Карстарк попытался прорваться сквозь копья, но был окружен и заколот. Мейдж Мормонт стояла над телом своей дочери Дейси, прибитой десятифунтовым камнем, брошенным с башни, который проломил ей череп, и плакала, убивая врагов вокруг. Лучники и арбалетчики на осадной башне стреляли изо всех сил, но у них начинали заканчиваться стрелы, и более того, трое из них были убиты, а еще четверо тяжело ранены.       Ситуация также усугублялась, нехваткой пространства. Плацдарм на стене был уже забит людьми, и больше на нём не могло поместиться, так что поток подкреплений застрял на сходнях осадной башни, став главной мишенью для арбалетчтков, камней и метательных копий. Вестеросцы были загнаны в тупик, зажаты копейщиками, которые отказались от попыток столкнуть их со стены своими силами и просто удерживали их на месте, чтобы арбалеты отстреливались от них.       На другом участке стены происходило почти тоже самое. Григор Клиган и Виктарион Грейджой возглавили бросок по сходням, а Джейме Ланнистер и Дагмер Щербатый неотступно следовали за ними. Гора, который пропустил финальную погоню в битве при Таре из-за того, что его лошадь упала, наотрез отказался позволить Джейме первым взобраться на стену и готов был выпустить кишки любому, кто попытается его остановить. Теперь, на стенах Мира, Григор Клиган доказывал свою пользу, когда каждый взмах его массивного двуручного меча убивал мирийцев. Ревя от жажды битвы, он прорвался вперед в толпу врагов, прокладывая путь к башне, отделяющей западников и железнорожденных от штормовиков и северян. Он был уже в двадцати шагах в глубине мирийской фаланги, когда пятнадцатифунтовый камень, брошенный с башни, к которой он направлялся, ударил его по шлему и оглушил, заставив упасть на колени. Талейрон Арреос, который был одним из офицеров на этом участке стены, бросил щит и копье и, выхватив кинжал, атаковал Гору, сбив его с ног. Клиган, которому удалось прийти в себя за мгновение до того, как молодой мириец смог вонзить кинжал в его забрало, схватил запястье молодого мирийца одной рукой, а шею другой и сломал ему горло, но к тому времени другой мириец бросил свой щит и копье чтобы поднять камень, который оглушил Гору. Брошенный вниз неистовой, ненавистной, отчаянной силой, камень раскололся пополам, одновременно разорвав шлем Клигана на части и вырубив его. На него с кинжалами набросились четыре мирийца и через мгновение покончили с Горой, а мириец, поднявший камень, наступил сапогом на его голову.       Даже после того, как Гора пробился, оставляя за собой кровавый и смертоносный след, мирийские копья сомкнулись и сдерживали андалов. К Джейме, Виктариону и Дагмеру быстро присоединились Герион, Лайл Крейкхолл, Харрас Харлоу и Аддам Марбранд, но те же проблемы, которые постигли Роберта и Эддарда на другой секции стены, настигли и их. На стенах было слишком мало места, и слишком много мирийцев решили пролить свою кровь защищая свои семьи и дома в последнем бою.       Атака почти наверняка была бы отбита с большими потерями, но произошли две вещи, которые более поздние хронисты почти единодушно приписали воле богов.

***

      Сердце Гордона упало, когда он увидел, что вольноотпущенники начали отступать от стен. Крикнув "За мной!" тем пионерам, которые еще не пошли вперёд, он бросился вперед к отступающим людям, он не был хорошо знаком с тем, как действуют бойцы в подобных условиях, но он слышал о том, как важно было остановить отступление как можно быстрее, пока оно не перетекло в бегство. Офицеры вольноотпущенников уже охрипли, пробираясь к своим бойцам, и ожесточенно ругались, призывая их стоять и сражаться, но им нужна была помощь.       Он ударил первого попавшегося отступающего.       — Стойте! — прорычал он им в лицо. — Стойте! Мы уничтожим этих ублюдков! — Двигаясь дальше, он схватил младшего офицера за плечи и грубо встряхнул его. — Возьми свои яйца в кулак, парень! — крикнул он. — Приведи своих парней в порядок и верни их на эти стены! — Протиснувшись глубже в толпу, он схватил двух мужчин за воротники их гамбезонов. — Вы собираетесь позволить этим ублюдкам снова поработить вас?! — потребовал он. — Стойте и сражайтесь, будьте вы прокляты! — Оттолкнувшись от них, он наткнулся на Акхолло, который чуть не плакал от ярости, называя на дотракийском своих людей трусами и евнухами. Гордон ударил его по лицу, чтобы привлечь его внимание. — Возьми себя в руки! — взревел он. — Возьми себя в руки и разберись со своими людьми, они нужны нам на этой стене!       — ВСТАВАЙТЕ, БРАТЬЯ! — Гордон обернулся и увидел Септона Джонотора, стоящего подобно башне, с поднятым в правой руке кристаллом и преображённом от страсти лицом. — ВСТАВАЙТЕ, — взревел Джонотор громовым голосом, — И УСЛЫШЬТЕ ВОЛЮ БОГОВ!       Вольноотпущенники поблизости, которых Гордон и их офицеры уже замедлили, остановились как вкопанные, другие, находившиеся поблизости, перешли на шаг.       Джонотор возвел глаза к небесам.       — Так говорит Отец, — сказал он голосом, который был слышен даже сквозь грохот штурма. — тот, кто надевает цепи на человека и порабощает его, порабощает меня, ибо человек создан по Моему образу и подобию. Тот, кто верит в меня, не должен давать мира работорговцу и не проявлять к нему милосердия, а полностью уничтожить его и освободить каждого, кого он держит в рабстве. Так говорит Воин: — вольноотпущенники вокруг него ошеломленно смотрели на него, те, кто был поблизости, кто замедлился, остановились. Другие, находившиеся дальше, замедляли ход. — Ты мой боевой топор и мое боевое оружие. С Тобою я сокрушу царства, с тобою я сокрушу народы. Ибо это Я даю тебе силу Свою, чтобы ты мог низвергнуть своих врагов и забрать их имущество себе. Так говорит Отец: — Каждый вольноотпущенник в пределах слышимости уже остановился, а другие, находящиеся вне пределов легкой слышимости, останавливались, чтобы разобраться, и толпились вокруг. — Кто ищет справедливости и отдает жизнь свою за справедливость, тот, хотя и умрет, но будет жить. Ибо я возьму его и скажу ему: «Молодец, храбро сражался ты, великий среди детей моих». И посажу его по правую руку от себя за пиршественным столом, как отец сажает любимого сына, Матерь благословит его, Воин поприветствует его как брата, а Дева - как жениха. И в последний день, когда будут судить живых и мертвых, я скажу ему: «Кровь, которую ты пролил за мою справедливость, смыла твой грех, а твоя добродетель выжгла из тебя зло, ты будешь жить рядом со мной как любимый сын, покуда существуют небеса»       Джонотор огляделся вокруг, его глаза горели пылом.       — Это слова, которые Семь-в-Одном говорят вам, братья мои, — провозгласил он. — И их слова правдивы! Почему же тогда вы боитесь за свои жизни?! Ибо если вы умрете, то умрете как свободные люди, сражаясь за справедливость Отца, и райские наслаждения будут вашими! И если вы будете жить с триумфом, вы будете свободны, и ваши дети и дети ваших детей после вас будут свободны! — Он вытянул руку, указывая на стены. — Вот он, ваш враг! — он взревел, брызжа слюной. — Вот виновники вашего горя, создатели вашего отчаяния, создатели вашей боли! Это те, кто отнял у вас свободу, кто богохульствовал против богов! Это враги свободы, справедливости, жизни! Боги смотрят на вас сверху вниз и говорят: "Сражайтесь! Уничтожьте их! Убивайте и не щадите никого! Как они поступили с вами, поступите с ними семикратно! Так повелеваем мы, открывая Врата Небес для падших!" — Вольноотпущенники зашевелились, ропот перешел в дикое рычание. Джонотор вскинул руки, его кристалл отразил свет в брызгах цвета. — Так вперед! — прогремел он. — Идите вперед и не бойтесь, ибо боги хранят вас! Идите вперед и побеждайте! На то воля богов!       Другие септоны, стоявшие поблизости, тоже вскинули руки.       — На то воля богов! - хором воскликнули они. — На то воля богов! — Вольноотпущенники, немедленно окружившие их, начали подхватывать песнопение. — На то воля богов! На то воля богов! — Скандирование распространилось по толпе вольноотпущенников, набирая силу, как шторм на море. — На то воля богов! На то воля богов! — Каждый вольноотпущенник в толпе теперь кричал, размахивая оружием. — На то воля богов! На то воля богов! НА ТО ВОЛЯ БОГОВ!       Акхолло откинул голову назад и издал пронзительный боевой клич.       — Вперед! — проревел он, размахивая мечом, который он взял у пентошийского дворянина. — Свобода или смерть! На то воля богов!       Вольноотпущенники хлынули к стенам, как могучая волна, неся с собой свою ненависть, как первый ветер урагана. Мирийцы сбросили со стен лестницы, тысячи рук подняли их снова, и вольноотпущенники бросились вверх по лестницам с неистовой яростью в сердцах. Мирийские офицеры не ожидали, что вольноотпущенники перестанут отступать и вернутся к атаке, и поэтому они послали людей укрепить сектора, атакованные осадными башнями, те, что остались, были затоплены натиском. Вольноотпущенники вырубили дверь башни на стене, и начали кровавый штурм, мирийские арбалетчики скатились с крыши башни и с криками упали с высоты шестидесяти футов на землю. Целостность всей обороны была поставлена под угрозу.       Но у мирийцев были планы и на случай такого развития событий. Городская стража была разделена на роты по двести человек, и каждая рота была прикреплена к каждой башне в качестве резерва. Если возникал серьёзный риск падения башни, то её рота должна была немедленно выйти на помощь защитникам башни и восстановить положение. Городская стража охраняла порядок и закон в городе, они не были солдатами, но их семьи находились в городе, и они знали, что они были единственными, кто стоял между этими семьями и ордой рабов и андалов, которые поклялись полностью уничтожить их. В итоге, городская стража Мира ворвалась в башню через дверь на первом этаже и поднялась по лестнице на площадку прямо под стеной, сомкнула ряды за своими щитами, наставила копья и начала сражаться также, как за свою сражаются утопающие. Вольноотпущенники самоотверженно бросились на стену из копий и щитов, им было все равно, жить им или умереть, лишь бы убивать, но даже запредельная ярость, овладевшая ими, не смогла пробить эту стену отчаявшихся людей. Пол этой лестничной площадки был быстро залит кровью и по колено завален трупами, но стена щитов все равно удержалась.       Эта смертельная схватка была прервана чем-то, чего абсолютно никто не ожидал.

***

      Прошли годы с тех пор, как в столице Мира рабы в последний раз поднимали восстание. Отчасти это было связано с той жестокостью, с которой было подавлено последнее восстание, но на это также влияли общественные нравы. В теории раб был собственностью своего хозяина, с которой тот мог делать все, что ему вздумается, но на практике существовали жесткие ограничения. Во-первых, ни один хорошо воспитанный мирийский аристократ, или любой, кто хорошо подражает им, не подумал бы причинять вред своим рабам, кроме как в качестве наказания за проступок, это было не только плохой деловой практикой, это просто было грубо. Точно также, хоть и рабыни почти всегда подвергались сексуальной эксплуатации со стороны своих хозяев, ожидалось, что все их родившиеся дети останутся со своей матерью, которая сохранит свое положение в доме, а сами дети станут частью домашнего хозяйства после того, как они достигнут возраста, необходимого для поступления на службу. Более того, преднамеренная и беспричинная жестокость резко осуждалась, истинный господин должен был вести себя с надлежащей сдержанностью в любых ситуациях, особенно осуществляя власть над теми, у кого не было своей. В сельской местности хозяин мог пренебречь этим неписаным кодексом и по большей части выйти сухим из воды, но в городе было гораздо больше глаз заинтересованных сторон. Редкий мужчина (или женщина, если уж на то пошло) мог навлечь на себя общественное порицание, нарушив правила поведения.       Конечно, это не означало, что участь раба в Мире была счастливой. Даже в лучшие дни они слышали в свой адрес сотни мелких оскорблений и унижений, на которые накладывалась тяжесть ошейника и клейма. И даже такие дни были редки. Однако отсутствие возможности исправить свое положение честными или незаконными средствами в сочетании со случайными резкими примерами последствий неудавшегося восстания заставили большинство рабов в Мире, по крайней мере, так глубоко спрятать свой гнев под маской раболепия, что даже они не знали, что о нём.       Но все изменилось. С северным ветром до рабов донеслись слухи. Андалы пришли из-за заката, чтобы принести свободу. Они разорвут все цепи и сбросят все оковы. Они сломят силу магистров и полностью уничтожат их. Под их властью не будет никаких рабов, а будут только свободные мужчины и женщины. Большинство рабов не до конца верили слухам, особенно тем, которые утверждали, что приход андалов возвестил новую эпоху свободы, когда все люди будут абсолютно свободны и равны. Но они верили тому, что андалы намеревались уничтожить рабство, их хозяева говорили об этом неоднократно и с растущей паникой по мере их приближения. И, судя по потоку беженцев из сельской местности и новостям о великой битве, андалы, похоже, побеждали. Более того, имелись доказательства того, что андалы серьезно относились к уничтожению рабства.       Рабы в Мире не носили оружия. Исключения были сделаны для домашней стражи, но они не могли носить доспехи, и им было запрещено носить любое оружие, кроме булав или посохов. Также, в отличие от других Вольных городов, использование рабов в качестве домашней охраны не прижилось в Мире, в каждом высокоранговом или знатном доме были свои охранники, главной обязанностью которых было служить защитой дома от любого, кто посмеет нанести вред. То, что андалы не только освободили рабов, но и дали им оружие, а ещё и обучили обращению с ним, было явным доказательством того, что они не лгали о свободе.       В итоге, рабы начали строить планы. Первоначально заговор возник в доках под руководством бригадира-раба по имени Франлан, который изначально хотел только передать освободителям ту часть мирийского флота, которая стояла на якорях в гавани. Оттуда заговор распространился на другие гильдии ремесленников, где обычно семеро из десяти членов гильдии были рабамм, собственностью мастеров-ремесленников, которые использовали их в качестве неоплачиваемых учеников и подмастерьев. Были привлечены даже некоторые домашние рабы, несмотря на то, что они с наибольшей вероятностью могли предать своих сообщников. План был прост. Дождаться, когда магистры будут достаточно вовлечены в бои на стенах, а затем ударить им в тыл.       Когда городская стража двинулась укреплять стены и пытаться вернуть захваченную башню, рабы были предупреждены гонцами, и вспыхнули первые искры. Рабы с верфи вырвались из своих бараков и одолели тех немногих людей, которые остались их охранять. С помощью зубил, долот и кувалд, они взломали бараки других ремесленников-рабов, и восстание распространилось, как лесной пожар. Огромная масса рабов, многие из которых были мускулистыми парнями из кузниц и скотобоен, хлынула из квартала ремесленников и двинулась в кварталы магистров и более богатых свободных граждан, менее чем за час целые улицы превратились в кровавый хаос, рабы бесчинствовали в особняках богатеев и убивали всех, кто попадался им под руку.       В это же время в игру вступил третий игрок. По древнему договору, Красный Храм Мира не содержал орден Огненной Длани, но ему было разрешено обучать приверженцев своей веры, которые стремились вступить в ряды Огненной Длани в Волантисе. Во время осады у Красного Храма было в распоряжении тридцать три полностью обученных мужчиеы, которые ожидали вступления в ряды Длани, а также столько же новобранцев и старших священников, которые проходили обучение в прошлом, но решили не служить своему Владыке в качестве воинов. Когда началась осада, первосвященник Даникос привел своих прихожан в Храм, чтобы защитить их, и вместе со своими подчинёнными разработал план вмешательства в штурм, Красную Веру терпели в Мире, но не принимали и не особо почитали, кроме низших классов и рабов, а мирийская власть смотрела на священников Владыки Света с неприязнью. Даникосу было шестьдесят восемь лет, и за эти годы он выслушал много оскорблений в свой адрес и стал свидетелем притеснения многих своих прихожан. Пришло время отплатить долг кровью.       Когда восстание рабов вспыхнуло в квартале ремесленников, Даникос понял, что их время пришло. Врата Красного Храма открылись, а сам Даникос вывел Красный Меч Владыки Света на улицы. Пока они шли к стенам, распевая боевой гимн Богу Огня и Тени, вокруг них рос хвост восставших рабов, привлеченных как дисциплинированной целеустремленностью Р’глоритов, так и воинственностью их гимна.       Добравшись до Великих Восточных Ворот, они остановились только для того, чтобы крикнуть:       — Владыка Света, защити нас!       А затем двинулись вперёд. Ближайшие отряды Городской стражи, застигнутык врасплох на стенах, развернулись и попытались выстроиться в шеренги, но их окружили и началась кровавая бойня. Даникос был убит в первые мгновения битвы, но его ближайший помощник, человек по имени Каларус, мгновенно взял на себя руководство и продолжил атаку. Отряд, вошедший в захваченную башню, был окружен сзади и полностью перебит группой рабов под предводительством трех красных жрецов, посланных Каларусом. Рабы выбили двери башни и ворвались внутрь с бессвязным ревом, в то время как полутысяча рук подняли решетку, удерживающую Великие Восточные Ворота закрытыми, и откинули большие створки.       Долинники Лина Корбрея выдерживали залп за залпом арбалетных болтов и град камней, пытаясь разрушить ворота, и теперь они были в ярости. Только быстрые приказы Каларуса и большая удача помешали им убить своих новообретенных союзников. Лин, сообразив, что к чему, выхватил у своего оруженосца рог и затрубил так, как никогда раньше не трубил, сигнализируя, что ворота открыты. Бринден Талли, услышав звуки рога, протрубил в свой рог, вводя в бой резервы Воинства Заката. Вольноотпущенники, вдохновленные импровизированной проповедью Джонотора, уже штурмовали стены, но под командованием Бриндена оставалось чуть меньше шестисот человек, все речники, многих из которых он завербовал лично, чтобы присоединиться к Роберту и Эддарду в их войне. По сигналу рога своего командующего речники двинулись вперед, рысью направляясь к воротам и проходя через них словно стальная река, их рыцари возглавляли колонну, которую вел сам Черная Рыба.       Теперь началась настоящая бойня. Отрезанные и окружённые на стенах мирийцы на стенах были убиты, несмотря на крики о сдаче, которых, к их чести, было немного. Солдаты Воинства Заката спустились со стен, чтобы присоединиться к своим товарищам, которые прошли через ворота, и вместе они ворвались в город, вестеросцы и вольноотпущенники одинаково обезумели от битвы. Потоки солдат, возглавляемых мирийскими рабами, ринулись в город, лая, как волки при виде раненой добычи. Красные жрецы, выполнив свою миссию, пробили себе путь обратно к Красному Храму и решили отбиваться от всех нападающих, чтобы защитить своих прихожан и их семьи. Оставшаяся городская стража Мира храбро сражалась, но их было слишком мало, и нападавшим нельзя было отказать даже в малейшей части их добычи.       Даже когда последних стражников убивали на ступенях Дворца Порядка, из города уже доносились крики. Менее чем за час жестокого боя судьба Мира была предрешена, и открылись врата к тому, что позже будет названо Поколением Крови.