***
Рикассо был мейстером, а не менестрелем, но когда позволяли его обязанности, он иногда практиковался в поэзии. И, глядя на встречу короля Станниса с принцессой Мелларио, он знал, что у него теперь будет материал ещё для дюжины стихотворений, основанных на сходствах и различиях между ними. С одной стороны, была принцесса Мелларио, стройная и грациозная, одетая в свободные одежды из оранжевого шелка с изображением солнца и копья Мартеллов, высокомерно красивая, с высокими скулами и миндалевидными глазами, подчеркнутыми серьезностью ее тридцати семи лет. С другой стороны, король Станнис, широкоплечий и крепко сложенный, одетый в доспехи, покрытые желтым льняным табардом, расшитым черным коронованным оленем его дома, лицо его было мрачно, и борода, которую он начал отращивать, щетинилась изо всех сил. Контраст, который они представляли, был поразительным, но ещё более поразительным было сходство, которое Рикассо ощущал в них обоих. Тени под глазами Мелларио, скрытые искусно нанесенной косметикой, и морщины, уже появившиеся на лице Станниса, говорили о внезапно взятой на себя и стоически переносимой тяжелой ответственности, и то, как Станнис сжал рукоять своего меча, а Мелларио положила руки на подлокотники трона, показало, на чём они решили основывать свою силу. Рикассо знал, что Мелларио опиралась на силу Дома, в который она вошла по браку, его древность, его репутацую и длинную череду героев и героинь. Станнис опирался на свою силу и абсолютную веру в себя, готовясь встретить любой вызов со всем мастерством и мощью, достаточно естественная позиция для человека, который едва достиг двадцати одного года. Рикассо мог только надеяться, что эти двое могли видеть друг в друге больше сходств, чем различий, тем более, что они встречались наедине, не считая самого Рикассо и сурового лорда-командующего гвардии Станниса, сира Кортни Пенроуза. Официальный прием уже состоялся, и аудиенция, на которой Станнис должен был объявить о новом курсе королевской политики в Дорне, должна была состояться завтра. Цель этой встречи состояла в том, чтобы обсудить эту политику. — Я хочу начать, — наконец сказал Станнис, — С того, что принц Доран Мартелл более не может оставаться принцем Дорна. То, что я увидел на приёме, только подтвердило это, — Доран присутствовал на приёме под воздействием стимуляторов и ушел так рано, насколько это было допустимо. Даже так его глаза были тусклыми, а речь мягкой и высокопарной, что было далеко от богатого, плавного баритона, которым он обладал до восстания. Мелларио склонила голову набок. — По крайней мере, на данный момент, — признала она, — Но он не всегда будет таким. Мейстер Келотт говорит мне, что его состояние улучшается с каждым днём. Со временем он сможет вернуться к своим обязанностям. Станнис покачал головой. — Его выздоровления будет недостаточно, — прямо сказал он. — Я требую, чтобы Дорном правил тот, кто сможет поддерживать Королевский Мир перед лицом любых опасностей, а в случае катастрофы, сможет обеспечить эффективное руководство, пока не прибудет королевская помощь. Только один Мартелл смог это сделать, и это был не Доран. Мелларио моргнула, а затем слегка улыбнулась. — У вас странное чувство лести, ваша светлость. — Это Правда, не лесть, — ответил Станнис. — Вы доказали, что достойны править Дорном от моего имени, пока наследница Дорана не достигнет совершеннолетия. Тем не менее, — он на мгновение нахмурился, — тем Домам, которые заявили о своей лояльности, потребуется дать больший голос в управлении Дорном, чтобы наградить их за преданность. Как минимум, в регентский совет должен быть включен лорд Айронвуд. Мелларио взмахнула рукой. — Похоже, что выхода нет, — сказала она, — но размер и роль такого совета следует обсуждать после того, как Оберин будет поставлен на колени. — Что, если повезет, произойдёт где-то в ближайшие несколько месяцев, — сказал Станнис. — С нашими объединёнными силами, мы сможем достаточно легко оттеснить мятежников вглубь пустыни, а затем добить их. — Это может оказаться не так легко, как вы думаете, — заметил Мелларио. — Пустыня и раньше пожирала королевские армии. Станнис мрачно улыбнулся. — Но не те, которыми командовал я.***
Наступил 286-й год. Восстание Красного Змея началось чуть меньше года назад. После своего поражения на берегах Зеленокровной Оберин Мартелл, Красный Змей, отступает в пустыню. Королевские войска преследуют его. Война превращается в комплекс набегов и контрнабегов, засад и расправ, колодцы разрушены, а население отправляют через Зеленокровную под стражу в охраняемые лагеря. Пока солдаты роялистов прочесывают пустыню, железнорожденные под командованием Квеллона Грейджоя и его сына Эурона прочёсывают побережье. Зверства совершаются на суше и на море. Сам Оберин сражается за каждый дюйм земли. После того, как численным превосходцом его вытеснили из Вейта, он разделил свои силы, чтобы они могли более эффективно противостоять королевским войскам. Король Станнис, в ответ, делит свои армии на «охотничьи отряды», каждому из которых поручено убивать всех мятежников, которых они смогут найти. После нескольких месяцев поисков один из «охотничьих отрядов» находит доказательства того, что Оберин находится поблизости, и отправляется в погоню… Вступление третьего сезона популярного телесериала 1987 года «Красный Змей: кровь и песок», в котором рассказывается о вымышленной версии жизни Оберина Мартелла. Утверждения о том, что производство сериала частично финансировалось экстремистской националистической группировкой «Сыны песка», официально остаются необоснованными. «По крайней мере, здесь прохладно», подумал сир Рикон Ривербенд, стоя на коленях в дорнийской септе. Боги знают, что здесь мало что является правильным. Деревня Пальмовый Источник, названная так из-за финиковых пальм, которые росли вокруг источника, образовавшего приличный пруд, могла похвастаться небольшой септой, поскольку в ней проживало около двухсот душ, но она, очевидно, мало использовалась и была спроектирована кем-то со вкусами, склонными к еретичеству. На алтарях Воина, Старицы и Неведомого был слой пыли, расположение алтарей тоже было неправильным. Вместо того, чтобы быть разделенными на отдельные ниши, как полагалось, алтари были сгруппированы по двое: Отец с Матерью, Воин с Девушкой и Старица с Кузнецом, в то время как алтарь Неведомого стоял обособленно. Более того, вместо того, чтобы носить должным образом блаженное выражение лица, Матерь выглядела почти такой же суровой, как и Отец. Сир Рикон на мгновение нахмурился, а затем усилием воли очистил свой разум. Еретическая она или нет, но это все равно была септа, и ему нужно было помолиться. Он был незаконнорожденным сыном осёдлого рыцаря, обученный владению оружием из чувства отцовской ответственности, которое поздно пришло к его отцу и, вероятно, было вызвано тем фактом, что его законный сын был угрюмым и мелочным человеком. Упорным трудом и безропотной службой ему удалось заслужить место в гвардии лорда Дарри. Хоть его и обделяли наградой и повышением в пользу людей с более известными именами, но его мастерство владения оружием и рыцарское поведение снискали ему хоть какое-то уважение. А потом началось Восстание и у него появился шанс. Битвы за Изгороди дали ему репутацию доблестного воина, а на выкуп за двух захваченных в плен рыцарей он смог купить нового скакуна, прекрасные латные доспехи и хороший меч. Но еще более сладкой наградой, чем выкуп, было уважение, люди, которые презирали его за незаконнорожденность, предлагали ему место у своего очага, угощали вином, даже пытались заручиться его дружбой. Даже сам Черная Рыба, просил его присоединиться к «Воинству Заката» в ее авантюре! От этого предложения он отказался. Справедливости ради, боги не могли благосклонно смотреть на Роберта Баратеона, который был столь же глуп, сколь и вульгарен. Нужно было обладать огромным высокомерием, чтобы отказаться от короны, которую боги возложили на его голову, а отказаться от обязанностей короля - это было возмутительно. Не зря гордыня считалась самым страшным из грехов. Вдобавок ко всему, в Книге Отца ясно сказано, что месть принадлежит ему. Для смертных людей посягать на это было не просто гордостью, а гордыней. Поэтому, Рикон остался в Вестеросе и быстро оказался без лорда, лорду Дарри нужно было освободить место на своей службе для незаконнорожденного племянника или кого-то из своего рода, а Рикон был самым младшим и самым неопытным из присягнувших ему мечей. По крайней мере, старик извинился за это и был достаточно любезен, чтобы дать ему кошелек с серебром и рекомендательное письмо со своей печатью для любого лорда, к которому Рикон обратится. Но с окончанием Восстания лордам не нужен был еще один меч, даже такой хороший и воспитанный, как Рикон, даже с таким количеством идиотов, отправляющихся на Восток в поисках славы или ранней могилы, потому он стал межевым рыцарем в возрасте двадцати восьми лет. Первое, что он сделал, это нашел мастера-герольда и сменил свою имя с Риверса на Ривербенд, он не мог полностью избавиться от пятна незаконнорожденности, но он изменит столько, сколько сможет. На это ушла большая часть тех денег, которые дал ему лорд Дарри, а его лошадь неуклонно съедала большую часть остатка. У него оставалось всего два серебряных оленя и горсть медяков, когда раздался призыв подавить дорнийское восстание. На следующий день он отправился в Королевскую гавань и получил королевскую звезду, настоящий рыцарь обязан был откликнуться на призыв своего короля и служить ему, без оговорок. Он хорошо послужил при Зеленокровной, а когда мятежники ушли в пустыню, его назначили командовать «охотничьим отрядом», колонной из двух-трех десятков рыцарей, легкой кавалерии и конных лучников, которые действовали как самостоятельное подразделение, преследовавшее мятежников любыми средствами, которые командир сочтет необходимыми. В своей мудрости, король Станнис, предоставил своим офицерам значительную свободу действий в том, как обращаться с мятежниками, почти единственным указанием, было то, что тех дорнийцев, которые подчинились королю и сохранили его мир, следовало защищать до последней капли крови или жестоко отомстить за них, в зависимости от обстоятельств. По милости богов, он оказался здесь из-за первого случая. То, что повстанцы оставляли от своих жертв, было тяжёлым зрелищем даже для опытных ветеранов. На самом деле ему сказали, что у человека, живущего в этой деревне, есть для него информация. Когда он возносил молитву Воину о том, чтобы тот научил его хорошо руководить своими людьми (он знал, что у него нет недостатка в мужестве), дверь в ризницу открылась, и тихие шаги возвестили о приходе человека, который опустился на колени рядом с ним. Когда Рикон закончил молиться, человек, одевающий в плащ с капюшоном даже в жаркой дорнийской пустыне, повернул голову. — Сир, у меня есть информация, — тихо сказал он. Рикон поморщился, даже язык здесь был другим, с растягивающимися, перекатывающимися искажениями, через которые он пропускал слова. Это заставило его затосковать по истинной речи его родины, этой прекрасной земле широких полей и зеленых лесов, орошаемых могучим Трезубцем, так отличающейся от этого места с его раскаленными песками, суровыми горами и анемичными ручьями, которые местные жители называли реками. — Тогда говори от имени короля, — сказал он, подавая встречный знак. Толстый лысый человек, который научил его паролю, используемому королевскими осведомителями, сказал, что это грубо, но просто. Рикон бы не догадался, так как ему было не до подобных игр, ему бы только хорошего коня, крепкое копье и ровное поле. — Прошлой ночью через эту деревню прошли всадники повстанцев, — прошептал информатор. — Они остановились только для того, чтобы напоить себя и своих лошадей, но я слышал, как один из них сказал, что до их лагеря не так уж далеко. Два часа тяжелой езды, не более. Рикон покрутил в руках маленький кристалл, который он достал из-под нагрудника. — Есть какие-нибудь идеи о том, где может быть этот лагерь? — тихо спросил он. — Примерно в двадцати милях отсюда есть арройо, овраг, — прошептал информатор. — Источник там слишком мал для стад коз или овец, поэтому мы, жители этой деревни, туда не ходим, но его может быть достаточно для полутора десятков всадников, которые были осторожны, чтобы не позволить себе или своим лошадям пить слишком много. Рикон кивнул. — Ты можешь отвести нас тудаа? Информатор развел руками. — Сир рыцарь, большинство жителей этой деревни - верные подданные его величества, но никто не любит предателей. Сделать даже так много - значит подвергнуть свою жизнь риску. Если я приведу вас к этим мятежникам, то я умру ещё до рассвета. Подойдите, — информатор встал и подошел к алтарю Воина, Рикон последовал за ним и поморщился, увидев, как он кончиком пальца чертит в пыли картуэ это не противоречило законам Веры, но не стоило выказывать неуважение к богам — Выезжайте на дорогу в сторону Пекла, — прошептал информатор, — И когда проедете около шести миль, остановитесь и поверните прямо на север, вот так. Отсюда для одинокого человека, возможно, два часа быстрой езды, и вы выйдете к ущелью сбоку. — Туда можно войти с обоих концов? — Спросил Рикон, запоминая грубую карту. — Да, — сказал дорниец. — Но входы и выходы узкие, только десять овец или около того могут пройти в ряд. Может быть, один или два человека верхом, если хотите двигаться быстро? Он помахал рукой, показывая неуверенность. Рикон закончил запоминать карту и смахнул ее ладонью. — Ты будешь здесь в безопасности, когда мы уйдем? — спросил он, продолжая счищать пыль с алтаря. — С божьей помощью, да, — сказал дорниец. — Но всё в их руках, и они лучше всего помогают тем, кто помогает себе сам. Рикон кивнул, в Речных Землях говорли почти тоже самое, и взял из поясной сумки маленький медальон с королевским гербом на одной стороне и глазом без век на другой. — Если хочешь бежать, тогда отправляйся в Вейт, или Дар Богов, или Солнечное Копье, — сказал он, — И предъяви это любому королевскому офицеру. Тебе будет обеспечена защита и возможность покинуть Дорн. Дорниец принял медальон и прижал его ко лбу. — Да благословят Боги его светлость, и пусть Воин направит вашу руку, сир рыцарь, — сказал он, ускользая и возвращаясь в ризницу. Четыре часа спустя Рикон и его охотничий отряд ехали через пустыню, два десятка верных дорнийских легких всадников, вдвое меньше конных лучников и десять рыцарей со своими оруженосцами, которые были в легких кольчужных рубашках под плащами, с щитом, мечом и парой дротиков. Рыцари, оруженосцы и конные лучники ехали рыхлой двойной линией в ряд, чередуя оруженосцев с конными лучниками и удерживая рыцарей в качестве резерва, в то время как половина всадников сформировали разведывательный заслон, а остальные прикрывали фланги. Все глаза осматривали горизонт и гребни невысоких дюн, через которые они проезжали, повстанцы нападали из засад везде, где могли, и того, что они делали с пленными, было достаточно, чтобы насторожить даже самого смелого человека. Всадники те, что ехали впереди, внезапно остановились прямо перед гребнем следующей дюны, подняв копья прямо вверх в знак остановки, и после поспешного разговора один из них развернул свою лошадь и поскакал рысью к Рикону. — Ущелье впереди, сир, — сказал он, его акцент был менее выражен, чем у информатора, он был каменным дорнийцем с земель Фаулеров, которого вместе с другими одолжил Рэндилл Тарли, удерживающий западный край пустыни. — Сразу за следующей дюной есть пологий спуск к плоскому участку, который тянется примерно на полтора выстрела из лука, и через него проходит ущелье. Как по склону, так и по равнине люди верхом на лошадях могут легко проехать. Здесь нет никакого укрытия, чтобы подобраться незаметно. Рикон оскалил зубы. В тот момент, когда он перевалит через этот гребень, его заметят. Хотя, вохможно, что их уже щаметили, хотя его люди предприняли меры, чтобы быть не такими заметными. Их металл был либо тщательно притуплен, либо покрыт коричневым напылением, и всякий раз, когда они проезжали мимо холма или гребня дюны, они опускали свои копья горизонтально, чтобы они не торчали над гребнем и не обнажали их. — Отсюда легко добраться до выхода из ущелья? — Да, особенно для людей, путешествующих на большой скорости, — ответил дорниец. — Кроме того, склоны ущелья кажутся крутыми, слишком крутыми для всадников. Рикону пришлось лишь на мгновение задуматься. Повернувшись в седле, он позвал своего заместителя, уроженца королевских земель по имени сир Уиллам Гисборн, и сержанта лучников, штормовика с Марок, отзывавшегося на имя Бент. — Сир Уиллам, возьмите половину кавалерии и займите левый конец ущелья. Заблокируйте его, не дайте им сбежать, и убейте любого, кто выйдет, прежде чем мы доберемся туда. Я сделаю тоже самое справа. Бент, отведи лучников к краю ущелья, твоей целью будут те, кто, собираются сбежать от нас. Как только с просочившимися разберётесь, направьте свои луки на тех, кто в ущелье. Бент злобно улыбнулся. — Они будут словно рыба в бочке, сир, ошибки быть не может, — с энтузиазмом сказал он. — Помни, — резко сказал Рикон, — Нам нужны пленные для допроса, и любой, кто попросит пощады, получит ее. Мы не убийцы, как мятежники. Сир Уиллам кивнул. Бент сделал то же самое, после того как пожал плечами и пробормотал: — Мог бы и обмануть, — чем заслужил обжигающий взгляд. Пять минут спустя все было готово: рыцари, оруженосцы и всадники были развернуты в две колонны по обе стороны строя, а лучники выстроились в одну линию с уже натянутыми луками. Тюрбаны и головные платки, которые носили для защиты от палящего дорнийского солнца, были сняты и заменены шлемами, а тускло-желтый кафтан, который каждый мужчина носил, чтобы защитить свои доспехи от солнца, был свернут в трубку и спрятан за седлом. Рикон в последний раз оглядел шеренгу, вытянул шею, чтобы убедиться, что его оруженосец на своем месте, и резко свистнул, показывая легким копьем, которое он использовал вместо рыцарского копья. Охотничий отряд рысью перевалил через гребень дюны и крича ускорился до быстрого галопа на спуске, они уже были на виду у часовых, потому не было необходимости пытаться сохранять скрытность. Они были на расстоянии вытянутого копья, когда первые всадники повстанцев начали появляться из ущелья с обоих концов. Рикон смутно осознавал, что лучники спешились и со свистом выпустили свои первые стрелы, но он проигнорировал их, когда перебросил свое копье в метательный захват, привстал в стременах и бросил со всей силой в руках и спине, он начал практиковаться в метании копья с лошади после битвы при Зеленокровной, где мятежные всадники изводили рыцарей градом дротиков. Его копье вонзилось в великолепную угольно-черную лошадь, только что вышедшую из оврага, которая сделала еще четыре шага, прежде чем рухнуть с отчаянным ржанием, её всадник всадник упустил возможность выпрыгнуть из седла и оказался зажат левой ногой под седлом и почти полутонной конской плотью. Выкрикнув команду, Рикон выхватил меч и послал всадников за теми, кто успел выбраться до того, как умирающая лошадь перегородила путь к отступлению, а Рикон и его рыцари, словно молотом, ударили по тем двум, что вернулись за своим товарищем, и по третьему, который вылез из оврага, чтобы помочь им. С криком «Осторожнее с ним!» своему оруженосцу и еще одним «За мной!» своим рыцарям, Рикон спешился и встал на одно колено у входа в ущелье, его щит прикрывал его от переднего колена до подбородка, а меч был отведен назад, готовый нанести удар, когда его рыцари присоединились к нему. — Сдавайтесь! — проревел он, перекрывая хор криков, которые сказали ему, что лучники достигли края ущелья и выбирают свои цели. — Сдавайтесь или умриье! Крик «Пошел ты, северянин!» захлебнулся в бульканье. Рикон покачал головой и поднялся на ноги. — Вперед! — крикнул он, ведя своих рыцарей в ущелье. Мятежники сражались отважно, но в своих легких кольчугах и бригандинах они были плохим соперником для рыцарей в доспехах в ближнем бою, особенно против таких ветеранов, какими были люди Рикона. Когда Рикон вышел из долины, вытирая свой меч тряпкой, взятой у одного из убитых мятежников, и почувствовав внезапное опустошение, которое всегда охватывало его после тяжелой битвы, он обнаружил своего оруженосца там, где он его оставил, стоящим на правой руке распростертого мятежника. — Какие-то проблемы, Титос? — беспечно спросил он. Титос Хилл покачал головой. Это был пятнадцатилетний парень, который был бы красив со своим мрачным и задумчивым поведением, если бы не ужасный шрам от ожога, искрививший левую сторону его лица. Титос был плохим собеседником, он был угрюмым, острым на язык и саркастичным, но его скверный характер компенсировался его боевыми навыками, которые были хорошо развиты для такого молодого человека. Он был достойным рыцарем и хорошо владел боевым молотом, булавой или топором, но мечом он владел мастерски, настолько, что только больший опыт Рикона позволил дать молодому западнику должное наставление. — В его состоянии мало что можно сделать, — грубо сказал он. — Но посмотрите на его плащ, сир. Рикон посмотрел, как он вернул свой меч в ножны, и почувствовал, как его сердце пропустило удар. Солнце и копье Мартелла, окруженное красным змеем с оскаленными клыками. Только один человек в Дорне имел право носить это оружие. Рикон посмотрел пленнику в его смуглое остроносое лицо. — Как тебя зовут, друг? — вежливо спросил он. — Я тебе не друг, лизоблюд львиной задницы, — выплюнул повстанец голосом, пронизанным болью, который затих, когда он поморщился и схватился левой рукой за ногу. Титос поднял свою булаву, двухфутовый стальной прут с х-образным поперечным сечением, образованный четырьмя выступающими наружу ребрами, когда они приближались к поражающему концу, и собирался обрушить ее на здоровую ногу повстанца, когда Рикон протянул руку и схватил его за запястье. Титос взглянул на него. — Он сделал бы с нами тоже самое, — сказал он, защищаясь, — если не хуже. — А мы нет, — твердо сказал Рикон. — Вот в чем мы лучше их. Титос, ворча, утих, когда лидер отряда всадников, человек по имени Геррис Сэнд, незаконнорожденный племянник лорда Блэкмонта, подбежал, размахивая своим окровавленным мечом, слегка изогнутым на дорнийский манер. — Никто не сбежал, сир, — радостно сказал он. — Самый быстрый преодолел сотню ярдов. Я взял его сзади, вот так… Рикон поднял руку. — Расскажешь как-нибудь в другой раз, — сказал он. — Вы знаете этого человека? — Он показал на заключенного. Геррис вгляделся в лицо заключенного, и его глаза расширились. — Боги! — выплюнул он. — Это Оберин Мартелл! Рикон подавил волну триумфа, поднявшуюся в его груди. — Вы уверены? Я не хочу никого оскорбить, но мы должны быть уверены. — Когда он приехал в Черногорье, все люди вышли посмотреть на Красного Змея, — сказал Геррис, почти лепеча от волнения. — Я видел его только издали, но я видел его чётко, да и лошадь, на которой он ехал, сейчас лежит на нём.— Геррис откинул голову назад и завопил. — Ах, сир рыцарь, боги улыбаются нам! Его светлость король Станнис даст много золота за удовольствие убить его! Оберин Мартелл плюнул под копыта лошади Герриса. — Смейся, пока можешь, предатель, — прорычал он свистящим голосом. — Самое глубокое пекло предназначено для предателей. — И в этой яме тебя ждет трижды раскаленная печь, Змей, за то, что ты предал своего принца и навлек на нас эту войну, — прорычал в ответ Геррис. — Хотя ты мог бы гореть вечно, и этого было бы недостаточно, — Дорниец посмотрел на Рикона. — Должен ли я отрезать ему язык, сир, чтобы мы не слушащи его проклятия? Рикон покачал головой. — Кляпа будет достаточно, — сказал он. — Свяжите его хорошо, но не жёстко, и обыщите есть ли у него яды. Я не позволю ни одному человеку избежать королевского правосудия, особенно этому. Двенадцать дней спустя Рикон стоял в большом зале замка Вейт, рассказывая свою историю королю Станнису и его двору, когда он подошёл к концу своего рассказа разразились легкие аплодисменты. — Отличная работа, сир Рикон, — сказал аплодирующий король. — Мой управляющий позаботится о том, чтобы ваши люди были вознаграждены. Мне сказали, что лорд Тирелл назначил значительную цену за голову Оберина после того, как тот объявил награду за голову его сына Уилласа. Что касается вашего вознаграждения, зайдите ко мне после того, как эта аудиенция закончится, и мы поговорим об этом.— Когда Рикон поклонился и удалился к своему охотничьему отряду, встретившего его свирепыми торжествующими ухмылками, Станнис повернулся к Оберину. — Теперь, принц Оберин, что нам делать с вами? Оберин, которого везли на стуле из-за его сломанной ноги с запястьями, скованными за спинкой стула, сплюнул на пол. — Я требую справедливости, — прорычал он, его лицо исказилось от ненависти, — И проклинаю такого тирана как ты, ослепленного сиськами Серсеи Ланнистер! Освободи меня от этих цепей и сразись со мной, слабак, и посмотрим к кому благосклонны боги. Станнис приподнял бровь. — К суду поединком прибегают только тогда, когда возникает вопрос о виновности, — спокойно сказал он. — Как мятежник, ваша вина не вызывает сомнений. И я не позволю, чтобы потом ходили слухи о том, что я заставил искалеченного человека бороться за свою жизнь, — Он поднялся со своего места. — Оберин Мартелл, согласно моему праву вершить правосудие во всем Вестеросе, я признаю тебя виновным в государственной измене против Железного Трона и приговариваю тебя к смертной казни через обезглавливание. — Он повернулся к лорду-командующему своей Штормовой Гвардии. — Сир Кортни, возьмите осужденного под стражу. Позаботьтесь о том, чтобы он оставался живым, пока его не отправят на казнь. Оберин громко и протяжно выругался, когда четыре рыцаря Штормовой Гвардии шагнули вперед, чтобы поднять его стул и вынести из зала, но его заставил замолчать только удар кулака в латной перчатке, от которого он потерял сознание. Когда принц-мятежник обмяк в своем кресле, а придворные разошлись в возбужденных разговорах, паж в королевской ливрее потянул Рикона за рукав и вывел его из зала. Рикон последовал за ним, его голова шла кругом от возможностей, которые предоставляла королевская милость. Конечно, землю и богатство, но честь была так же хороша, Рикон знал, что в Штормовой гварлии ещё осталось заполнить дюжину мест, прежде чем она достигнет требуемых сорока девяти человек. У Штормовой гвардии не было такой репутации, как у Королевской гвардии, но Рикон знал, что их легенда только в процессе становления. Мало какой человек мог стать частью таких легенд. Оберин Мартелл был обезглавлен во дворе замка Вейт на глазах у тысячной толпы, по общему мнению, он умер так же, как и жил, гордо и непокорно до последнего вздоха. С казнью Оберина и смертью лорда Кворгила в засаде восемь дней спустя Восстание Красного Змея было решительно подавлено. Если знамя Красного Змея и было поднято в последующие годы, то только бандитскими группировками, ищущими оправдания для своих преступлений. Конечно, работа Станниса не завершилась простой победой над повстанцами. В течение следующих двух месяцев Солнечное Копьё принимало у себя почти десятую часть знати Семи Королевств, пока Станнис обсуждал новые условия управления Дорном с дорнийскими дворянами. Возможно, самым экзотическим гостем был Бейлон Грейджой, чей отец Квеллон погиб во время набега на лагерь повстанцев на дорнийской земле. Он прибыл в Солнечное Копьё, чтобы присягнуть на верность Станнису. Предложение лишить Мартеллов титула принцев, было отвергнуто самим Станнисом, но и они просто так не отделались. Доран Мартелл отрёкся от своего титула принца Дорна, и к концу недели он находился на королевском корабле, направлявшемся на Тихий остров, чтобы там дожить свои дни в качестве монаха-созерцателя Веры под наблюдением гарнизона из Солеварен. Принцесса Мелларио была утверждена в качестве принцессы-регента при своей дочери Арианне, но должна была делить власть с регентским советом, состоящим из трех дворян-роялистов в лице лорда Андерса Айронвуда, леди Ларры Блэкмонт и лорда Франклина Фаулера, одного нейтрального лорда в лице леди Казеллы Далт, которая в будущем станет одной из самых сильных сторонниц Мелларио и сира Гарольда Джордейна. Включение сира Гарольда в регентский совет в обычных обстоятельствах было бы необъяснимым, поскольку, помимо того, что он был первым дорнийцем, лично присягнувшим на верность Станнису в начале восстания и проявившим безупречную лояльность впоследствии, он был относительно ничем не примечательным. Действительно, самой заметной услугой, которую он оказал во время восстания, было обеспечение лояльности Дома Джордейн во время похода на Солнечное Копьё, подвиг, который был больше обязан его бойкому языку, чем мастерству владения оружием. Но сир Гарольд больше не был простым рыцарем, а стал инструментом нового смелого эксперимента Станниса. Конец восстания не означал немедленного восстановления мира во всем Дорне, несколько несгибаемых повстанцев все еще скрывались в пустыне, в то время как бандитские банды бродили от Быстроводной до Зеленокровной, пользуясь нарушением порядка и расцветом набегов и грабежей. Чтобы бороться с этим, Станнис создал новый рыцарский орден. Королевский орден Солнца, как его называли, служил трём целям. Первая, и наиболее явная, ему было поручено обеспечивать Короевский Мир в Дорне, доводить жалобы до регентского совета, в котором сир Гарольд заседал как магистр Ордена, и вершить правосудие. Вторая цель, этот Орден давал возможность вознаградить рыцарей и воинов, которые хорошо послужили Восстанию и в противном случае остались бы без работы с окончанием войны, ярким примером был сир Рикон Ривербенд, который был назначен первым маршалом Ордена. Третья цель, и самая противоречивая, залючалась в том, что Орден должен был стать видимой рукой короля в Дорне, должность Великого магистра Ордена передавалась по наследству в королевской линии Баратеонов, все патрули Ордена должны были нести знамя короля наряду с собственным знаменем с желтым солнцем на белом поле. Создание Ордена, безусловно, было беспрецедентным и было воспринято с большой осторожностью и немалой тревогой среди консервативной фракции при дворе и нейтрально настроенных дорнийцев, но эту затею горячо поддержали среди дорнийцев-роялистов. Лорд Айронвуд предоставил Ордену пять ферм на своих землях, а другие лоялисты предоставили аналогичные дарф либо в виде земель, либо в виде другого имущества. Лорд Джордейн подарил каждому из четырех главных офицеров Ордена по песчаному скакуну со своей личной конюшни. Причины такой щедрости были самыми разными, как в целом, так и лично, но они, по-видимому, проявляли смесь личной преданности к королю Станнису и, как следствие, к его представителям и личных интересов. Леди Блэкмонт в письме лорду Дейну описала их как «не просто наш щит против будущих восстаний, но и дубинка, с помощью которой мы можем сокрушить наших врагов, если они выступят против нас». Справедливость последнего утверждения подтверждается обзором отчетов маршала Рикона регентскому совету, которые в основном состояли из заявлений о том, что оставшиеся члены домов Уллеров и Кворгилов либо предоставляли убежище бандитам, либо не выполняли свой долг по их выслеживанию, в результате оба этих бывших мятежных Дома понесли ряд наказаний, включая порицания, штрафы и даже конфискацию земель, которые обычно передавались Фаулерам, Айронвудам и Дейнам, все из которых поддерживали Железный Трон. Последствия создания Ордена сказываются и по сей день… — «Вся королевская рать: Рыцарские ордена Станниса Сурового» Джона Дэниелса, опубликованные в 1897 году.