***
Длинный корабль, приближающийся к причалу, привлёк внимание Виктариона и заставил его прервать разговор с Франланом о дизайне нового типа галеры. Он знал в лицо каждый корабль Королевского флота Мира, и этот был чужим. Однако он знал этот корабль. Он видел его во флоте своего отца, прежде чем отплыл с Пайка, чтобы присоединиться к Воинству Заката. Учитывая, что на топе мачты развевался флаг Дома Грейджоев, а на парусах был изображен золотой кракен, он должно быть был здесь с официальным визитом. Его подозрения подтвердились при виде человека, который спрыгнул с палубы на причал, Виктарион извинился и подошел, чтобы обнять новоприбывшего. — Эйрон, клянусь Богом! — радостно взревел он. — Наконец-то навестил своего брата, а? Какие новости с Островов? Эйрон ответил на объятие, ударив Виктариона по спине. — Я тоже рад тебя видеть, брат, — воскликнул он, прежде чем прошептать на ухо Виктариону, — У меня есть новости с Островов. Новости, которые я должен сообщить только тебе. Виктарион моргнул и разорвал объятия, что-то утаивать никогда не было в стиле Эйрона. — Пойдем, — громко сказал он, — выпьем со мной в моей каюте по кубку! Лучшее вино с Арбора, какое у нас есть, и тем лучше, что мы заплатили за него железную цену! Несколько минут спустя, когда Франлан взял на себя заботу о команде и грузе Эйрона, два брата уединились в каюте Виктариона на борту «Железного шторма» и разделили бутылку вина. После обмена новостями о море, сплетнями о погоде, кораблях и течениях, которые были общей темой для моряков по всему миру, Эйрон поставил свой кубок и наклонился вперед. — Первая моя новость болезненная, брат, — серьезно сказал он. — Наш отец мёртв. Виктарион кивнул. — Я слышал, — сказал он трезво, вспоминая горе, которое охватило его. — Три недели назад торговец принес весть о его гибели в битве на побережье Дорна. — Он поднял свой кубок. — Что мертво, умереть не может, — сказал он на древнем языке Островов, который сохранился только для церемоний веры Утонувшего Бога и самых древних песен. — Но восстаёт вновь, сильнее и крепче, чем прежде, — ответил Эйрон на том же языке, прежде чем снова перейти на общий язык. — Бейлон занял Морской трон и был провозглашен лордом Островов. Он хочет, чтобы ты и другие Железнорожденные вернулись на Острова так быстро, как только сможете. Виктарион откинулся назад, его челюсть отвисла, когда на него обрушился весь вес того, что сказал Эйрон. — Но это невозможно, — сказал он наконец. — Мы являемся основой Королевского флота. Если мы уйдём, то на море Мир окажется беззащитен. Эйрон пожал плечами. — Так заставь этих наземников строить и укомплектовывать свои собственные корабли и попроси мастера над кораблями освободить тебя от службы, — сказал он голосом, который показывал, как мало его это всё волнует. — Это не должно быть слишком сложно, наземники все равно никогда должным образом не ценили наши услуги. Виктарион развел руками. — Я и есть мастер над кораблями. Эйрон выпрямился в своем кресле, быстро моргая, с отвисшей челюстью, явно ошеломленный. — Оу, — сказал он после долгой паузы. — Понимаю. Поздравляю.— Покачав головой, он снова наклонился вперед. — Тем не менее, брат, Бейлон хочет, чтобы ты и твои люди вернулись как можно скорее. Он говорит, что ты нужен ему, чтобы удержать Острова. — Лорды подняли мятеж? — Спросил Виктарион. Недовольство среди железнорожденных лордов не было удивительным, но открытое восстание было. Виктарион не особо учился, когда мейстер его отца пытался преподавать ему историю. — Нет, — признал Эйрон, — но Бейлон боится, что они могут восстать, если что-то не изменится. Ты же знаешь, что реформы отца не очень-то приветствовались. — Если лордам не нравится то, что делает Бейлон, тогда они могут присоединиться к нам здесь, — сказал Виктарион, указывая на стены своей каюты и на гавань снаружи. — Бог знает, что нам нужен каждый корабль и моряк, которого мы можем достать, и нет недостатка во врагах, которым нужно заплатить железную цену. Буквально на днях, пришёл посол от Тироша и сказал нам прекратить освобождать их рабов, угрожая войной. — Виктарион засмеялся. — Если бы он не был послом, я думаю, Старк убил бы его на месте. Как бы то ни было, Старк дал послу время покинуть город до захода солнца, и освободил всех рабов, которых этот человек привел с собой. Я уж подумал, у этого человека будет… как это называют мейстеры, когда кровеносный сосуд в твоем мозгу взрывается? — Аневризма, наверное? — сказал Эйрон, нерешительно произнося это слово. — Но это не важно, — сказал он более серьезно. — Дядя Родрик сказал, что тебе, возможно, будет трудно уйти, но Бейлон сказал, что ему все равно. Он хочет, чтобы ты и твои люди вернулись домой. Все твои люди. Виктарион приподнял бровь. — Даже если предположить, что я могу сделать то, что говорит мне Бейлон, — сказал он, — Зачем мне это? Может ли Бейлон дать мне под командование целый флот с разрешением окрашивать моря в красный и забирать столько сокровищ, сколько мне захочется? Может ли он дать мне таких товарищей, как вольноотпущенники, которых мои люди готовят как новых матросов? Может ли он дать мне войну, подобной которой не сражался ни один Железнорожденный со времен Дагона Грейджоя? — Он развел руками. — Нет ничего, что Бейлон мог бы дать мне, за что я не мог бы заплатить железную цену здесь, брат. И даже если бы это было не так, — продолжил он, — После указа Станниса, я все равно не смогу владеть никакими титулами или землями в Вестеросе. Эйрон пренебрежительно махнул рукой. — И с каких это пор сынов моря волнуют указы наземников? — спросил он. — Я уже могу сказать тебе, что Бейлону на эти указы плевать, — Он посмотрел Виктариону в глаза. — Брат, ты можешь служить Роберту, но Бейлон твой лорд и твой брат. И он велел мне передать тебе, что это не просьба, а приказ. Если ты не подчинишься ему, то дома тебе больше не будут рады. Виктарион напрягся. — И что, — медленно произнес он, наклоняясь при этом вперед, — дает Бейлону право командовать мной? Я присягнул королю Роберту из Мира, пусть Утонувший Бог дарует ему силу и славу, и с Утонувшим Богом в качестве свидетеля я клянусь, что никогда не давал никакой клятвы верности Бейлону. Для него такое предположение о моей лояльности очень близко к оскорблению. Эйрон стоял на своем. — Бейлон - твой законный лорд, — упрямо сказал он, — отказываться от его приказов - измена. Рука Виктариона сжала кубок так крепко, что его пальцы оставили вмятины на мягком золоте. — Убирайся, брат, — прорычал он, его боевая кровь тихо пела в ушах, — Пока я не забыл о наших кровных узах. И скажи Бейлону, что он может взять свои приказы и засунуть их себе в жопу. Когда Эйрон вышел из каюты, Виктарион долго смотрел на дверь, прежде чем в приступе ярости швырнуть в неё свой кубок, перевернуть стол и сломать один из стульев. Когда он наконец успокоился, то вышел из своей каюты, спустился по трапу и позвал тех своих капитанов, которые всё ещё были в порту. Ему нужно было кое-что обсудить.***
Были времена, когда Трегано Бахолис, главный юстициарий Пентоса именем Его Превосходительства Морского Владыки и Совета Тридцати, очень жалел, чтобы он не мог материться. К сожалению, как наместник-во-всём-кроме-названия крупнейшего из заморских владений Браавоса, он должен был демонстрировать определенную серьёзность, которая была бы полностью разрушена, если бы он использовал какое-либо из ругательств, которым он научился в молодости на кораблях своего отца. Для человека его положения ругаться, или беситься, или даже хмуриться было неприлично. Поэтому, когда Трегано посмотрел вниз на море войлочных палаток, раскинувшихся перед стенами города, самой большой реакцией, которую он мог себе позволить, было легкое поджатие губ и мягко сказать: — Хм. Как досадно. Проклятие, всё шло так хорошо! Завоевание уничтожило достаточно пентошийской аристократии, чтобы оставшиеся осмеливались только бормотать, особенно после того, как первые роты вольноотпущенников были приняты на службу в Браавос и обучены остатками Дружины Розы, головы принца Пентоса и Совета Магистров на пиках над воротами города служили предупреждением о последствиях неудавшегося восстания. Была проведена кадастровая съемка, и поместья магистров были разделены на мелкие общинные фермы, каждая из которых обрабатывалась дюжиной семей, полной производительности не стоило ожидать в ближайшие два-три года, но это помогло привязать сердца вольноотпущенников к Титану железными цепями. «Малый арсенал» был уже наполовину построен, и эскадра браавосского флота была размещена в Пентосе в ожидании его завершения. Браавосские корабли, отплывающие из Пентоса, зарабатывали деньги, перевозя вестеросцев в Мир, некоторые из этих вестеросцев поступили на службу Морскому Лорду и теперь составляли значительную часть гарнизона Пентоса, других на их сторону привлек лорд Мерривезер, который теперь был представителем короля Станниса в Пентосе, третьи были просто менее предприимчивыми или менее кровожадными. Он рассматривал возможность отправки экспедиции в Гоян Дроэ для создания аванпоста с целью обеспечения безопасности границы для дальнейшего расширения. Но прибытие дотракийцев поставило под угрозу все эти планы. Браавос обычно имел мало дел с конными владыками, невысокий, но, тем не менее, значительный горный хребет, отделяющий материковые владения Браавоса от Дотракийского моря, и общая удаленность Браавоса от обычных охотничьих угодий дотракийцев означали, что кхаласары редко осмеливались приближаться к Браавосу. Но на Равнины регулярно набегали кочевники, и хотя платить дань таким работорговцам, как дотракийцы, было позором, спровоцировать войну с дотракийцами было бы катастрофой. Город Пентос был в относительной безопасности со своими стенами и гарнизоном, но другие районы были практически беззащитны против кочевников. Во всех городах имелись, по крайней мере, деревянные частоколы и запасы продовольствия, но они не могли противостоять даже среднему кхаласару. Дотракийцы считали унизительным сражаться пешими, но если бы они были достаточно разгорячены, они бы сделали это, если их осадное искусство и ухудшилось со времен сарнорских войн, то не сильно. Только город Пентос имел достаточно прочные стены и сильный гарнизон, чтобы выдержать штурм. Более того, почти все вооруженные силы Браавоса, присутствовавшие в Пентосе, были пехотой. Хорошей пехотой, по общему признанию, но тем не менее пехотой. Пехота не могла надеяться справиться с кхаласаром, а двести кавалеристов, которые были в распоряжении Трегано, почти наверняка были бы перебиты. Кхаласар, насколько мог судить Трегано, насчитывал по меньшей мере двадцать тысяч человек, а, возможно, даже тридцать. Поэтому, хотя Трегано и рассматривал возможность ослушаться приказов Морского Владыки заключить соглашение с дотракийцами, он не думал об этом долго. Во-первых, он был верным слугой республики. Во-вторых, попытка оказать сопротивление была бы самоубийством. Когда отряд дотракийских всадников галопом направился к Вратам Восхода Солнца, Трегано проглотил свое отвращение и спустился к воротам, чтобы встретить их.