***
Джейме Ланнистер повернулся в седле, в десятый раз за последний час посмотрел на море и мысленно поблагодарил богов за то, что не увидел парусов на горизонте. Прибрежная дорога, соединявшая Мир с городами Цельса, Навио и Циллиум на границе с Тирошем, проходила на расстоянии полета стрелы от берега, и, по словам Франлана, берега Миртского моря были почти идеальными для высадки галер с их пологим отливом и, как правило, мелкими приливами. Следовательно, все мирийское побережье было уязвимо для набегов работорговцев, за исключением тех участков побережья, где патрулировали эскадры Королевского флота. Работорговцы, будь они прокляты, поумнели. Они не пытались сравняться силой с королевской армией, на самом деле они эвакуировали население со своих пограничных земель в более безопасные места в глубине своих материковых владений и вывезли любые ресурсы, которые могли бы поддержать армию. Почти единственное, чего они не сделали, — это не пытались закрыть родники. Обезопасив свои наземные владения за опустошённой пограничной зоной и за стенами своих городов, работорговцы выпустили свои флоты с приказом очистить мирийское побережье от человеческой жизни. Регулярные флоты Тироша и Лиса возглавляли флотилии из мирийских изгнанников, наемников и даже, как слышал дядя Герион, добровольцев из Волантиса, которые присоединились к ним ради добычи и рабов. Эти корабли бороздили вдоль и поперек Миртское море, которое архонт Тироша и Лисенийский конклав объявили закрытым для всех судов, направляющихся в Мир. Виктарион Грейджой, после разговора с лордом Франланом, сиром Бринденом и королем Робертом, решил доверить морскую оборону столицы городским укреплениям и вывел двадцать больших кораблей и десять галер Королевского флота для патрулирования побережья. Он не мог надеяться победить основную часть вражеских флотов в бою, но, по крайней мере, он мог перехватить несколько небольших рейдовых эскадр и кораблей, достаточно глупых, чтобы плыть в одиночку, что, по общему мнению, он делал с завидным рвением. Но главная забота о сохранении флота как единого целого означала, что флот должен был оставаться вместе, даже если бы флот был рассредоточен, то из-за своей малой численности он не смог бы патрулировать даже половину побережья. В итоге, Роберт взял половину королевской армии, шесть тысяч человек, и выступил из города, чтобы сделать все, что в его силах, для защиты прибрежных земель. По большей части это означало собрать население всех маленьких деревушек и хуторов в пределах дневного марша от побережья и согнать их в Мир или один из городов, где они могли бы быть защищены каменными стенами и гарнизоном. Роберт разделил войска, взял одну половину и двинулся вверх по северной части побережья, а вторую половину отдал под командование Джейме для очищения западного берега. Джейме ненавидел это. Простой факт заключался в том, что вывод населения в подобные города был признанием того, что королевство не могло должным образом защитить своё же побережье. Единственная хорошая вещь, которую можно было сказать об этой стратегии, заключалась в том, что она защищала людей, которые были самым ценным ресурсом, которым располагало королевство, и демонстрировало им, что королевство серьезно относится к их безопасности, хотя приток сотен людей, у которых не было больше имущества, чем то, что они могли нести на спине, был сопряжен с некоторыми трудностями, молодые люди вливались в ряды Железных легионов. Кроме этого у новоприбывших из Вестероса появился повод ненавидеть работорговцев, уже дважды колонна Джейме натыкалась на деревни, которые были опустошены налетчиками до прибытия армии. Вида женщин и детей, оставленных гнить непогребенными, было достаточно, чтобы ожесточить сердце любого человека против преступника. Один молодой доброволец, дерзкий юнец по имени Джорен Поттс, возглавил группу других подростков того же возраста, дав клятву не оставить камня на камне от Тироша, когда тот будет взят. Джейме фыркнул от неожиданной иронии. В свои двадцать с небольшим лет он уже называл кого-то юнцом. Джорен был едва ли младше него на три года. Конечно, мало кто из добровольцев когда-либо участвовал в битве, равной Таре или взятию Мира. Большинство старших из них сражались в Войне Девятигрошовых королей, некоторые сражались в Дорне во время недавнего восстания, но в остальном единственными войнами в Вестеросе были вооружённые стычки между мелкими лордами. На фоне здешних войн эти стычки быди сравнимы с мелкими интрижками. Джейме бросил взгляд на море и снова осмотрел горизонт, мысленно выругавшись про себя. Это чувство уязвимости было для него новым, и он уже ненавидел его так же сильно, как и уступку преимущества врагу. После первоначальных прибрежных набегов темп войны сильно замедлился. Переселение жителей побережья в укрепленные города лишило флотилии работорговцев легкой добычи, а мощь гарнизонов и укреплений этих городов, а также отрядов королевской армии, которые маршировали от города к городу по прибрежной дороге, исключали любую попытку нападения на них. В любом случае, работорговцы были лишь слабыми союзниками из-за общей вражды, и им не хватало сплоченности и коммуникационных технологий, которые были бы необходимы, чтобы сконцентрировать свои силы и попытаться взять один из городов штурмом. С другой стороны, Королевство Мир не могло заставить флотилии работорговцев покинуть Миртское море. Королевский флот слишком сильно уступал в численности, чтобы попытаться вступить в решительное сражение. Против почти четырехсот галер и дромонов, которые работорговцы отправили в Миртское море, Виктарион мог выставить только двадцать длинных кораблей и десять галер, а опасность, которую представлял контроль противника над Миртским морем, препятствовала обучение новых экипажей. Лучшее, что мог сделать Виктарион, это плавать вдоль побережья и пытаться перехватить налётчиков. Тупиковая ситуация, возникшая при таком стечении обстоятельств, когда ни одна из двух воюющих сторон не смогла нанести решающий удар друг по другу, почти наверняка является источником выражения «черепашья война», которое в последующие годы приобретет невысказанные коннотации либо трусости, либо бессилия, в зависимости от комментатора. В Первой рабской войне это была политика, которую Королевство Мир было вынуждено принять по необходимости, и которая в отсутствие внешнего влияния была бы прекращена только истощением воюющих. Однако никакая человеческая деятельность не осуществляется в вакууме, и Первая рабская война не была исключением… — «Шторм и ярость: битва за центр мира» Мейстера Барнабаса, опубликованная в 2036 году.Глава 33. От гнид появляются вши (Начало Первой Рабской Войны)
11 марта 2024 г. в 18:20
285 год закончился благополучно для королевства Мир. Набеги Лина Корбрея вдоль южной границы фактически лишили Тирош и Лис возможности начать вторжение по суше. Расширение Королевского флота Виктарионом Грейджоем и королевской армии Бринденом Талли шло быстрыми темпами, хотя Бринден сообщал о гораздо более быстром прогрессе, чем Виктарион, из-за сравнительной простоты обучения солдат. В последний день года король Роберт с триумфом вернулся в столицу Мира, оставив после своей поездки умиротворенную сельскую местность и население, чьи чувства по отношению к своей новой власти варьировались от нейтрального одобрения до горячего энтузиазма. Пять дней спустя герольды вышли из Дворца Правосудия, чтобы объявить о ратификации Великой Хартии.
Эта хартия, с тех пор описываемая как основополагающий документ конституционализма в вестеросском стиле, на самом деле была гораздо менее радикальной, чем представлялось её сторонниками. Из семидесяти пунктов устава только три создавали институты, хотя бы отдаленно похожие на демократические, да и те были сильно ограничены, совет горожан каждого города, получившего хартию, был ограничен совещательной ролью, как и совет горожан города Мир, в то время как Совет общин имел только надзорные полномочия в отношении расследований дел дворян и рыцарей, которые обвинялись в невыполнении своих обязательств описанных в Хартии. Если Великая Хартия и была новаторским документом, то только в двух смыслах. Во-первых, в нём недвусмысленно был изложен скрытый общественный договор феодализма, хотя освобождение от военной службы вдали от места жительства предоставлялось определенным группам простонародья, например ремесленникам, для знати или рыцарства таких исключений не существовало. Каждый трудоспособный мужчина дворянского или рыцарского звания был обязан служить по приказу короля, хотя по истечении сорока дней они имели право получать жалованье, соответствующее званию. Во-вторых, эта хартия заложила основы авторитарного гарнизонного государства, которое пытались скопировать множество современных диктаторов.
Необходимость такой системы государственного и общественного контроля стала совершенно очевидной месяц спустя, с началом Первой Рабской войны…
— «Свобода или смерть: Обзор рабских войн» Мейстера Джулиана, опубликованный в 2182 году от З. Э.
Деревня на побережье к западу от Мира была такой маленькой, что у неё едва ли было название, и уж точно не такое, которое было бы широко известно посторонним. В ней проживало всего две дюжины семей, все они зарабатывали на жизнь рыболовлей и земледелием, и ни одна из них не была достаточно богата, чтобы владеть рабами. Они практически ничего не знали о войне, кроме ужасающих слухов, но более мудрые старейшины деревни советовали не бояться: Кому нужна их маленькая и бедная деревня? Даже если всадник, прибывший из Мира, сказал правду, о том, что Конклав был свергнут, и теперь ими правит король, несомненно, у него были более важные дела, чем одна маленькая бедная рыбацкая деревушка.
И, по большей части, их предсказания сбылись. Если не считать двух всадников, которые прибыли позже, зачитали им новые законы королевства и прибили пергаментную копию к двери лодочного сарая (что было бессмысленно, поскольку никто в деревне не умел читать), после их новый король оставил их в покое. Жизнь в деревне шла своим чередом, сколько кто-либо себя помнил, с ее бесконечной рыбалкой, земледелием, бесчисленные хлопоты, которые влечет за собой жизнь в рыбацкой деревне, и обычные сложности жизни среди столь малого количества людей в столь отдаленных условиях.
Но потом пришли налетчики.
Вид пары галер, огибающих мыс в лучах заходящего солнца, поначалу был интересным, но не представлял угрозы: в деревню никогда не заходило судно крупнее их рыбацких лодок. Когда налётчики напали на возвращавшиеся лодки и начали обстреливать их арбалетными болтами, камнями из пращей и дротиками, реакцией деревенскиъ был шок. Несомненно, произошла какая-то чудовищная ошибка. Но когда галеры причалили к берегу и солдаты начали высаживаться и штурмовать берег, направляясь к деревне, шок сменился ужасом. Самым грозным оружием в деревне были гарпуны, которыми некоторые мужчины ловили добычу и ножи, которыми рыбаки чистили и разделывали свой ежедневный улов, люди, которые могли бы возглавить сопротивление, погибли в своих лодках и окрашивали прибой в розовый цвет своей кровью.
Поэтому, когда налетчики добрались до деревни, спаслись только те, у кого хватило духу бежать без колебаний. В остальном то, что произошло, было сродни концу света. Закованные в броню солдаты с копьями и мечами бушевали в деревне. Взрослые женщины были изнасилованы и убиты, иногда в обратном порядке. Старые, очень молодые и немощные женщины были просто убиты. Однокомнатные дома, в которых жили жители деревни, были разграблены в поисках каких-либо ценностей, в большинстве случаев безрезультатно, а затем сожжены.
При обычных обстоятельствах убийств было бы гораздо меньше: живой неквалифицированный раб мог стоить от десяти до семидесяти серебряных дукатов на невольничьих рынках Тироша, в то время как мертвый мог быть продан только за половину медного денье за фунт в качестве приманки для рыбы. Но половина налетчиков были мирийскими изгнанниками, моряками, которые были за границей, когда их город был взят штурмом, а их семьи почти наверняка вырезаны, тогда как сами они были брошены на произвол судьбы с едва ли одним флорином за душой. Они желали мести. Они отказались плыть с тирошийскими войсками против андальских завоевателей, так как тирошийцы не пообещали не брать ни пленных, ни рабов. Отчасти это была попытка помешать тирошийцам наживаться за счет Мира, но основная причина была вызвана беспричинной яростью, как против андалов, так и против рабов, которые присоединились к ним.
Как сказал Архонту один мирийский капитан:
— От гнид появляются вши.
Тот факт, что жители деревни не были освобожденными рабами, не имели никакого отношения к андалам и были одними из самых безобидных людей в мире, ничего не значил. Единственное, что имело значение для их палачей, так это то, что они не сражались против вторгшихся андалов и приняли правление короля Роберта.
К тому времени, когда налетчики ушли, а четверо выживших вернулись обратно, от деревни остались только трупы и сожжённые дома.