И ад следовал за ним

Машина компании притормозила перед главным входом Бизнес-центра за двадцать минут до начала переговоров. Эндрю вышел, поднял взгляд на высокое, величественное сооружение из стекла и бетона, посмотрел на часы и быстрым шагом направился внутрь. Участники сделки по слиянию корпораций, похоже, прибыли задолго до назначенного часа, учитывая несчетное количество пустых чашечек из-под кофе и разгоревшуюся беседу на повышенных тонах. В кармане пискнуло сообщение, и Эндрю с досадой вспомнил, что следует убрать звук. Машинально достал телефон, прочитал текст... Еще раз. Что? Какого хера?! Он остановился, не дойдя двух шагов до свободного кресла в переговорной, и снова перечитал странный набор слов: "Твой лисенок тебе неверен." Ощутив легкую тошноту, Эндрю положил портфель из тонкой темно-коричневой кожи на отведенное ему место за столом, рассеянно пожал руку Эрику, подскочившему к нему с радостной улыбкой: - Эндрю, я прислал машину, извини, хотел встретить, но сам чуть не опоздал... - Спасибо. Я нормально добрался, не маленький. Пальцы мелко подрагивали. Он прошел к креслу у окна, сел и снова открыл сообщение. Что за пошлятина? Во рту пересохло. И вдруг, прямо на его глазах, высветилось новое уведомление. Видеофайл. Блядь... Эндрю вставил наушники, на всякий случай проверил звук, чтобы, не дай Бог, не спалиться. Сначала он ничего не понял. Подумаешь, порнуха... Но потом, узнав, кто перед ним, просто перестал дышать. Все вокруг исчезло: и люди, и солнечный свет за окном, и ощущение тяжести в ладони от металлического корпуса телефона, который хотелось отбросить, как случайно пойманную змею. Боль в груди ширилась, как круги от камня, брошенного в воду. Сердце билось, да, но неровно, дергаясь, с острыми уколами и толчками. В глазах потемнело. Упрямый мозг забыл все слова, кроме одной фразы: "Этого не может быть!" Он с ужасом смотрел и смотрел, уже зная, что никогда больше не вернется в нормальное состояние покоя. Мир рушился, а он наблюдал, потому что уже ничего не мог сделать. Судьба все решила за него, отмерив ему немного счастья, а потом, с кровью и плотью, вырвала у него из рук это чудо и разодрала в клочья. Нил. Сердце остановилось. Эндрю чувствовал, как оно замерло в груди, а перед глазами в последний раз мелькнула нежная улыбка, и солнечный луч в рыжих волосах. - Эндрю? Эндрю! - кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза. Эрик Клозе склонился к нему с испуганно расширенными глазами, - тебе плохо?! "Я же мертв, чего лезешь?" - хотел ответить Эндрю, но вдруг с ужасом понял, что жив, но жизнь его больше не принадлежит ему. - Эрик? - тихо произнес он. - Слава Богу! Мне показалось, ты отключился. Мы начинаем. Нас просят за стол переговоров; уже все на месте. - Минутку, - Эндрю убрал телефон, не заметив, каким взглядом на него смотрит притаившийся в углу напротив своего босса Шон Уилкинс. Жадно вглядываясь в лицо Эндрю, Шон трясся от нетерпения и даже ломал руки. Он сделал все, что от него зависело, и теперь ждал результата. Миньярд поднялся с кресла, бледный, почти зеленый. Глаза его, застыв, смотрели прямо перед собой. "Это шок", - удовлетворенно кивнул сам себе Уилкинс, продолжая наблюдать. Эндрю приблизился к столу, вежливо поприветствовал глав корпораций, а за ними - юристов обеих сторон. Действовал он размеренно, четко, ничем не выдавая своего волнения. Но когда участникам сделки раздали пакеты документов для изучения, Эндрю вдруг пошатнулся на стуле, подпер голову рукой и отодвинул бумаги. - Извините. Дайте мне десять минут. Я неважно себя чувствую после перелета. - Конечно, - великодушно кивнул Кауниц. - Все уже в сборе; время у нас есть. Может быть, вызвать вам врача? - Нет, благодарю. Я сейчас вернусь. Он вышел, а Шон обменялся торжествующим взглядом с боссом. Тот улыбнулся одними губами и показал Уилкинсу большой палец. Шатаясь, Эндрю добрел до туалетных комнат, вошел, запер дверь и прикоснулся ладонями к холодной глади зеркала над раковиной. Из глубины на него смотрело какое-то чужое лицо. "Ты такой красивый!" - миражом, слуховой галлюцинацией прозвучал голос Нила. Эндрю вгляделся в свое отражение: все, как обычно. Но это - уже не он. Приступ тошноты заставил его забыть на время обо всем на свете. Бросившись в кабинку, он склонился над унитазом, едва успев заправить галстук за пуговицы сорочки. В глазах замелькали искры. Желудок протестующе заныл. Его рвало, а отчаяние и страх снова и снова накатывали горячей волной, и отвращение от увиденного, вызывало новый спазм. Тонкие пальцы, державшиеся за стену, начали соскальзывать, трясясь от слабости. - Что ты наделал? - обессиленно стонал Эндрю, - Нил, что ты наделал, урод ты чертов?! Наконец, тошнота отступила, но на смену ей пришли слезы. Он, согнувшись, как от боли, снова потащился к зеркалу. Вцепился в края раковины, открыл кран с холодной водой. Густые волосы стояли дыбом, а лоб под ними покрылся испариной. Эндрю осторожно набрал в ладони ставшую уже ледяной воду и погрузил в нее лицо. Вспомнилась их давняя поездка из Колумбии, когда они с Нилом искали Рене. Ручей, разросшийся из-за ливней до размеров реки, камни на берегу, рассвет. Нил целует его, собирая губами капли со щек, носа, подбородка; спускается к шее. Его Нил. Еще его... Эндрю через сотню лет закрыл кран и посмотрелся в зеркало. Красивый и мертвый. Ладно. Стоп. У него незавершенное дело. Все силы, все оставшиеся ресурсы он должен направить сейчас туда, в переговорную, где его ждут люди, которым нет дела до его мальчишеских слез. Ему доверяют, и он должен оправдать это доверие. А потом... Потом - все остальное. Господи, дай сил. Эндрю набрал полные руки бумажных полотенец, промокнул волосы, вытер лицо. Слезы в золотистых глазах сверкали непролитыми озерами, но их там будет еще очень много. Они так глубоки, как и его горе, которое не выплачешь за десять минут в чужом городе, под чужими взглядами... Итак, слияние. Что требуется от него? Нил перед отъездом выразился вполне ясно: внимание к документам. Значит, так тому и быть. Эндрю вернулся в зал заседаний твёрдым шагом. Извинился еще раз и открыл папку с документами. Все присутствующие были заняты тем же, и только Кауниц с тревогой бросил взгляд на Шона. Тот нахмурился, наблюдая за Миньярдом. Ему стало совсем хреново, когда измученное, но такое красивое лицо, вдруг поднялось от бумаг; золото в глазах вдруг полыхнуло огнем, а прохладный голос произнес: - Я не совсем понимаю, герр Кауниц, кто составлял вот эту часть... - тонкий, длинный палец, с идеальным маникюром, постучал по второму и третьему листам, отложенным в сторону. - А что там такое? - вежливо спросил босс. - Здесь допущена или небрежность, или предполагалось откровенное мошенничество. Это полный слив доходов будущей дочерней компании, лишение ее льгот на торговых площадках. Грабеж, я бы сказал, - все замерли, уставившись на Эндрю, а Шон бочком стал пробираться за спину боссу. Миньярд холодно продолжил, - я вынужден просить пересмотра данной части договора, вмешательства независимых юристов, под моим контролем, и контролем подчиняющейся стороны. Кроме того, я считаю необходимым вызов дополнительного эксперта по биржевым операциям, чтобы раз и навсегда, включить в контракт пункт о льготах на биржах Китая и ММВБ. Мне неинтересно, кому принадлежала идея провести эту сомнительную сделку, но, в случае игнорирования моих требований, считаю нужным обратиться в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Кауниц рванул узел галстука. Шон протянул ему стакан воды и с ненавистью, ужасом и недоверием уставился на Эндрю. Сука! Как он умудрился?! Выполз отсюда в предобморочном состоянии, а вернулся, как ни в чем не бывало, и разъебал всех в одну минуту. Что же теперь делать-то? Почему же не сработало? Почему не предусмотрели запасных вариантов? Ох, недаром это Миньярд считался акулой! Шон склонился к уху Кауница: - Надо соглашаться на пересмотр и валить отсюда. Мы проиграли. Признавать поражение было тяжело, но еще тяжелее, да и страшнее, выглядело подозрение в мошенничестве, брошенное Миньярдом в присутствии всех этих важных персон. Кауниц потирал грудь слева, осторожно сунув руку под пиджак, всем своим видом показывая, что разделяет его опасения. - Вызови машину, Шон, - упавшим голосом произнес он. - В бизнесе бывают хреновые повороты. Не все еще потеряно, как-нибудь переживем. - Слушаюсь, босс. Сейчас будет машина. Собравшиеся расшумелись. Требование обратиться в правоохранительные органы зазвучало отчетливее, когда другие эксперты дошли до указанных пунктов в контракте. Эндрю диктовал секретарю новый вариант статей, а юрист Агиро Асагава, с которым их связывало многолетнее сотрудничество, вносил свои дополнения. Постепенно паника улеглась, и пострадавшая сторона полностью доверилась Миньярду, знающему свое дело и имеющему репутацию бесстрастного эксперта. - Это, вообще-то, немыслимо, - шепнул Асагава на ухо Эндрю, - представляешь, ведь Кауниц планировал полный захват! Что бы было, если б ты не заметил эти пункты, ведь, на первый взгляд, там все чисто?! - Чисто, да не совсем. Небрежность, конечно... Но и ты здесь не просто так, тоже бы заподозрил... - Миньярд повернул к японцу зеленоватое лицо. Только глаза - прекрасные, влажно поблескивающие, еще жили на нем. - Эндрю, ты в норме? Прости, что спрашиваю... - Нет. Но это никак не повлияет на мои решения. - Я сочувствую, - Асагава склонил голову. - Спасибо. - Как же теперь им верить? Ледяная улыбка тронула губы Эндрю. - Никак не верить. Не связываться больше никогда. Они способны на любую мерзость. Я подозревал нечто подобное, просто при мне они так не борзели: знали, что я до каждой буквы доебусь...пусть это и звучит самонадеянно, - он вздохнул. - Странно, - Асагава с тревогой оглядел бледное лицо, - они ведь знали, что ты ни за что бы не пропустил такой вопиющий промах...Ва-банк пошли, что ли? Эндрю пожал плечами. - Сам не понимаю, на что они рассчитывали. - Экономической частью занимался ты, - Асагава задумался, - других экспертов даже не приглашали...Слушай, а они не пробовали тебя заменить или еще что-нибудь такое? - Да нет. Все шло своим чередом... - Эндрю рассеянно просмотрел документы, - вижу, что Кауниц позиционировал себя, как незаинтересованную сторону. Это меня насторожило, но не настолько, чтобы волноваться за свою безопасность. Схема, по сути, простая: лишить немцев независимости, пользуясь кризисом в стране. Сами прекрасно понимают, что не будь у Германии проблем с газом, их никто бы и слушать не стал. Мне иногда стыдно за Америку, - Эндрю закрыл папку, взял у секретаря готовый документ и внимательно прочитал, - так, кажется, лучше? Асагава прочитал тоже, возвращаясь к началу по несколько раз. Экономика не была его сильной стороной, но законное исполнение обязательств сторонами, находилось в его ведении. - Да. Так будет правильнее. Ты еще побудешь в Берлине или сразу назад? Эндрю резко вскинул на него взгляд. В них были испуг и растерянность. А, в самом деле, куда ему теперь? Нервы сдали, и он отвернулся. Асагава с удивлением заметил слезы в золотистых глазах. Как все японцы, он был очень деликатен в вопросах личных границ, возможно, поэтому и считался чуть не единственным другом Эндрю Миньярда в мире бизнеса, где понятие дружбы встречается крайне редко. Желая выказать сочувствие, он негромко произнес, деловито собирая бумаги в портфель: - Ты знаешь, Эндрю, я принадлежу к древнему самурайскому роду. Нас осталось очень мало, и никто не обращает на происхождение внимания... Достоинством любого воина, как, впрочем, и в других культурах, считались отвага, владение мечом, и сдержанность в чувствах. И только слезы по любимому человеку не роняли доблести, а вызывали почтение. Эндрю медленно перевел на него взгляд, и в узких, мерцающих черным нефтяным блеском, глазах встретил тепло и понимание. Маленькая твердая рука легла ему на плечо и сжала. - Все еще будет хорошо, - произнес Асагава. - Увидимся на слушаниях по пересмотру. - Спасибо, - глухо проговорил Эндрю. - До свидания, Агиро. Он вышел в прохладный холл и направился к лифту. Какие-то люди вежливо приветствовали его, и он кивал им, изо всех сил сохраняя на лице спокойствие и легкую улыбку. У дверей лифта его догнал Эрик, и Эндрю обреченно вздохнул: одному побыть не удастся. - Ну ты даешь! - воскликнул Клозе и покачал головой, осторожно озираясь. - Как тебе удалось?! - Не понял вопроса, - невыразительным голосом произнес Эндрю. - Но ведь... - глаза Эрика забегали. - Интересно, - обронил Эндрю и вошел в лифт, - кажется, это ты мне должен объяснить, что здесь творится. - Все нормально, просто ты так ловко вывел их... - Если бы я был под наркозом, тогда - другое дело, - Эндрю опустил глаза и тяжело вздохнул, - Эрик, я уезжаю сразу после пересмотра. Был рад тебя видеть. Ники навестить не поеду. Эрик внимательно смотрел на него, словно не узнавая. - Полетишь в Бостон? - Нет, - коротко ответил Эндрю. Он немного помолчал. Когда лифт распахнул двери на первом этаже, Эндрю обернулся, - все управление пока передаю тебе. Прощай, Эрик. - Стой! - Эрик, несколько минут похлопав глазами, кинулся за Миньярдом, но тот уже садился в такси, - что происходит?! Дверца захлопнулась, и Эрик успел увидеть застывшее бледное лицо с тенью от длинных ресниц на скулах. В номере отеля Эндрю медленно выдохнул. Не глядя, куда-то положил портфель, развязал галстук, снял пиджак. Во внутреннем кармане лежал телефон с отключенным звуком. Он взял его и с дрожью бросил взгляд на экран, словно ожидая новых сообщений. Среди входящих, присланных ранее, были только, уже прочитанные им, от Нила. Будто из другой вселенной долетели и остались с ним навсегда слова: "Я в Бостоне. Все хорошо. Люблю." И его собственное, набранное в аэропорту сегодня утром: "Я в Берлине." Следует поставить точку. Миньярд сел на край широкой постели, вытер слезы и написал: "Мы больше никогда не будем вместе. Нам надо расстаться, так будет правильно. Не пиши мне и даже не пробуй искать. Деньги на счет Алана будут переведены в срок. Займись им. Ты всегда его любил. Это все." Сообщение ушло. Было доставлено, и, конечно же, будет прочитано. Эндрю выключил телефон и медленно лег на спину. Измена Нила явилась для него, как внезапная смерть, когда слово говорит само за себя: ничто не предвещало, никто не предупреждал, и даже обошлось без предчувствий. Кровоточило все тело. Болело сердце. Почему, Нил? Почему? Я так любил тебя. Ты был пьян, а, может, под наркотой? Почему? Этот чемпионат имел для тебя такое большое значение; вряд ли бы ты стал что-нибудь употреблять. Кто этот Оливер Манн для тебя? Ты всегда отзывался о нем с презрением и насмешкой. Маска? Ты так умеешь? Чем он оказался лучше меня? Чем, блядь, если ты в одну минуту позабыл всю нашу нежность и страсть, перечеркнул все доверие... Я не понимаю тебя, Нил, хотя раньше читал твои мысли. Что мне делать теперь? Что мне теперь делать? Господи, лучше бы ты умер... Закрыв лицо ладонями, Эндрю больше не вытирал слез. Они текли по щекам, холодными капельками скатываясь к шее и волосам. Он не думал, что долго сможет выдержать эту боль. А она была невыносима. Пришла ночь. Эндрю все лежал в той же позе и тихонько стонал. Он то звал Нила по имени, то проклинал его, то грозился убить, а то, задыхаясь от нового приступа слез, звал, чтобы простить и снова ощутить его рядом. К утру он ненадолго провалился в сон, но горе мешало даже на той стороне реальности, и, с первыми лучами солнца, Эндрю открыл глаза. Он с трудом поднялся, даже не вспомнив, что уже сутки ничего не ел. Голова звенела от боли, нос заложило. Он прошел в ванную, умылся, сел на пол и снова заплакал, призывая смерть. "Где-то было снотворное", - мелькнула короткая мысль. "Таблеток тридцать хватит." Он попытался встать, но не смог. Сердце пронзила такая боль, будто смерть обрела физическую форму, сжалилась над ним и ударила в грудь ножом. Из последних сил Эндрю дополз до своего чемодана, нашел аптечку и достал пузырек со снотворным. Некоторое время назад он начал испытывать проблемы со сном, когда командировки с длительными перелетами и сменами часовых поясов, участились. - Все, на хуй, хватит с меня, - прошептал он, отвинчивая крышку, - все равно, я не смогу без него жить. Он был моим началом, моим кислородом. Что толку цепляться за жизнь, если главного в ней не будет... Алан...сыночек мой...Он простит меня, возможно... Слава Богу, я успел обеспечить его на три жизни вперед. Куда бы не падал взгляд Эндрю, он везде видел пылающую огнем дверь ада. Она будто бы тащилась за ним по пятам, когда он наливал воду в стакан, вытряхивал таблетки в ладонь. Ад жег ему спину, и Эндрю точно знал, что, обернувшись, наткнется взглядом на черную бездну, откуда нет возврата, где в темноте воют неприкаянные души, зазывая его к себе. Вдруг кто-то забарабанил в дверь, и голос Асагавы начал звать Миньярда. От неожиданности Эндрю вздрогнул, ослабевшие пальцы выронили стакан, и звон разбившегося на плитке стекла разрезал воздух. Весь пол оказался залитым водой и усыпан осколками. Стук повторился. - Эндрю! Эндрю, открой немедленно! Я же знаю, что ты дома! - Асагава застучал еще громче. - Если не откроешь, выломаю дверь! Он повернул ключ в замке и потянул ручку. Агиро Асагава ворвался, как вихрь, лихорадочно оглядываясь. Наконец, убедившись, что в номере нет посторонних, и Эндрю ничто не угрожает, он посмотрел на него и шокировано застыл: - Что с тобой? - шепнул он, наощупь находя дверь и закрывая ее за собой. - Эндрю, Боже, ты что, увидел дьявола? Не шелохнувшись, Миньярд стоял перед ним в мокрой сорочке, с лохматыми белыми волосами, сам бледный, с черными кругами вокруг глаз. Он выглядел безумным или готовым вот-вот сойти с ума, и Асагава подумал, что не зря ему привиделся какой-то знак беды и отчаяния на лице друга во время их беседы после переговоров. В руке у Эндрю Агиро заметил пустой пузырек из-под каких-то таблеток. Он промчался мимо и заглянул на кухню. В луже, полной осколков, дотаивала куча капсулок. - Ты сколько их выпил? - шепотом произнес Агиро, - не молчи же! Сколько? Тебе нужен врач; надо промыть желудок...Эндрю?! - Я не пил их. Не успел, - Миньярд, шатаясь, побрел в спальню, но Агиро бросился за ним, хватая за руки. - Эндрю, ты и в самом деле собирался... - Зачем ты приехал? - Эндрю тяжело опустился на постель. - Подумал, раз тебе хреново, попытаюсь освободить тебя от лишних хлопот с документами. Я привез их тебе сюда на подпись, чтобы ты мог вернуться в Штаты, - Асагава нахмурился, но, похоже, я - перст судьбы, - губы его дернулись в кривой, невеселой усмешке. - Что? - У тебя, видимо, большое горе, - Асагава присел на край покрывала рядом с Эндрю, - но самоубийство тебе не поможет. Я уже давно живу в цивилизованной стране, где никто не совершает ритуальных харакири, чтобы не уронить честь, - он без улыбки коснулся плеча Эндрю. - У нас говорят: хочешь разбить жизнь - сначала разбей машину. - Что это значит? - Эндрю, со вздохом, поднял на него тяжелый взгляд. - Это значит, если тебе хреново, то сначала уничтожь второстепенные причины. Набей кому-нибудь морду, к примеру... А еще, - Асагава вдруг проницательно заглянул ему в глаза, - получи полную информацию. Полную. Исчерпывающую. Вдруг ты ошибаешься, и твоя смерть причинит еще больше горя и еще больше все запутает. Ну, и, льщу себя надеждой, что не зря выбил из твоих рук эту химию. Возможно, ты еще не все дела завершил в этой жизни. - Я не могу вернуться домой, - проговорил Эндрю. - Не смогу быть там, продолжать жить, как жил... - И не надо. Пока этого от тебя никто и не требует. Смени обстановку. Страну. Посмотри на себя другими глазами; взгляни на проблему издалека. Вокруг будут люди, вещи, произойдут какие-то события. Вдруг найдешь ответы, - Агиро чуть улыбнулся ему, - Смерть всегда рядом. Помани ее, и она тут, как тут. Если после своих странствий, ты все еще будешь искать ее, что ж, значит, так и должно быть. Помни, Эндрю, я буду очень горевать по такому другу, как ты. С тобой легко и говорить, и молчать, и работать... А если кто-то тебя любит, представь, как ему будет тяжело потерять тебя. - Агиро, ты хитер, как змея, - Эндрю качнул головой, - давай свои документы. - Обещай, что подумаешь над моими словами, - возвращаясь с папкой, потребовал Агиро. - Подумаю, - Эндрю поставил несколько подписей в нужных местах, еще раз перечитав документы, - но ад так и будет таскаться за мной. Вряд ли у меня получится долго терпеть. - Прошу, Эндрю, - Асагава пристально посмотрел на него, - не делай этого. У тебя ведь сын... - Он поймет. - С чего это ты взял?! Он решит, что ты в нем не нуждаешься, что ты прекрасно без него обходишься, что ты бросаешь его одного в этом мире, не слишком-то ласковом к детям. Ты ведь такой ответственный человек, Эндрю. - Ты хороший друг, Агиро, - тихо сказал Эндрю, а в груди уже снова набирал силу жалящий клубок боли. Он закрыл дверь за Асагавой, вызвал уборщиков в номер, и пока ловкая мулаточка сметала стекла и мыла пол на кухне, сидел на подоконнике, глотая слезы. Бег мыслей по кругу. Нил. Предательство. Боль. Нил. Его губы, жаркие объятия, сексуальный голос, тяжесть головы на плече и каждое утро - нежность, сонная улыбка, слова любви. Эндрю посмотрел на рубашку на груди: чистая. Почему же ему кажется, что кровь прямо из сердца вытекает наружу, просачиваясь из всего тела, забирая силы, а с ними - и жизнь. Неужели Нил лгал ему все эти годы? Но этого не может быть! Он плакал в его объятиях, всего за несколько часов до самолета. Не мог же он, скрывшись из виду, тут же найти себе приключения... А видео? Блядь! Исчезни, ты, это гребаное видео!!! Все хорошо, все ровно, только это видео не вписывается в картину его мира. И все рушится в одно мгновение. Он сполз с подоконника, буквально заставив себя двигаться. Что, в самом деле, воспользоваться советом Асагавы и свалить куда-нибудь подальше, чтобы затеряться в чужой стране, без знания языка и обычаев, и постараться вычеркнуть из памяти синие глаза? Нил. Нил. Нил. Он, как клеймо на коже раба, горит, болит, постоянно напоминая о себе. Что толку бежать, ведь ад последует за ним, как и сны, как и воспоминания, жар губ, нежность слов... Ярость пополам с болью. О, здравствуй, знакомое состояние. Только он теперь уже не мальчишка, ни хуя не понимающий в жизни и смотрящий на людей, только под одним углом. Он - человек, испытавший сильное чувство и утративший его. Ярость не поможет ему. Она никогда и не помогала. Иллюзия власти малолетнего дурака, кочующего по приемным семьям. Он силен и несокрушим, пока горит от ярости, сжигая самого себя, а думает, что уничтожает других и жестокий мир вокруг, и намерения мерзавцев, кружащих над ним стаей воронья. Нет спасения, Эндрю. Ты - труп. Ты мертв, потому что с тобой рядом нет твоего кислородного баллона; ты не в состоянии дышать без него. У тебя остались ножи, страх, воспоминания и совсем не осталось надежды. А что это такое болит и жжет тебя изнутри и не находит выхода? Это - любовь, Эндрю. И она никуда не денется. Она, как и твой личный ад, всегда будет с тобой.