***
Кларк-Гост отдавал всеми цветами радуги: живописные дома с красочными граффити идеально дополняли клумбы с пышными розами, от столба к столбу тянулись флаги разных стран, а люди давно перешли на лёгкие платья, либо нежные костюмы. Одним словом: разгар лета. Пора, к которой Густав относился как-то неоднозначно. С одной стороны она всегда ассоциировалась у него с каникулами, поездками с семьёй Йоко куда-нибудь или хоть каким-то отдыхом. А с другой это жаркие, невыносимо долгие часы в окопах, когда забиваются лёгкие от песка и щебёнки. Всё хорошее, что имело отношение к лету, навсегда перечеркнула война, а в последствии похороны. Густав отмахнулся от этих мыслей, обернувшись к Самаэлю, который всё это время упорно молчал. Было странно не слышать абсолютно ничего от болтливого балбеса так долго. — Что случилось с твоим отцом? От чего он умер? — Не знаю. Мне сказали, что от сердечного приступа. — Ты в это не веришь? — Подвергаю сомнению, — с холодным спокойствием ответил Самаэль. Теперь он гораздо больше походил на Швагенвагенса. — Зная то, где и с кем он работал, я не уверен, что в сорок шесть лет его убил сердечный приступ. Густав понимающе кивнул. Конечно, он знал, что отец Самаэля был кем-то вроде дилера, но основная его работа была в крупном бизнесе, которым временно владеет его жена. А владеет ли? — А твоя мама?.. Самаэль нахмурился, откинув голову на сиденье. Он не ответил, надувшись. Тогда Густав надавил, чётко проговаривая каждое слово: — Самаэль. Что с матерью? — Она уже три месяца как мертва. — А что случилось? — Тебя не касается, — резко ответил кузен, окончательно отворачиваясь. Его руки сжались в кулаки, пока напряжённый взгляд следил за улыбчивыми людьми по ту сторону стекла. Как же сильно, должно быть, его бесили все эти лица. Густав был поражён, услышав эту новость. Он не слышал о смерти матери Самаэля. Ну конечно, его ведь занимали дела поважнее. Не исключено, что в период поминок он был либо в больнице, либо в кровати во время очередного приступа апатии. Так что им было принято простое решение не приставать к Самаэлю. Пока кузен молчал, головная боль не так сильно докучала. Машина остановилась. Густав поблагодарил водителя и провёл Самаэля в дом. Оттуда уже привычно потянуло сквозняком. В зале их уже ждали родители и сёстры, а также ещё какие-то родственники, о которых Густав знал лишь крайним числом. Все они уставились на Самаэля, который уже слепил траурную морду. Для приличия нужно было сделать вид, что его отца кому-то жаль. — Здравствуй, Самаэль. Я рад тебя видеть. Пусть и при таких обстоятельствах, — Чарльз хмуро кивнул, пожимая руку Самаэлю. На Густава он взглянул лишь после этого, не выражая никаких конкретных эмоций. — Это взаимно. — Соболезную твоей потере. Густав сдержал себя, чтобы не закатить глаза. Лица его семьи были такими обыденными, будто происходило что-то будничное. Чтобы хоть чем-то себя занять, Густав начал изучать лица посторонних людей в доме. Среди них мелькал нотариус, адвокат и откуда-то взялся юрист их семьи. Малознакомых людей в чёрной одежде было много. Почти все они были с дипломатами, кто-то держал документы и ручки наготове. Решается вопрос наследства и без их семьи тут, по всей видимости, не обойтись. Густав был знаком с похожей атмосферой. — Уже вторые похороны за год… — донеслось откуда-то из толпы. Сердце внутренне обожгло огнем. Густав покосился на своих сестёр, которые не поднимали глаз, боясь встретиться с чёрными красками, окружающими их. Вроде бы, к Эмили, которую уже начинало трясти, подошла Кассандра. Она что-то ласково шептала, а потом увела её наверх. И почему Швагенвагенсы собирались вместе только на чьих-то поминках? Густав вспомнил, когда видел Самаэля в последний раз.***
Атмосфера гнева утихла. Это означало, что либо Чарльз признал свою неправоту (что априори невозможно), либо ему в голову пришла идея, что зачастую бывает ещё хуже. — Густав, можно тебя? Покорный кивок. Отец спешно пошёл к противоположному выходу с кладбища. За то время, пока они шагали под безжалостно палящими лучами солнца, окружённые смертью и тоской, никто не промолвил ни слова. Было дискомфортно. — Я хочу рассказать подробности смерти Итана. Они тебя заинтересуют. — В самом деле? — Постарайся держать нить. Сосредоточься на том, что я буду говорить. Тебе нельзя упустить ни одной детали, — Чарльз развернулся прямо перед обочиной. Густав остановился запоздало, но не врезался. Улизнул. — Сосредоточился? — Вроде бы да. — Я знаю, кто убил Итана. Точнее, предполагаю. За весь день Густав впервые подал признаки жизни на лице. Брови поползли вверх, а губы удивлённо приоткрылись. — Это фирма, у которой мы принимаем поставки оружия. Я выяснил про владельца, некоторых сотрудников, но имён убийц найти не удалось. Думаю, с такой полицией, как у нас, мы этого и не узнаем. — И что ты будешь делать с этой информацией? — Я предлагаю тебе единственный выход, чтобы наказать виновников: отомстить. Неужели какая-то тюрьма может заставить их всех пожалеть о содеянном? Нет, не так. Думаешь, хотя бы кто-то из них в неё попадёт? Положение отца было неутешимым. Густав лучше других понимал, насколько его бизнес незаконный. Если полиция узнает, у кого семья покупает оружие, дадут срок, в лучшем случае лет десять. А Кассандре с Густавом по пять за покрытие и соучастие — Нет. Чарльз одобрительно кивнул. — Вот именно. Поэтому путь остаётся один. Тебе нужно только сказать: да или нет. — Да. Бесспорное, однозначное, без капли сомнения «да». Густаву было плевать, сколько человек придётся положить. За два с половиной года смерть стала тенью, ходящей по пятам и сжирающей гниющую в пепле душу. Густав убеждён, что всё, что он может потерять — это собственная жизнь. А ей он не дорожил. За спиной раздались другие голоса: они были взволнованными, тревожными и даже немного робкими. Густав встретился взглядом с Самаэлем — двоюродным братом. Парнишка шестнадцати лет с несходящими с лица синяками, что вздрагивал от громких звуков или поднятой руки. — Пора возвращаться, — Чарльз взял Густава за плечо, слегка сжимая его. — Держись. Что бы ты ни слышал и что бы тебе ни сказали. — Даже на похоронах своего брата я должен держаться? — Густав поднял голову, задыхаясь перехватившего дыхания. Как же он был зол на отца за его чёрствость. Голова ходила ходуном. Виски разрывало, будто в каждый их них всадили пулю. Кроме писка уши ничего больше не улавливали. Было бы более приятным ощущением если бы по барабанным перепонкам лупили молотками. Могилы, крики, чёрные цвета. Где-то справа завопила ворона. Она на секунду вернула Густава в реальность, но омут затянул его обратно. Чарльз тянул с ответом. Просто смотрел, как голова Густава опускается так сильно, что подбородок коснулся груди. На костюм стали падать первые слезы. Сухие песчинки под ногами начали намокать. — Густав, — хриплый отцовский голос понизился до шёпота, но Густав не отреагировал. Тогда он почувствовал, как дрожащее предплечье сжимает рука. Он уже приготовился к тому, что его толкнут в сторону или как минимум прикрикнут. В любом случае голова уже отключилась от душераздирающего горя. Реальности больше не было. Чарльз подтолкнул сына к себе, неуверенно обнимая. Густав застыл, вытаращив глаза на песчаную тропинку позади отца. Сердце ещё больше заныло. — Держись, сын. Дальше будет хуже. Никакого «хорошо» не наступит.***
А вот этого Густав ни разу не вспоминал. Он только сейчас напомнил себе о тяжёлом эпизоде тех похорон. В тот период его провалы в памяти были большой проблемой. Даже большей, чем сейчас. Неужели, столь важная деталь от него ускользнула? Или мозг придумал это, чтобы отгородиться от травмы? Тогда он выбрал очень странный способ.***
Самаэль молча сидел за столом со всеми, не поднимая глаз. Он уныло водил пальцем по горлу своего стакана. Его родители сидели рядом. Мать оказалась самой хмурой из всех. Она ни с кем не заговорила сегодня, за исключением сына. Самаэлю было скучно просто сидеть, поэтому он начал озираться. Они с Густавом стали переглядываться. Один смотрел с сочувствием, другой — с колкостью. С Итаном Самаэль был знаком хорошо благодаря семейным курортам или другим поездкам, которые организовывал Чарльз со своим братом. Все дети, как правило, не отходили друг от друга, жили в общих комнатах и всегда находили темы, чтобы пообщаться. Их не разлучала даже разница в возрасте. Каким-то образом вся эта компания была такой сплочённой, что любые среднестатистические дети могли бы позавидовать. Ведь очень часто аристократичные семьи не отличались дружбой. Вот и сейчас между девочками и Самаэлем начал завязываться разговор, как в старые времена. Густав всегда скрывал свою тайную неприязнь к Самаэлю. Им было комфортно в общей компании, но по какой-то причине наедине им всегда находился повод поспорить. Итан всегда шутил о том, что причина тому — знаки зодиака. А вот Долорес в это верила почти на полном серьёзе. Она тоже считала, что Скорпион и Лев всегда будут соперниками. Густав не находил в этом логики, но видел закономерности. Первую половину детства Самаэль вставлял ему палки в колёса, из всех проказов изворачивался выйти сухим из воды. Честность была для него пустым местом. Гадкая улыбка мелькала на его губах всегда, стоило очередной шалости сойти с рук. Хрупкому мальчонке с круглыми линками очков верили больше, чем кому-то другому. Самаэль обладал прекрасным качеством делать глаза раненой косули, если кто-то ополчался на него. Именно поэтому Густаву не нравилось, что этот прохвост общался с его сестрами. Мог научить хоть и полезным, но дурным жизненным принципам. Да, умение лгать с честными глазами — полезнейшее свойство, которое нарабатывается годами в диктаторских семьях. Вот только Густав не приветствовал ложь среди «своих». А вот для Самаэля «своих» просто не существовало.***
— Ты слышишь меня? — грозно спросил Чарльз, стоя над Густавом. Мысли развеялись. Невнятные размытые фигуры начали приобретать очертания. Густав нехотя поднял глаза, всем своим видом показывая незаинтересованность в протекающем мимо него разговоре. Чарльз терпеливо вздохнул. Люди в костюмах рядом с ним тоже. — Мне повторить? — Повтори. Самаэль напрягся. С ним вела беседу какая-то женщина. Она с серьёзным видом вещала ему что-то про похороны, документы и совершеннолетие. Он сам словно не понимал, чего от него хотят, судя по слегка приподнятым бровям. С лица не сползала скорбь, а глаза заметно сверкали от облегчения. Впрочем, Густав его не винил. Отец Самаэля был мудаком. Все были в тайне рады, что он мертв. Примерно так же все обрадуются, когда на тот свет отойдёт Чарльз. Густав всеми силами убеждал себя, что не хочет этого, но пока получалось плохо. — Самаэль сказал, что ты разрешил ему остаться у себя до его совершеннолетия. — До начала учебы, — поправил Густав. — А потом оформим ему общежитие. Отец, почему именно у меня? Ты знаешь, что у меня нет времени на то, чтобы нянчить его. Чарльз поджал губы. Их общая тайна не подлежала огласке, хотя сейчас это очень бы помогло. Работа Густава имела продвижения. Самаэль попадал под удар, находясь рядом. Из одной преступной среды он оказался в другой. Самая настоящая мишень для проблем. — Густав, у меня тоже нет времени с ним возиться. Мне дочерей воспитать надо и... — Отец, — процедил Густав. — Ты не понимаешь, какая это проблема? Он понимал, поэтому с неохотой кивнул. — До сентября осталось два с половиной месяца. Ты можешь взять его к себе на это время? Потом, так уж и быть, обустроим его в общежитии университета, в который он будет поступать. На данный момент я не могу этим заниматься. Ты тем более. Мне надо разбираться, что делать с бизнесом его отца и… другими трудностями, которые теперь у нас с тобой возникли. Грудь Густава резко поднялась и опустилась. — Я не буду тебе мешать, — тихо вклинился в разговор Самаэль, нерешительно смотря то на дядю, то на кузена. Почти умоляюще хлопали светлые длинные ресницы. Чарльз смотрел на сына, ожидая подтверждения или окончательного отказа. — Хорошо, — выдавил Густав из себя. Все близстоящие люди облегчённо выдохнули. Кузен благодарно улыбнулся, но Густав принципиально не отреагировал. Вместо этого он решил погулять по залу и поспрашивать у знающих людей, чтобы узнать о семье Самаэля чуть больше. То, что его отец был должником у какой-то фирмы, его не удивило. Грязный бизнес для образцовой семьи — не новость. Но кое-что узнать всё-таки удалось. Проходя через банкетный стол, Густав зашёл в полупустой коридор, где в пол голоса обсуждали что-то отцовские коллеги. Стоять не пришлось долго. Спустя несколько серий сплетен в разговоре промелькнули знакомые имена. — Да, бедный мальчик. Лишился отца, матери... — А мать? Что с ней? Густав не знал, но предположил, что сплетники огляделись, но его не заметили благодаря красной шторе, за которой сложно было увидеть силуэт. — Застрелили три месяца назад. Что ж, это было неприятно, даже жутко, но ожидаемо. Густав не стал ждать удобного момента и просто дождался отца в его кабинете, чтобы обсудить всё подробней. К этому моменту все люди в доме уже разошлись по разным углам. К более молодому контингенту прибилась Долорес. Она с любопытством болтала с найденными для себя собеседницами. Густав успел уловить, что речь идет о меньшинствах общества. Его одновременно настораживала тяга сестры к таким разговорам, но предъявить было нечего. — Подробностей ждешь? — мысли прервал вошедший отец. — Я так и знал, что ты сюда придёшь. — Да. Отец, а это нормально, что сын должника каких-то психов будет жить со мной под одной крышей? Я так-то собирался переезжать. — Отличная идея, — мрачно заметил Чарльз. — Я правильно понимаю, что его родителей убили дилеры? У нас в штате не так много фирм, которые держат людей вроде нас. Ты не видишь закономерности? — Твоя фирма к этому не причастна, будь уверен. — В этом я уверен. Но держи в голове, что подобные организации связаны между собой через владельцев. Ты подставляешь и меня, и себя. И нас всех. — А что ты предлагаешь? Густав, я сейчас занимаюсь не самыми законными вещами. За мной тоже наблюдают. Если я начну оформлять документы в общежитие сейчас, на нас выйдут быстрее через базу данных. А вот за тобой, прошу заметить, не наблюдает никто. — Откуда такая уверенность? — Ты сам говорил, что сейчас работаешь с бумагами. Кому ты там нужен? Всё, что нужно, уже о тебе знают. Если ты сидишь тут живой и со всеми конечностями, значит, мы уже вышли сухими из воды. И это моя заслуга. Я не просиживаю штаны, как ты можешь подумать. Все подделанные документы на тебя оформляю я. Всё, что тебя защищает, идёт от меня. Будь чуточку благодарнее. Густав вздохнул. Он запрокинул голову, накрывая лицо ладонями. — Сосредоточься на пересдаче экзамена. Чарльз посуровел, когда сказал это. Он скрепил руки в замок, хмурясь. Густав не соизволил отреагировать, переключая разговор на Самаэля снова: — Ты меня сильно озадачил Самаэлем. Я планировал съехать в небольшую квартиру, чтобы не привлекать внимание. Теперь придётся найти место побольше. Отец понимающе пожал плечами и налил себе в стакан виски. Густав сморщился от запаха. В последнее время от алкоголя его воротило. — Самаэль покроет расходы. Пусть это будет его благодарность, — наступила пауза. Швагенвагенсы смотрели друг на друга некоторое время. — Ещё что-то? — Ничего. Пусть Самаэль остаётся здесь, пока я за ним не заеду. Чарльз молча кивнул, провожая взглядом спину сына, пока за ним не закрылась дверь. На лестнице Густав заметил быстро поднимающуюся Долорес. Решение задержаться пришло само собой. — Лоли! Она оглянулась на Густава и кивнула. Он поднялся на ступеньках до её уровня. — Где мама и Эмили? — Они в её комнате делают уроки. — Хорошо, — они вместе начали подниматься до второго этажа. — Уже говорила с Самаэлем? — Говорила. Что-то он не сильно тоскует. Густав фыркнул. Долорес сделала так же, почти синхронно с ним. К этому моменту они уже почти дошли до её комнаты. — А что это у тебя? — Где? Густав поднял запястье сестры, указывая на второй браслет. Первый она не снимала с руки по-прежнему. А теперь откуда-то взялся второй. Вряд ли отец это видел и одобрил. Ещё и цвета были вызывающие: ярко-розовые бусины, чередующиеся с сердечками. — А, это… — Долорес оглянулась несколько раз прежде, чем зайти с Густавом в комнату. — Просто понравилось. — Твой новый друг подарил? Похоже на ручную работу. Не знал, что юноши твоего возраста умеют делать такие вещи своими руками. — Нет никакого друга. Это подарок подруги. Густав закатил глаза, садясь за письменный стол Долорес. Он заметил лежащие на нём цветные карандаши. В ведре были выдранные листы. Сестра уселась со скрещенными ногами на кровать. — Да что ты заладила со своей подругой? Мне-то можно сказать, что за тобой ухаживает парень? — Нет парня! Густав, ты надо мной издеваешься? — слегка нахмурилась Долорес. — Я подружилась с новой девочкой на курсах в университете. Она моя лучшая подруга. Её зовут Бетти. Густав вздохнул. Сестре он не особо поверил, но быстро махнул на это рукой. — Ладно, расскажи о ней. Тогда Долорес успокоилась. Она рассказала про девочку, которая теперь ходит к ним на подготовку. С её слов, она очень милая и добрая, а ещё активная и открытая. Судя по всему, полная противоположность Долорес. Густаву стало даже интересно на неё посмотреть. С дружбы они плавно перешли на тему хобби, рисунков, музыки. В общем, на болтовню ушло довольно много времени. Густав с разочарованием вздохнул, когда понял, что пора уходить. Нужно было заехать сначала в дом, потом к Мин Джуну, с которым он договорился поговорить по поводу съёмного жилья. Густав сначала хотел отказаться от его помощи, но в последствии угомонил свою гордость. Что-то слишком часто он стал идти на уступки.***
Густав был рад оказаться на улице. Даже прогулка пешком никак его не обременила. Жара пагубно влияла на организм, но сейчас Густав хотя бы к ней привык. Укладка развалилась и теперь волосы приятно развивались слабым ветром. Раны потихоньку затягивались. Синяки больше не болели. Наверное, совсем скоро пропадут вовсе. Из дома Густав забрал немного вещей и все спрятанные деньги. Хотелось убраться из этого места как можно быстрее. Хорошо, что привязаться к нему Густав не успел. Набросив на плечо рюкзак, он вышел и уже хотел направиться к машине, как вдруг заметил в кустах лежащего Бубика, что поднял взгляд почти сразу, когда его заметили. За всё это время он даже и не думал куда-то уходить. — И что ты до сих пор тут делаешь? — Густав с презрением смотрел на потерянного вида пса. Только сейчас он заметил, что тот хромал на одну лапу. — Где хозяйка твоя? Бубик не отреагировал, вопросительно поднимая уши. — Мелоди где? А вот теперь он наклонил голову и завилял хвостом, но ответа не дал, лишь подошёл к Густаву поближе. Мелоди явно рядом не было. Густав был уверен до этого, что она следила за ним для каких-то своих целей. Ей ведь нечего делать, раз она поселилась в библиотеке. Бубик подошёл ещё ближе, принюхиваясь к ладони Густава. Он тут же её одёрнул. В груди поднялась волна тревоги, которая не стихла даже тогда, когда послышался жалобный скул. Густав несколько секунд смотрел на Бубика и никак не мог сдвинуться с места. Конкретно этот пёс совершенно не выглядел опасным. На зелёной траве и окружённый мягким светом он походил на весьма милое создание. Не безвредное, но всё же милое. — Потерялся? — Густав ударил себя по лбу. Понятное дело, что пёс ему не ответит. Тогда Густав аккуратно опустился на корточки, чтобы рассмотреть лапу Бубика. Но вместо этого ладонь потянулась к его голове. Пёс радостно приоткрыл пасть и начал бурно радоваться вниманию. Шерсть в некоторых местах была выдрана. Пока Густав рассматривал царапины и ссадины, пальцы коснулись шерстяной макушки и основания ушей. Рука дрогнула. Тревожность подскочила до невообразимого уровня от зрелища клыков Бубика. Густав отодвинулся, но аккуратно погладить собачью макушку осмелился. Эмоции были странные. Что-то между брезгливостью, ужасом и задатками радости. Это был не повод улыбаться. Нет уж, таких телячьих нежностей Густав себе не позволит, но таки потратил несколько секунд на то, чтобы поводить рукой по голове и спине Бубика. — Ладно, пошли, — смягчившись, Густав встал на ноги. Пес подпрыгнул и последовал за ним, бегая туда-сюда, как щенок. — Надеюсь, она в библиотеке. Впервые Густав так сильно хотел, чтобы Мелоди была там, куда он направлялся. Было как-то странно бросить животное на улице, какой бы ни была раздражающей его хозяйка. Густав просто не хотел засорять себе голову в будущем. Он в быстром темпе дошёл до библиотеки, радуясь, что гиперактивный спутник не отставал. К его великому удивлению, Мелоди там не было. Зато были её книги, кофта и сумка. Абсолютно все её вещи, но не она сама. Густав закатил глаза. Мало того, что он привёл сюда животное, так ещё и не нашёл его владельца. Зато Бубик не расстроился. Он ловко запрыгнул на подоконник и улёгся на кофту Мелоди. — Что ж, если ты испачкаешь её одежду, это будут не мои проблемы. Пусть это послужит ей уроком не бросать свою скотину где попало. С этой мыслью Густав сел в кресло рядом с подоконником. Он уж было хотел открыть книгу, как услышал звук скрипнувшей двери, а после этого звук скрипа ступенек. На этаже появилась Мелоди. Её ресницы были слипшимися, а губы припухшими. Впервые Густав видел её такой растрёпанной. Без макияжа она выглядела младше своих двадцати. В слезах едва ли тянула на семнадцать лет. Слегка растрёпанная и ужасно уставшая Мелоди подняла голову из-под спутанных волос. А потом она увидела на подоконнике пса, что благополучно валялся на её одежде. Всю печаль как рукой сняло. — Бубик! — Мелоди засияла, улыбаясь до ушей. Она села на колени, раскрыв объятия, в которые нырнул ужасно громко лающий пес. Счастью этих двоих не было предела. Мелоди была так рада обнимать своего любимца, что даже не видела Густава, который сверху-вниз изучал её из угла комнаты. За её спиной оказался Мин Джун. Тоже замотавшийся, в мятой футболке и с царапинами на руках. Густав догадался, что он помогал Мелоди с поисками и хотел бы послушать об этом замечательном похождении. Мин Джун тепло улыбнулся, поглаживая Бубика по ушам. Потом увидел Густава, подходя к нему, чтобы протянуть в знак приветствия кулачок. — Как он тут оказался? Густав ответил его улыбке своей, а потом опомнился и стёр её с лица. — Он провёл около моего дома несколько часов, пока я был занят делами. Мелоди отвела от Бубика глаза, насухо вытирая щеки. Её взгляд стал немного удивлённым. Во-первых, она постыдилась своего состояния перед напарником, во-вторых, не видела его до этого момента. — Что он там делал? — Спроси его. Я не знаю. Я же сказал, он лежал, — фыркнул Густав. Мин Джун тем временем сел на подоконник, наблюдая за беседой со стороны. Он достал из сумку воду и с наслаждением отпил. Густав подметил свежие ссадины у него на пальцах. Достав из кармана упаковку пластырей, он протянул её Мин Джуну. — Ты привёл его сюда? — Пришлось. Не знаю, что с ним, но он очень потрёпанный. Был таким ещё тогда, когда я нашёл его. Следи за своим животным получше. Густав стал ожидать подкола, раздражения или недоверия от Мелоди, но она неожиданно улыбнулась, поднимая голову. С её плеч упала гора. Хмурость сошла с лица, уступая умиротворению. — Спасибо. Я очень долго искала его. Мин Джун ошарашенно вытаращился на неё. А Густав просто застыл, не выражая никакой конкретной реакции. Никакого подвоха не было ни через секунду, ни через две. — День не такой плохой, как я ожидал, — Мин Джун посмотрел на Густава и толкнул его ногой. — Ты хотел, чтобы я помог. Пошли, пока я свободен. Ты на машине? — Нет. — Я тоже нет. — Опять придётся идти пешком до машины? Ты, должно быть, издеваешься. Они с унылыми и вымотанными лицами вышли из библиотеки. Никто не говорил о том, как прошёл день за исключением поисков собаки Мелоди. Как сказал Мин Джун, эта история заслуживает отдельного внимания и он обещал рассказать ее где-нибудь, где можно отдохнуть и выпить чего-то освежающего. Под конец прогулки до дома ноги уже отваливались. Густав почти бегом направился к машине, с облегченным вздохом усаживаясь в салоне. Мин Джун плюхнулся рядом. — Итак, какие пожелание к жилью? У меня есть знакомый, который может предложить много вариантов... — Это очень срочно. Мы можем посмотреть несколько вариантов сегодня и уже на днях оформиться? Мин Джун озадачился. На переносице появилась морщинка. Он неоднозначно кивнул. — Я постараюсь договориться. Густав завёл машину. Его брови свелись домиком от сильного чувства вины. — Прости, я знаю, что прошу многого. Давай заедем в бар вечером? Я угощаю. Мне хочется хоть как-то отблагодарить тебя. А «спасибо» в карман не положишь, да? Тогда обстановка разрядилась. Мин Джун расслабился, слабо кивая.***
Если ад был на яву — то это был сырой подвал, стены которого не выпускают вопли и тупые удары по поверхностям. Два силовика под обе руки спустили по лестнице побитого бедолагу, на чьей стороне оставалась лишь надежда на милость господина.По ступенькам элегантно спустилась тоненькая кошачья тень. Кошка обошла чужие ноги и прибилась к родным, сладко мурлыкая. Её нежно погладили по спине с лаковым: «사랑하는 공주님».
В зубах она сжимала мертвую мышь — Баи? Ах, какая же ты молодец! Это твоя добыча? Достойно. Какая же ты отважная, — Хантер сначала с любовью улыбнулся, а потом обратил внимание на гостя, меняясь в лице. — Снова ничего? — Ничего. Простите… — Одна работа была у тебя. Сколько мне нужно людей убивать, чтобы твою задницу прикрывать? — Хантер отвесил ему пощёчину, аккуратно перешагивая любимицу, что разлеглась вплотную к ботинкам. — Ты мне хочешь сказать, что они все там так ахуенно шифруются, что ты до сих пор приходишь ни с чем? — Они слишком аккуратные. Несколько человек уже сбежали. Кто-то сменил место жительства, а кто-то числится по документам, как мёртвый, — он зажмурился, но удара не последовало. — Хочешь, чтобы менты добрались и до нас? Ты на родину захотел? Я лично нет. Конечно, предпочту смерть или тюрьму, но больше всего я желаю выйти победителем. Соображаешь? — Да… — «Да…» — раздраженно передразнил хриплый и жалостливый тон Хантер. Его змеино-шипящий сквозь зубы голос эхом бежал по стенам подвала. Где-то в его глубинах капала вода. Но только некоторые знали, что ни одна труба тут не протекает. Это лишь чьё-то подвешенное тело со свежей кровью продолжает «сохнуть». А потом раздался звук мясистого удара. Некоторые вздрогнули. Хантер уже знал, что от того самого тела начали отрубать конечности, начиная процесс расчленения. Раздался звук, как будто из кувшина или стакана выплеснули воду. Было достаточно хорошего воображения, чтобы представить стекающую от отрубленного места кровь и момент, когда отсечённую руку или ногу бросают в сторону. Мир Хантера не только не прощал ошибок, но и дерзости. Отпустив испуганного подчиненного продолжать свою нелегкую задачу, он пошёл вглубь подвала. Его взору предстало висящее вверх ногами тело, подвязанное к трубе проводами и верёвкой. От него уже отрубили обе руки от предплечья, но давалось это тяжело даже хорошо заточенным топором. В углу сидел ещё живой, перевязанный верёвками мальчик. Его рот надежно залепили изолентой, но складывалось впечатление, что это было не необходимой мерой. Бледное дитя не отрывало вытаращившихся глаз от тела и боялось даже пискнуть. — А этот? Что с ним делать? — «мясник» показал топором на бледного ребёнка. Кажется, его вот-вот схватит сердечный приступ. Хрупкая детская психика не была подготовлена для таких зрелищ. Хантер равнодушно пожал плечами. — И зачем эти придурки вообще плодятся, если приходят за работой к дилерам или, что ещё хуже, к «Совам»? Согласись, лучше умереть от голода, чем идти за помощью к нам. Они же не вывозят долги. Все. Поголовно. Что за идиоты? Ещё и с этими спиногрызами разбираться, тратить на них энергию и патроны. Господь, дай мне сил! — Хантер показал мяснику на ребёнка. Его резко качнуло в сторону, когда он развернулся на сто восемьдесят градусов к двери. — Избавься от этого. Приказы не обсуждались. Через секунду детский череп был пробит лезвием с характерным хрустом. Хантер к тому времени уже покинул подвал, параллельно растирая по стекам намеченные мелом буквы: «СХ». От его пальцев остались бело-красные разводы. Ещё свежая кровь смешалась с пылью, осыпаясь на пол.