Доверяйте своим инстинктам. Сердце часто знает, что ум не может объяснить.
В интуицию Густав не верил и верить не хотел. Но тогда почему три ночи подряд он не спал ночами и задыхался, когда просыпался ровно в четыре часа? Иногда в пять. Очередная попытка задремать в незнакомом месте закончилась тем, что Густав увидел перед глазами изуродованную морду. То ли псины, то ли твари похуже. Огромные уши, закрывающие потолок. Две тёмные, с каждой секундой растущие чёрные дыры, расположенные на месте глаз. Тело Густава по старой памяти вспомнило, какого это — отчаянно бояться. Рёбра почти покрылись трещинами от бьющегося сердца. Ещё бы секунда, и Густава бы точно схватил сердечный приступ. Его собственные имя, произнесённое голосом сначала Эмили, потом матерью, стало пробуждать его от кошмара. Резкий вздох раздался в гробовой тишине чужой спальни. Густав медленно поднялся на трясущихся локтях и оглянулся. Он вспомнил, что несколько дней жил вместе с Мин Джуном и Мелоди с Эдгаром. На самом деле Густав почти ничего не помнил. Он чувствовал себя отвратительно и бо́льшую часть времени лежал, подавленный головной болью. На соседней кровати лежал Мин Джун, мирно сопящий под одеялом. Под его рукой лежала книжка, написанная на корейском языке. Густав тихо поднялся, прошёл мимо кровати соседа и вышел в коридор. Как хорошо, что половицы не скрипели и никакие крючки не цепляли одежду. Ведь тогда был бы риск разбудить Эдгара. На кухне Густав застал Мелоди. Она очень аккуратно и бесшумно нарезала на доске киви, иногда вытирая салфеткой трясущиеся пальцы. Заметив Густава, она вздрогнула. — Ты очень тихо ходишь. — И тебе доброе утро. Я наивно надеялся, что буду один, — он сел напротив и стал наблюдать, как напарница делает что-то вроде фруктового салата. — Мне скучно. А ещё мне здесь плохо спится. — Нам тоже. Густав на время замолчал и стал аккуратно тащить кусочки киви и яблока у Мелоди, пока она неодобрительно косилась на его руку. — Густав, не трогай фрукты. — Хочу и трогаю. — Какой ты злой, — пробормотала Мелоди, нахмурив брови. Густава это зрелище позабавило. Напарница, меньше его раза в два, умудрялась так упорно огрызаться. Но на этот раз чуть мягче. Наверное, была благодарна за помощь. Да и Густав, вспоминая её выдержку после травмы, не мог больше испытывать к ней пренебрежение. На других девушек его окружения она была не похожа. — Дай мне яблоко. — Оно мне нужно. — От одной дольки ты не обеднеешь! — Да пошел ты! Знаешь, куда?! — Мелоди говорила громким шёпотом, слегка хихикая над недовольным лицом Густава, который уже начал подниматься за яблоком. — Куда же? — В жопу. — Дура, — Густав таки дотянулся до яблочной дольки, которую быстро забрал и поспешил отодвинуться. Из-за травмы Мелоди не смогла бы даже подбежать к напарнику, так что сурово глядела на него, как будто никого нахальней в жизни не встречала. Густав смотрел на её хмурые брови и прищуренные глаза. Уже без злобы, просто с бытовым раздражением. На лицо напросилась очарованная улыбка. Густав мигом себя одёрнул, поймав эту мысль. — Ты знаешь, что с мистером Фортом сейчас? — вдруг с серьёзностью заговорила Мелоди. Тем временем Густав ходил по кухне, чтобы найти чистый стакан. — Нет. — А я знаю. — Ну и? — он взял стакан и оглянулся на Мелоди. Та стояла, опираясь больной ногой на табуретку, а когда захотела переместиться на диван, потянулась к костылю, который будет её временной опорой. Но, как на зло, тот упал на пол, создав небольшой шум. Густав с Мелоди замерли. Секунды две они прислушивались к звукам в доме и убедились, что никого не разбудили. — Merda... — пробормотала Мелоди. — Я не знаю итальянского, но что-то мне подсказывает... — Густав поднял костыль и подставил его под руку напарнице. — ...что ты сейчас сказала что-то очень грубое. — Твоё чутьё тебя не подводит. Мелоди начала выпрямляться, хотя давалось ей это нелегко. Только ступив с костылём в сторону дивана, она пошатнулась. Густав взял её за плечо. — Я сама. Не немощная. — конечно, Мелоди отпихнула Густава и хотела пройти мимо него, но споткнулась опять. На этот раз она врезалась лбом в плечо Густава. — Ай! Какого чёрта твоё плечо такое твёрдое?! — Вот это предъява... — вздыхая, он снова придержал Мелоди, увеличив дистанцию на полшага. — Может, мне ещё и извиниться? — Желательно. Густав фыркнул. Дойти до дивана Мелоди таки смогла. Она могла бы игнорировать Густава, если бы тот немного не помог ей. — Тебе долго придётся ходить с этими костылями? — Густав сел на некотором расстоянии и услышал, как из коридора раздался стук и лязганье костей. Секундой позже в дверях появился виляющий хвостом Бубик. Пёс от нервов искусал себя, в некоторых местах вырвав комки бурой шерсти. Но от того менее добродушным он не стал. Мелоди улыбнулась до ушей, вытягивая ладони. Бубик поднял ушки и запрыгнул на диван, уткнувшись в колени хозяйки лобиком. Густав некоторое время наблюдал за псом и пытался отодвинуться от него подальше. — Ты всегда так боялся собак? — спросила Мелоди. — Сколько себя помню. — Это с чем-то связано? Или тебя пугает сама перспектива того, что собаки могут кусаться и нападать? Густав задумался на несколько секунд. Он облокотился на спинку дивана. Его плечи немного расправились. Напряжённо сведённые брови расслабились, как и морщинка между ними. — Не помню. Когда я был ребенком, то любил наблюдать за кошками и собаками. Помню, как канючил котёнка целых полгода, пока... — Густав осёкся, ловя себя на то, что заболтался. А Мелоди рядом походила на любопытную лань. Ещё и форма глаз не была слегка округлой, что подкупало некоторой миловидностью. А ведь люди на это ведутся, пока не видят на лице Мелоди лисий оскал в совместимости со злобным хихиканьем. — ...пока тебе не всыпали? — Именно. С тех пор к животным я отношусь равнодушно. Мелоди перестала гладить Бубика, когда тот задремал. Она задумалась, как будто решала, стоит ли пользоваться моментом, чтобы разговорить нелюдимого напарника. — У меня тоже была похожая история. Я спрятала щенка в комнате от родителей. — Они быстро об этом узнали? — Спустя двое суток. Мама услышала в моей комнате скрежет и попросила отца проверить, нет ли там крыс. Но на самом деле это щенок добрался до моих кисточек. Я тогда не очень смыслила в воспитании собак и не запрещала ему брать мои вещи. Конечно, от отца мне здорово досталось, — с лёгкостью закончила Мелоди, махнув рукой. Густаву подумалось, что она не сильно грустит, вспоминая этот момент. Хотя он заметил, что небольшая тоска проявилась через её улыбку. — Что стало с щенком? — Его выгнали на улицу. И всё, — как-то сухо закончила Мелоди. Густав не успел уточнить деталей, когда из комнаты показалась сонная голова Мин Джуна. Без лишних слов он сел на диван, не до конца открыв глаза. Вновь Густав поразился мягкостью и аккуратностью его чёрных волос, хотя Мин Джун наверняка много ворочался во сне. Легко завидовать такой особенности, когда у самого от природы прихотливые волосы. — Иди спи, дурак, — пробормотал Густав, но Мин Джун уже облокотился на его плечо и пробулькал что-то нечленораздельное. — Мне одиноко, — он провёл ладонью по лицу, глубоко зевая. — Это не мои проблемы! Они оба смолкли, когда услышали какие-то звуки из комнаты Эдгара. Скрипнула кровать, а после зашуршали одеяла. Мгновение спустя в коридоре появилась ссутулившаяся фигура с глубоким зеванием в сопровождении. Эдгар локтем упёрся о дверной проём и с явным недовольством уставился прямо на устроившуюся троицу. Не считая Бубика. Тот ни о чём не беспокоился, пока валялся на коленях Мелоди. — У вас очень проблемное трио. Ответа не последовало. — И чё вы сидите? Сделайте мне чайку. Малышка, ты как? — пока Мин Джун пошёл готовить чай, Эдгар погладил Мелоди по голове, как будто та была его младшей сестрёнкой. Бубик, казалось, посмотрел на всё это дело с завистью. Пришлось потрепать между ушами и его. — Нога болит. Но я более чем работоспособна. — Вижу. Всё на месте тебе не сидится. Тихий, слегка хриплый голос Эдгара селил в душе неизвестно откуда взявшуюся надежду и ощущение... Тишины. Как будто все проблемы были заоблачными, скрытыми густым туманом. Густав слушал по-житейски мудрого Эдгара и не замечал, как по-детски склонял голову. Даже речи отца он не впитывал с такой охотой. — Знаете, вы вдвоём похожи. У вас шило в пятой точке. И откуда столько энергии? Нет, я, конечно, тоже активный. В зал хожу, гуляю. Но вы, молодежь, меня переплюнули. Правильно Бенджамин говорит, что с появлением «малышей» в фирме закипела жизнь. Мелоди слегка улыбнулась, не обращая внимания на Мин Джуна с чашкой. Он протянул её Эдгару. Тот кивнул и пересел за стол, делая небольшой глоток. Густав встал с дивана и неловко устроился напротив. Разглядывая Эдгара, ему показалось крайне странным наличие вокруг него такое количество уюта: милые небольшие растения, цветочные занавески, наклейки на стёклах не могли выдать ни убийцы, ни обманщика. Будто всё это было не про него. Про какого-то другого Эдгара, с которым Густав ещё не успел повидаться. Густав не был эмпатом. Эмоции для него сложные, непонятные. Ненужные, одним словом. Чем-то, с чем постоянно нужно разбираться. Но в последнее время другие люди перестали быть в его глазах пустыми куклами. В каждом из них кипела жизнь. В каждом взгляде была боль, отчаяние, радость или детская невинность. — Что ты имел в виду, когда сказал, что в фирме стала кипеть жизнь? — То и имел. До того, как к нам стали попадать молодые люди, всё вокруг было каким-то тленным. Место не для радостей, сам знаешь, фразы про важность «искать радость в мелочах» уже не работают. Но когда кто-то помоложе, повеселее стал разбавлять рутину улыбкой или молодёжной шуткой... Мы стали чувствовать себя живыми, понимаешь? Среди трупов и крови я стал видеть что-то ещё. Жаль, поздновато, — тоскливый взгляд Эдгара сменился улыбкой, чтобы разбавить атмосферу. К тому моменту Густав уже положил голову на стол и смотрел, высоко поднимая взгляд. — Жить никогда не поздно, — зачем-то пробормотал Густав. Только потом он обработал собственные слова, чувствуя, что начинает принимать их слишком близко к сердцу. — Я думаю, это не я заслуживаю эти слова. Точнее, не только я. — Каждый, кто здесь работает. — И ты в том числе, — слегка понизив голос, улыбнулся Эдгар. Густав отвернулся. — Боюсь, я ничего не заслуживаю. Ты слишком плохо меня знаешь, чтобы утверждать такое. — Ты тоже не знаешь меня. Густав приподнялся, устало глядя Эдгару в глаза. Услышанные слова ни капли его не отпугнули. Выбор в пользу Эдгара был уже сделан. И этот выбор был спрятан в машине под чехлом сиденья. Со стороны дивана раздалось тихое сопение. Эдгар хихикнул, поворачивая голову в сторону: на диване лежал Мин Джун с Бубиком под рукой, а на его плече развалилась Мелоди. Её ресницы подрагивали, а губы то приоткрывались, то смыкались. Пришлось приглушить свет, чтобы она успокоилась и заснула.***
Песок поднимался на ветру и крутился в урагане, унося мысли на несколько лет назад. Тяжёлый, не по годам измученный взгляд следил, как лето сменяется опавшими листьями, затем их разносит по улицам метель, которая в последствии тает, питая почву для будущих подснежников. После всего этого снег сходил, и деревья украшала сочного зелёного цвета листва. И так по кругу. Из года в год. Менялся только возраст. Люди видели в природе красоту. Она была так метафорична. Говорят, каждый человек внутренне был одним из времён года. Бенджамин осознавал себя переходным периодом от осени к зиме. Вот он стоял на пороге собственного дома, наблюдая, как кошка Стефани бродит по подоконнику и перепрыгивает на столешницу. Немного пухлая женщина с длинными спутанными волосами нежно взяла её на руки, чтобы покачать, точно младенца. — Бен, возьми маленькую, ей одиноко. А ещё она немного мне мешает. «Бен». Как долго он не слышал этого имени. Женщина села на корточки и протянула мальчику нежную кошку. В Бене она души не чаяла, ластилась и громко мурлыкала. Дом на окраине Темплейта, скрытый от шума и суматохи, запомнился Бенджамину благодаря Стефани. А ещё, копаясь в памяти, он вспоминал, как нашёл эту пушистую вредительницу в воде, когда гулял в гордом одиночестве. Это была морозная осень. Мешок, плывущий по воде небольшой реки извивался и кричал. Бен сразу понял, что в мешке находится котёнок. Забывшись в душераздирающей душевной боли, он бросился в воду, чтобы вытащить несчастную из воды. К его великому счастью, котёнок оказался жив и здоров. Пожалуй, это было одно из самых волнительных и счастливых воспоминаний за его жизнь. Наверное, оно и стало ключом к знакомству его первому, последнему и единственному другу. Ещё студентом Бен потерял родителей. Он до последнего не знал, что за грязный бизнес держала его семья и уж тем более не знал, что в восемнадцать лет отца расстреляют, а мать повесится в тюрьме. Тогда Бенджамин поклялся, что никогда не присоединится к криминалу. А потом настали тяжёлые времена. Денег не было ни на еду, ни на учебу, а в дверь через день долбились коллекторы. Как бы Бен ни пытался, он не мог обозлиться на свою жизнь. Несмотря на тяжесть учебной нагрузки, работы, серии неудач, его взгляд не терял нежность и любовь при виде первого снега или прорезающихся сквозь тучи лучи. Университет Темплейта возрождал в нём желание двигаться вперёд, даже когда нога начинала ступать на кривую дорожку. В этот период он и познакомился с тихим парнишкой по имени Сон Хоун. Милый юноша невысокого роста, с чёрными глазами и такими же длинными чёрными волосами отбивался от уличных хулиганов и скрывал что-то под курткой. Конечно, Бен не мог оставить избитого и вскрикивающего бедолагу одного. Тогда он впервые увидел в чьих-то глазах благодарность. До этого взгляд «тихони» был наполнен нечеловеческой злобой на весь мир. Сон Хоун признавался как-то, что мечтает избавиться от людей, потому что в них нет ничего святого. Бен всегда верил, что дружба поможет ему вернуть сердечность. Но, кажется, любви Сон Хоуну было не занимать после того, как он отбил крохотного котёнка у хулиганов. — Они утопили остальных! Так нельзя! Они же тоже живые! — надрываясь, кричал он, прижимая задыхающийся, белый комочек к своей вздрагивающей груди. Такого искреннего детского взгляда, полного боли и разочарования Бен не видел никогда в жизни, когда котёнок всё-таки погиб. С этой ужасной трагедии началась крепкая дружба, где не было места кому-то ещё. Бен узнал о том, что Сон Хоун, оказывается, тоже сирота. Может, поэтому он с таким трепетом относился к брошенным животным, стараясь помочь каждому. Носил и выхаживал котят и щенят в общежитие, а пару раз даже поднимал с земли птичек и помогал им оправиться в своей комнате. Этот парень был способен вдохнуть жизнь туда, где всё умирало. Крупицей за крупицей. Всё изменилось, когда жизнь занесла товарищей в Кларк-Гост. Единственный исторически сохранившийся город со своей архитектурой. Говорят, это одно из немногих мест, где никогда не горел огонь войны. Вот только от этого факта теплее в нем не становилось....
Если бы Бенджамин знал, что этот монстр однажды назовётся Хантером, никогда не взял бы его под свою ответственность.
Почему Хантером? Потому что настоящее имя использовать было опасно. Его могли найти. Бездушные глаза, сверкающие когда-то давно ярким пламенем, были покрыты инеем. Высокий хвост развивал ветер, пытаясь утянуть туда же, куда и пыль, щебёнку, песок и крики. Мистер Форт закрывал собой Жужу, что тихо кашляла в избитые ладони. Каждый раз крови с её губ срывалось всё больше. Она не решалась поднять головы, зная, что сейчас наверняка решается чья-то судьба. — Опусти пистолет. Бенджамин не слышал, что адресованное обращено к нему из-за воющего ветра. Очки загрязнились так, что сквозь них невозможно было что-то разглядеть. — Бенджамин! — громогласный вопль заставил стоящих рядом вздрогнуть. Жужа сжала рукав мистера Форта сильнее. — Только после тебя, — прошипел он, выпрямляясь. — Сон Хоун. — Не называй меня так, — помимо поддельной уверенности в глазах Хантера блеснули мстительные искры. — Или что? Застрелишь меня? Ты бы уже это сделал. Нет, тебе нужно что-то другое. Отпусти мою сотрудницу и я выслушаю. — Тебе не плевать на них? Это же подчинённые. Расходный материал. Мусор. — Это ты мусор, — Бенджамин выстрелил в стену рядом с Хантером и заставил его замолчать. Жужа смогла нырнуть в укрытие. — А это — живые люди. Они всего этого не заслужили. — Забавно слышать это от тебя, — гадкая улыбка вернулась на его губы. — Это ты породил то, что стоит перед тобой. Если бы не ты, всё сложилось бы иначе. Ты — предатель! — И что из этого следует? — маска беспощадного владельца фирмы вернулась на лицо Форта, когда он озлобленно уставился в бездну глаз Хантера, всё ещё целясь ему в лоб. — Что ты хочешь этим сказать? — Хочу сказать, что ты вышел сухим из воды. А я — нет! — Разве это моя проблема? Пушистая кошка встала рядом с хозяином, боязливо выгибая спину. Хантер ошеломлённо вскинул брови. Оружие в его руках дрогнуло, но только на секунду. — Это не твоя проблема. Но это твоя вина. Я не дам тебе об этом забыть. И я не дам тебе так легко умереть от выстрела. Слишком безболезненно. Фу, унизительно, я способен на большее. — прямо мимо них пронёсся на высокой скорости грузовик. Хантер едва ли обратил на него внимание, нажимая на курок. Бенджамин упал, схватившись за плечо. Пистолет выпал из рук и покатился в сторону. Ноги Хантера появились сквозь туман пыли. Он подошёл почти вплотную к Бенджамину и встретился с ним взглядом. — Вы все думаете, что я самый плохой. Иду по головам, истребляю ненужных тварей, предавших моё дело, голыми руками. Конечно, глядя на меня, все только и видят монстра, — с тихой, накопившейся многими годами яростью шипел Хантер, наклоняясь над Бенджамином. — О, как удобно. Действительно, я — самый примитивный злодей, которого ты можешь представить. Вот только вы все ошибаетесь. Знаешь, кто здесь настоящий монстр? Хантер поднял пистолет снова и указал им на Бенджамина. — Это ты. Разве мы с тобой делаем не одно и то же? Ты так же безжалостно истребляешь людей и топишь их в собственных бедах, как бездомных кошек. Пользуешься тем, в каком положении они оказались. Даёшь им надежду и используешь, как марионеток, крутя их, как того требует твоя воля. И кто теперь из нас плохой, Бен? Кто? До сих пор я? Я хотя бы не притворяюсь. Бенджамин молчал, борясь с конвульсиями. Боль была адская. Он едва ли различал речь Хантера, слушая пожарную сигнализацию. — Если твоей сказочке нужен злодей, то я им стану, — Хантер выпрямился и прошёл мимо Бенджамина, отдав кому-то приказ не корейском. — Только знай, что не одному мне удалось сбежать. Твоя карма наступает тебе на пятки. — И кого же она настигнет раньше? — выдавил из себя Бенджамин. — Ведь злодей должен быть только один. Что-то в здании взорвалось. Машина Хантера с кем-то ещё на заднем сиденье тронулась. Как будто он хотел проверить, сможет ли Форт выжить в окружении дыма и истекая при этом кровью в полном одиночестве. Точнее, думал, что тот был один. Может, снисходительность Бенджамина и спасла его от мучительной смерти, потому как последнее, что он увидел перед тем, как закрыть глаза — это Жужа и несколько санитаров.***
Наконец-то родные проспекты появились за окном авто. Густав подвозил Мин Джуна до его дома, пока тот немного нервно сидел на соседнем сиденье. — Всё в порядке? Ты такой бледный. — После такого стресса я ни разу не смог нормально поспать. Чувствую себя так, будто меня били без остановки несколько часов. Ещё и жарко так. Густав посмотрел на него краем глаза, вздохнул и остановил машину, чтобы купить воды. А когда вернулся, обнаружил товарища спящим. Он почти не реагировал, когда его звали и особо не смотрел на Густава, пряча глаза. Добиваться ответа не было смысла. Мин Джун оживился, когда попал домой. — Зайди ко мне вечером, пожалуйста. Мне не очень хочется сидеть в одиночестве. — Конечно. Как хочешь. Густав воспринял эту просьбу с воодушевлением, так что уже более спокойный отправился по своим делам. Домой он не особо торопился. Сначала заехал в школу, чтобы поговорить с учителем Эмили, потом заскочил в супермаркет и почти забыл, что живёт уже не один. Заходя в квартиру, Густав всем телом дёрнулся, когда Самаэль явился в дверях. Он был немного растрёпанным, а на щеке красовалась маленькая ссадина. — С возвращением! Где ты был? Дядя сказал, что ты угодил в больницу... Следом появились Долорес и Эмили. Улыбчивые, они подошли к Густаву, но обнять его так и не решились, помня о его нетактильности. — Приболел. Я в порядке. Что девочки тут делают? Отец разрешил? — строгий взгляд опустился вниз. — Мы отпросились. Он был так занят, что особо не протестовал, чтобы мы зашли к тебе, — пояснила Долорес. — Вы хмурые. Опять получили? — Густав прошёл на кухню, борясь с усталостью. Эмили подала ему свежий чай. — Он весь в работе. Постоянно кричит. — А мама как? — Не выходит из комнаты... У Густава по спине пробежал холод. Кассандра всегда получала больше всех. Привыкла терпеть и молчать. Даже ледяное сердце Густава содрогалось от воображений того, в каком она сейчас состоянии. Но эмоций он не показал, замечая всеобщее напряжение. Он старший и должен показывать пример. Вот только какой? — Я разберусь. Сделайте свои лица проще. Эмили, я поговорил сегодня с твоим учителем по поводу твоих одноклассников. Он пообещал принять меры. Самаэль, сходи за своими документами, нужно будет отвезти их в университет. Ты готов ко вступительным экзаменам? — Готов, —уУлыбнулся Самаэль, тут же удаляясь в комнату. Эмили засияла, как яркая звёздочка. Даже Долорес слегка расслабилась, расправляя худенькие плечи. Густав заметил, что она совсем без аппетита смотрела на еду и нехотя пила чай. — Приболела? — Нет. — Я вижу, что ты плохо себя чувствуешь. — Тебе просто так кажется. — Я могу чем-то помочь? Долорес пока не отвечала, уныло вздыхая. Густав чувствовал себя ничтожно, понимая, что даже не может ничем помочь, пока что-то происходило у него прямо под носом. — Отвези меня в гости к Бетти, пожалуйста... — Но ты ведь знаешь правила. Вам нельзя ходить в гости к другим детям. — Пожалуйста, Густав! Я что угодно сделаю! — взмолилась Долорес. — Она моя единственная подруга. Когда я с ней общаюсь, я хотя бы забываю о том, что происходит у нас дома. Отец бесконечно орёт, бьёт нас и не даёт вздохнуть без его разрешения. Ты ведь меня понимаешь, как никто другой. Густав... Раздался тягостный вздох. Густав чувствовал, что добром это не кончится. Отец ненавидел друзей своих детей на протяжении всей жизни. Наличие различных компаний приходилось скрывать. — Ладно, Лоли. Но я заберу тебя в шесть. Скажем, что была у меня. Не вздумай проболтаться. Даже маме. Самаэль принёс свои документы. Густав махнул рукой сестре, призывая её сесть в машину. До университета дорога была тихой и молчаливой. Сегодня должна быть пересдача. Но Густав прошёл мимо аудитории и зашёл в деканат. Сначала выложил документы Самаэля, а потом собственное заявление на академический год. Лицо директора и декана вытянулось в ту же секунду. Попытки отговорить Густава вызвали в нём только злость и желание послать их всех матом так далеко, как их смогут унести ноги. Как же приятно было проходить мимо мерзких преподавателей с ощущением, что сюда Густав больше не вернётся. Академический год не был отчислением, но почему-то теперь возвращаться в университет студентом совершенно не хотелось. С чувством избавления от груза Густав отвёз сестру к подруге. Он специально задержался, чтобы убедиться, что сестра действительно приехала к девочке. На пороге появилась рыжая Бетти с пышными кудряшками. Она крепко обняла Долорес и потянула её в дом, щебеча о чём-то без остановки. Густав внутренне выдохнул. На одну проблему меньше. Если бы Долорес действительно водилась с мальчиком, у неё было бы намного больше проблем. Правда, до конца расслабиться Густав не мог. Сначала бесцельно катался по городу, потом сидел на пустой стоянке. Все попытки отыскать корень своего переживания заканчивались одинаково. Густав махнул рукой на это дело. К дому Бетти он подъехал немного раньше и успел заметить, с какой лучезарной улыбкой выходит оттуда Долорес. Никогда дома она так не радовалась. Почти как ребёнок. Она ведь и была ребёнком. Почему же свойственная детям радость была на ней такой неестественной?***
— Явились, — недовольство отца ощущалось даже сквозь дверь его кабинета. Долорес тут же помрачнела и приняла привычный образ равнодушия. Чарльз появился в коридоре мрачнее тучи. Пока он ругал за очередную мелочь Долорес, Густав воспользовался возможностью, чтобы зайти в его кабинет и аккуратно осмотреться. Он всё ещё не оставлял своей идеи о том, что дневники Итана были где-то тут. К отцу не было доверия. Густав прекрасно знал и видел, когда он лгал. Рука потянулась сначала к ящику, но кроме папок и компромата там ничего не было. Из кухни стали слышаться какие-то ругательства. Густава это не обрадовало, зато он нашёл неоспоримый плюс: у него было время. Шкаф и тумба тоже оказались пусты. Густав уже решил, что ничего не найдёт, как вдруг дно самого последнего ящика неожиданно двинулось. Он должен был быть закрыт. Из замочной скважины торчал ключ, но сам ящик был приоткрыт, как будто отец отвлёкся и попросту об этом забыл. Из столовой доносился крик отца и звук разбитой посуды. Густав даже бровью не повёл, приподнимая двойное дно. Сердце пропустило удар. Лёгкие сжались. Густав хлопал глазами, смахивая с жёлтой тетради пыль. Посередине было выведено до боли знакомыми буквами: «Трепет. Век покорности и страха». Руки Густава затряслись, когда он начал листать хаотично расписанные страницы, отделённые от обложки. Всё это резко выпало из рук, когда первый этаж пронзил женский крик. Густав вскинул голову. Кассандра. По внутренностям прополз ужас. Густав нервно собирал перемешавшиеся листы и судорожно спрятал всё это в сумку, выбегая в коридор. По пути он ударился раза два или три, но не успел даже подумать об этом, когда оказался в коридоре. Наверное, маленький мальчик в нём будет до конца жизни кричать и истерить от одной и той же картины, которая не меняется от ребёнка к ребёнку. Кассандра закрывала собой рыдающую Долорес, стоя перед мужем. На секунду могло показаться, что она выглядела отважной и бесстрашной. Лицо едва ли выражало звериный страх. Но Густав знал, что внутри её трясет от разъярённого облика Чарльза. Ни один монстр рядом не стоял с этим чудовищным образом. Даже сильная пощечина не заставила Кассандру отступить. Долорес вскрикнула, прижимаясь к рукаву матери, словно брошенный котёнок. Густав успел удержать Эмили, которая хотела броситься вперёд. Как будто она могла помешать отцу снова и снова орать на жену. Густав даже не знал, что за повод побудил его снова поднять на супругу руку. Разбираться не было времени. Последнее, что ему удалось услышать перед тем, как перегородить отцу путь к матери, было: — Наша дочь водится с девками, а ты считаешь это нормальным? Ты хочешь, чтобы она стала отбросом общества? Что скажут люди?! Что она ненормальная?! Они будут правы! Открой глаза на правду, Кассандра! Чарльз резко замолчал, когда вместо всхлипывающей от кровоточащего носа жены перед ним возник сын. Уже нагнавший его по росту, получившийся достаточно крепкий. Такой юноша точно сможет дать отпор. — Воспитал, — прошипел Чарльз, глядя Густаву в глаза. Спусковой крючок был отпущен. Не было обратного отсчёта. Густав сорвался, позволяя своей вековой обиде обрести голос. — Его смерть развязала тебе руки? Теперь считаешь, что имеешь право распускать руки? — Заткнись, сопляк. С тобой будет отдельный разговор за свою самодеятельность. Отдыхать вздумал?! Устал?! Кто дал тебе право брать академический год?! — сразу после этой фразы последовал удар. Густав пошатнулся, хватаясь за челюсть. Кассандра шагнула вперёд, но остановилась от резко вытянутой руки. — Мам, идите в комнату. Я разберусь, — прошептал Густав, умоляюще оборачиваясь на мать и сестёр. Он был безумно благодарен за то, что они прислушались к нему. Потому что когда столовая опустела, Густав упал от очередного удара. Сумка выпала из рук, но благо, не раскрылась. Защищаться было бесполезно, ещё и опасно. Густав стискивал зубы и надеялся, что удары прекратятся. Дважды он почувствовал, что ему прилетело по голове. Именно в этот момент сознание его покинуло. Звон в ушах. Ужасная боль. Сожаление, сожаление... Зачем же он полез? Несмолкающие звуки начали исчезать только после того, как к голове приложили что-то холодное. Сначала Густав решил, что это лёд, но открыв глаза и увидев перед собой заплаканное лицо матери, он понял, что лоб гладили её руки. — У тебя такие холодные руки. Кассандра неожиданно обняла его, всхлипывая снова и снова. Густав так ярко почувствовал отвращение к себе. Если бы не работа, он обнимал бы маму намного чаще. — Густав, сынок, — ласково прошептала Кассандра, приглаживая хаотичные кудряшки. — Не влезай. Послушай маму. Я так боюсь за тебя, сынок. Я не хочу потерять ещё и тебя. Ты и вообразить не можешь, как страшно матери переживать потерю ребёнка... Густав молча обнял её в ответ, через силу приподнимаясь. Как же стало страшно в этот момент умереть. Как стало стыдно от мыслей оборвать собственную жизнь. — Всё хорошо, мам, — стараясь держать голос ровным, проговорил Густав. Он с ужасом заметил, как сильно похудела Кассандра. Его пробила ненависть к отцу за то, что тот довёл её до такого состояния. — Почему он ругался? Он поймал себя на том, как сильно смягчил голос. Густав ненавидел говорить ласково и делать это не любил. Но сейчас это происходило непроизвольно. — Из-за Лоли. И её подруги, — Кассандра тряслась от страха, когда сын помогал ей встать с пола и не запутаться при этом в юбке. Густав посадил её в кресло и подал ватку с пластырем. Его мучила совесть. Словно он мог это предотвратить. Глядя на замученную мать, Густав дал себе клятву, что лучше проткнёт себе сонную артерию или захлебнётся ядом, чем будет таким мужем, как его отец. — А что с ней? — Твой отец думает, что она... — Кассандра ойкнула, когда Густав начал аккуратно стирать с её носа кровь. — ...по девочкам. — Почему? Они же просто дружат. — Вот и я ему о том же. Я знаю Бетти. Она прекрасная девочка. Да, не из такой семьи, как наша. Но она самое настоящее солнышко. Лоли так улыбается, когда говорит о ней. Густав приклеил пластырь на ссадину и встал, засуетившись. Он сделал чай, добавил пару капель успокоительного и подал его матери. — Мам, я что-нибудь придумаю. Я всё решу. Буду разговаривать с ним, пока он не даст вам спокойной жизни. — Ты сам весь в делах, куда тебе ещё и отца переучивать? Как голова? — Кассандра коснулась горячего лба Густава, но он мягко отстранился. Даже от такого невесомого касания голову пробивали электрические разряды. — Не сахарный, не растаю, — Густав непроизвольно улыбнулся, сжимая руку матери. Она облегчённо вздохнула и на её глазах снова заблестели слёзы, когда она всмотрелась в лицо сына. — Ты стал так на него похож... — Кассандра мягко погладила сбитые костяшки Густава. Сейчас она смотрела на него так, будто в эти короткие мгновения снова увидела Итана.***
Густав уже на час опаздывал к Мин Джуну, поэтому был слегка на нервах. Голова после удара сильно болела. Эмоции после всплеска были наготове, чтобы стать нервным срывом. Возможности отдохнуть просто-напросто не представлялось. Надежда была только на Мин Джуна. В дверь Густав стучал уже из последних сил. Энергии не хватало даже на такое элементарное действие. — Ты задержался. А что с лицом? — Мин Джун был хмурым. Он впустил Густава в дом и наблюдал за ним на расстоянии, будто боялся подступиться. — Долгая история. — Сейчас расскажешь. Пошли на кухню. — Ну вообще-то я не горел желанием жаловаться, — Густав уже расслабился, расправляя плечи. Он сел за стол и заправил волосы назад. — Лучше ты расскажи, зачем ты меня позвал... Густав замолчал. Мин Джун сидел напротив него напуганный и одновременно злой. В одной руке он держал папку со своим именем, а в другой — пистолет, дуло которого смотрело вперёд. Гладкий корпус слегка блестел от света люстры, вселяя нечеловеческий ужас. — Откуда у тебя пропавшая папка из кабинета Бенджамина? Густав тут же изменился в лице, бледнея. Язык заплетался. Мысли судорожно метались туда-сюда. Прокололся. Сдал себя. — Ты не говорил, что ты из Северной Кореи. Как ты вообще... — А ты не говорил, что ты предатель! — Мин Джун вскочил, поудобнее взяв пистолет. Густав понял, что он в ловушке. Правда наступала ему на пятки с тех самых пор, как он сюда пришёл. А теперь пришло время о ней поведать.Кто-то ум ищет, кто-то отвагу, кто-то в сердце чужом ищет пламя Кто-то в бешеной гонке за правду ищет судорожно своды правил Но когда-нибудь всё станет пылью, и покажется, будто всё замерло
Где-то бабочка сделает крыльями взмах, и сансара запустится заново.