Князь и конюх

      Казалось, будто бы все звуки, цвета и запахи остались там, за границей из колючего кустарника.       Страх сжимал сердце Андрея ледяными когтями, смертельный ужас овладел всем его существом. Вроде бы в этом же лесу он был всего несколько дней назад, вроде бы в этом же самом месте в него входил, скрываясь от взглядов Сашки с Поручиком, будто бы вот только вчера ничего страшнее, чем тёмный, незнакомый лес, для него не было — кроме, разве что, быстрой и бурной реки.       Сейчас же и без того пугавший его лес стал ещё более опасным и жутким. Каждый шаг, сопровождавшийся хрустом сухих веток под ногами, ощущался последним, птицы, когда-то певшие светлые и звонкие трели, облепили деревья, будто диковинные фрукты, и глаза их недобро светились призрачным зеленоватым светом. Андрей был уверен, что вот-вот они сорвутся с ветвей и набросятся на него, раздирая на части зазубренными когтями и выклёвывая его глаза своими острыми, грязными клювами.       Когда Андрей пригляделся, то понял, что среди этих птиц не было ни одной пеночки или горихвостки. На ветвях сидели призрачные вороны — опасные, злобные птицы, чьё карканье никогда не сулило ничего хорошего ни в городе, ни, тем более, в деревне. Особенно, как ему теперь казалось, в купальскую ночь.       Купальскую ли?..       Только сейчас стало понятно, что именно так сильно напугало его в первые же мгновения. Ничто вокруг не было похоже на то, что на земле царит середина лета, самая жаркая и благодатная пора. Под ногами похрустывали не ветки, а изморозь бледного желтовато-зелёного цвета, воздух из раскалённо-дрожащего превратился в холодный и кусачий, словно после лета моментально наступила зима.       "Словно бы появление Агаты с её магией Севера сказалось и на здешних духах!"       Стиснув зубы, Андрей уверенно двинулся вперёд, провожаемый жуткими пристальными взглядами воронов, будто бы знавших что-то, чего не знает никто.       Возможно, подумалось ему, они знают и о том, что в конце пути он не найдёт Мишу. Или найдёт, но будет уже поздно. Или сам умрёт, сгинет в лесной чаще, и даже бешеный пёс не найдёт его тела. Или...       — Опять задумался, княжонок?       Голос из ниоткуда заставил его вздрогнуть: слишком живы были ощущения от грязной тряпки во рту и болезненных тычков под рёбра после того, как его в последний раз так окрикивали из ниоткуда. Возможно, на этом же самом месте... Впрочем, определить это было довольно сложно, потому что лес, кажется, менялся на глазах. Андрей готов был поклясться, что только что куста справа от него не было, а холмик, поросший травой, будто бы прямо из-под его носа переполз от одного дерева к другому, как если бы он был не просто куском земли, а вполне себе живым существом.       — Кто здесь? — он мог лишь надеяться, что его голос не срывается и не дрожит панически.       — Ты не узнаёшь меня? Неужто так быстро позабыл того, кого убил своими руками? А ещё Горшенёвым прикидывался...       На этот раз голос прозвучал чётко из-за спины. С замирающим сердцем Андрей медленно обернулся, осознавая в ужасе, кого вот-вот увидит.       Охотник был первым и единственным, кого Князев убил в своей жизни, за исключением комаров, мух и зайца на своей первой охоте, — больше он с отцом не ездил, и его породистых гончих терпеть не мог, — и ощущение пронзаемой лезвием живой плоти преследовало его постоянно. Даже подташнивало слегка при мысли о том, что он вот так легко отобрал чью-то жизнь, и чувство вины овладевало им во снах, напоминая о том, что когда-то и его отец вот так же впервые кого-то убил... А потом, кажется, ему понравилось держать чужие судьбы в своих руках.       Себастьян выступил из-за дерева, холодно улыбающийся и будто бы совершенно не изменившийся.       Полная луна заливала лес мертвенно-бледным сиянием, но Охотник, казалось, старался держаться в тени, переходя от одного дерева к другому и избегая лунных лучей, точно они способны причинить ему вред. Андрей невольно отступил от ближайших стволов, не выпуская Охотника из поля зрения, и, косясь то в одну, то в другую сторону, начал понемногу отходить назад всё дальше и дальше, туда, где, как ему показалось, была небольшая поляна, где ничто не мешало бы лунному свету, — пусть даже тот и казался сейчас не ласковым, молочно-белым, а липким и мерзким, словно раздавленный таракан, — уберечь его.       — Что ты здесь делаешь?       — Как невежливо! — расхохотался Себастьян. — Вообще-то, я пришёл тебя поблагодарить! Видишь ли, на мою семью было наложено проклятие, все мы были обречены страдать, и только смерть могла бы искупить нашу вину. Своей жене я помог спастись, но вот себя убить, или сына... Я не смог. А ты...       — Они страдали из-за тебя, — рыкнул Князев, отступая всё дальше и дальше под лунный свет, пока, наконец, не почувствовал, что тот облил его с ног до головы, словно бы он был гусеницей, сплетающей себе липкий кокон, который защитит её во время превращения в бабочку. — Твоя смерть освободила Поручика от постоянного страха и ненависти к самому себе. А Мария умерла, потому что ты был упрямым козлом!       Охотник взревел, словно раненый зверь, будто слова попали в самое сердце, подобно острому клинку, и Андрей невольно порадовался тому, что смог его задеть, но всё же было в этом рёве что-то, что ему показалось подозрительным. То ли то, что выглядело это слишком наигранным, театральным, то ли то, что именно такой реакции Князев и ожидал, то ли...       То ли то, что Себастьян тут же расхохотался, останавливаясь на границе лунного света.       — Неужели ты думал, княжеский сынок, что твои слова хоть что-то для меня значат? — протянул он, довольно улыбаясь, видимо, хотя улыбка эта была больше похожа на оскал. — Маленький, глупый княжонок! Видишь ли, у нас с тобой много общего, гораздо больше, чем ты сам думаешь: мы оба видим выход лишь в смерти. Если бы мой сын принёс мне сокровище старика Горшенёва, я бы его отпустил, и никому не пришлось бы умирать. А если бы моя жена не была столь упёртой дурой, то и она бы выжила! И, поверь, если бы ты не сунулся этой ночью в мой лес, то не попал бы в мою ловушку.       Князев огляделся, но никакой ловушки не увидел: что, впрочем, совершенно ни о чём не говорило. Он не исключал, что человек, заявляющий, что охотится, в том числе, и на впечатления, может подготовить что-то, что не под силу увидеть ни человеку, ни зверю — да и никто, пожалуй, находясь в здравом уме и трезвой памяти, хотя бы раз встретившись с Охотником, не стал бы его недооценивать.       И будто бы впервые за всё то время, что он брёл по лесу в попытке найти хоть какую-то тропу, Андрею стало по-настоящему страшно. Не за себя, нет, — себя он не жалел, а только надеялся не умереть бесцельно, — ужас охватил его при мысли, что, если затея Охотника увенчается успехом, Мише некому будет помочь, и он будет вынужден столкнуться со всеми опасностями этого леса в одиночку, не рассчитывая на верное плечо.       Нет, такого Андрей себе позволить не мог.       — Почему бы тебе не сразиться со мной напрямую, — выдохнул он, стараясь унять дрожь в коленях. — Не используя никаких ловушек, хитростей и уловок. Убей меня своими руками, и будешь отомщён. Так будет честно.       — О какой чести может говорить тот, кто нанёс мне удар со спины? — Андрею показалось, будто бы сама земля содрогнулась от хохота Охотника. — К тому же, мести я не жажду. Я достаточно уверен в себе для того, чтобы позволить хоть раз опуститься на столь примитивный уровень. Видишь ли, моя месть сама тебя найдёт, рано или поздно, ведь, убив меня, ты принял на себя моё проклятие. Твои близкие будут страдать, и ты будешь тому виной.       По спине пробежал холодок. Ничего хорошего эти слова не обещали, пусть даже и могли показаться банальным запугиванием для того, чтобы хоть как-то отомстить Андрею.       — Ты просто призрак, пытающийся побольнее уколоть. Я не боюсь тебя и твоих речей, какими бы грозными они ни были.       Под ногой хрустнула веточка. Вздрогнув от внезапного звука, Князев всего на секунду, кажется, отвлёкся от недобро ухмыляющегося Себастьяна.       Всего какая-то секунда — но явившемуся из ниоткуда зверю этого хватило.       Гигантские, в пядь длиной, когти вспороли кожу на плече, в нос ударило смрадным дыханием, когда тварь, отдалённо похожая на бурого медведя, только раза в два больше, зарычала прямо ему в лицо, сбив с ног на холодную, мокрую грязь, которая будто сама стремилась облепить собой его руки и ноги, не позволяя отбиваться или подняться на ноги.       Время будто бы замедляется, когда в жутких чёрных провалах на тех местах, где должны быть глаза, он видит едва заметные искры чистой ненависти. Медведь — про себя Андрей всё же предположил, что это чудовище, всё же, именно гигантский медведь, а не кто-то ещё, — снова заревел, от гнилостного запаха из пасти буквально закружилась голова, и только усилием воли Князев смог удержаться в сознании. Точно довольный произведённым эффектом, зверь отступил, поднимаясь на задние лапы и размахивая передними в воздухе, словно бы позволяя Андрею в полной мере прочувствовать его размеры и величие.       Эта тварь явно была не из их мира. Огромное медвежье тело лишь на первый взгляд было полностью покрыто бурой, свалявшейся шерстью: сейчас, когда его живот оказался открыт, Князев смог разглядеть огромные рваные раны и кости, торчащие из них уродливыми белёсо-желтоватыми остовами. Кое-где не хватало плоти, и можно было увидеть, как шевелятся внутри гигантского зверя его внутренности, от чего Андрея тут же затошнило.       "Как он может всё ещё быть жив с такими травмами?! Он же разлагается заживо!"       Единственным желанием, охватывавшим всё тело Андрея, было желание убежать, спрятаться в самом дальнем уголке этого мира и никогда больше не видеть ни этого медведя, ни кого бы то ни было ещё. Тот, кажется, почувствовал это: по крайней мере, мгновение спустя зверь стал, кажется, ещё больше, а когда он вновь опустился на все четыре лапы, то новый след с лёгкостью перекрыл один из старых.       "Так не честно!" — взвыл про себя Князев. — "Мне никак с ним не справиться!"                                                                         ...никак не справиться...                                                                                                 ...беги отсюда, княжич...                                                             ...он сильнее тебя...       "Что это? Откуда эти голоса?!"       — Это души тех, кто умер в купальскую ночь, — прогремел над его головой чей-то рычащий голос. Зловоние снова окутало Андрея, всё потемнело, и, даже не поднимая головы, он сообразил, что над ним навис медведь-монстр. И он... говорил?.. — Ты тоже их слышишь? Любопытно... Послушай их, глупый княжонок. Беги отсюда, и никогда не возвращайся.       "Княжонок?"       Слишком уж знакомым голосом, пусть даже и искажённым медвежьей глоткой, это было сказано. Только один человек называл его княжонком — и этот человек исчез в тот самый момент, когда появился медведь.       Страх перед зверем рассеялся в тот же миг, как Андрей, решившийся, всё же, взглянуть на него прямо, разглядел воткнутый в его шею откуда-то сзади крошечный ножичек, который, кажется, мог бы ранить только муравья. Однако он держался в плоти медведя, явно причиняя ему неудобство: тот то и дело пытался выцарапать его своей гигантской лапой. И Андрей слишком хорошо помнил этот проклятый ножик и того, кого им убил.       "Он загнал меня в ловушку луны, чтобы обернуться медведем!"                                                                                           ...таись!...                                     ...беги!...                                                                   ...исчезни!...                                                                                                                                                       ...уцелей!...                                           ...спасайся!...                                                                               ...иди обратно, княжич!...       "Нет", — рыкнул про себя Князев, сжимая кулаки. Пальцы его, только что зачёрпывавшие липкую грязь, вдруг ощутили железную рукоять меча. — "Если ты, тварь, этого хочешь, то я никогда не поверну назад."