Не смей меня спасать

Всю прошлую ночь Анна не спала: ей было тревожно, тревога стучалась во все двери, которые были заперты до этих пор у нее в голове. После такого детства и после бывшего молодого человека, который, помимо избиения, лишил ее ребенка на первом месяце, она зареклась, что нет больше места любви в ее жизни. Слово «мужчина» Анна воспринимала наряду с такими ужасными словами, как: «педофил», «маньяк», «монстр», «детоубийца». Она влюбилась в Дина. Безвозвратно, со всем этим трепетом, со всеми этими эмоциями, которые внушали ей страх до такой степени, что в жаркий летний денек, на рассвете, она, сидя на кухне и покуривая сигареты Дина (хотя она не курит), дрожала, будто на улице холодный ноябрь, зной и до мурашек пробирающая пурга. Сидела в длинной рубашке, прикрывающая ягодицы. На ней была рубашка Дина, пахнущая им. В болотно-коричневую клетку. Запах Дина, которым пропиталась рубашка, зарождал в ней тревогу и Анна сняла ее, оставшись в одном нижнем белье. Рассвет за окном превращался в утро, и каждая минута до пробуждения Дина отзывалась в груди неприятным таким чувством, как если бы грудная клетка имела нервные окончания, и кто-то бы пальчиками стал ее нежно щекотать. Почувствовав, как глаза под веками задвигались, девушка открыла глаза, увидев перед собой сахарницу, чашку кофе и свою собственную руку, на которой уснула под натиском напавшей на нее усталости. Организм вымотался во время интима с Дином, а окончательно сдался из-за нервов. Анна отлипает щеку от предплечья и, проморгав, видит перед собой Дина, содрогаясь, как если бы увидела перед собой дуло снайперской винтовки. Он попивал кофе. Был полон сил, свеж и готовый идти на тяжелую работу, где помогает машинкам чувствовать себя лучше, а их хозяевам — стать беднее. — Страшный сон? — впервые голос Дина звучал так мягко. Конечно, ему было далеко до слова «мягко», но от Дина слышать даже такое странно. «Страшный сон», — проскиталось в ее голове, звуча снова, снова и снова. Но самым страшным были только ее чувства к Дину. Которые, надеялась она, были у него не взаимными. Она была готова заплатить ему, только бы он сказал ей, что это был просто секс, они просто переспали. Не более. — Сон был великолепен, — сказала Анна, собирая по кусочкам снившийся ей сон, где она летала между розовых облаков, так далеко от людей и боли, которую они так часто доставляют. С детства Анна завидовала птицам. — Прямо, как ты вчера, — проговорил Дин, подмигнув девушке. — Правда. Девушка потерла ладонями лицо, и на ее лице появилась двузначная улыбка. — Дин! — изрекла она, измученно на него глядя. Увлажнила нижнюю губу языком. — Замолчи. Не надо этого. — Я не в этом смысле… — Дин скромно усмехнулся, достав сигарету из пачки. — Вчерашняя ночь была для меня не просто сексом. Веришь или нет, но я, кажется, к тебе начал чув… — Хватит! — пока Дин не успел убить ее своими словами, девушка вскинула руки, словно увидела на столе крысу. На ее запястье показались глубокие вертикальные шрамы. Не успев Дин этому изумиться, как начал замечать почти по всему ее телу линии: одни маленькие, почти незаметные, другие подлиннее и заметнее. Дин разбирался в шрамах и был убежден, что они не от ножа или чего-то подобного ножу. Ходя по кухне с угрюмым выражением лица, Анна накинула на себя рубашку Дина и снова почувствовала его запах тела — тревожный и пугающий. Но на этот раз это мало ее смущало, главное было прикрыть тело, чтобы не глазел Дин, у которого меж пальцем почти дотлела сигарета, которой он всего дважды втянулся от удивления. — Что с тобой? — прищурился, и злой, привычный взгляд Дина вернулся на место. — И я сейчас не о шрамах по всему твоему телу. — Дин, это не твое дело. — А после вчерашнего, я думаю, что мое теперь тоже. И я не о сексе, черт возьми! Забудь о сексе, как будто бы его не было. Мне не важен был секс! — Я ничего не говорила об этом. Ты сам выдумал себе что-то и теперь в это веришь, как мальчишка, — говоря это, сердце в груди, кажется, чуть было не разорвалось. Травмы из детства оказались сильнее чувств к Дину. Она видела в нем искреннего, разбитого и доброго человека, которому как и ей когда-то, просто не хватило любви. С ним она чувствовала себя комфортно, он отличался от мужчин, хоть и был большинства из них злее, нервнее и даже опаснее. Она знала, что такого, как Дин, она ждала всю жизнь. Но, не смотря на это, травмы и омертвляющий все чувства страх победил, не давая шанса на реванш. Страх победил. Дин осторожно отпустил глаза на стол, понятливо покивал головой и деланно улыбнулся. Так фальшиво, с грустью. — Анна, послушай, я… — Мне неинтересно тебя слушать, я просто хочу, чтобы ты меня оставил и продолжил жить своей жизнью. Или не жить… — Анна держалась изо всех сил, чтобы не зарыдать во весь голос. — Я не спасательный круг. Прости, Дин. Дин отвел глаза и, чуть улыбнувшись, затушил окурок о стол. На самом деле, улыбаться ему хотелось меньше всего в этот момент. — Ты права, прости, — Дин попытался взять чашку и снова отпить, но не смог этого сделать, и ударил керамическую белую чашку о стол. Она разлетелась по всему столу. Кофе брызнул и на него, и на девушку. — Очень права. Промокнув салфеткой стол и избавив пальцы рук от влаги, Дин забрал свои сигареты и без лишних слов покинул дом, очень тихо прикрыв дверь, будто боялся кого-то разбудить. По пути до работы он вдыхал сладкий и теплый воздух, глумясь над собой же: Анна была права, даже в шаге от смерти он продолжает быть мальчишкой, верить в любовь, думать, что его чувства хоть раз будут поняты кем-то. Раньше Дин обходил отношения, не хотел иметь с кем-то близости больше, чем на одну ночь. По причине, что боялся слишком кого-то любить. Он хотел давать свою любовь, открыть свое большое, жаркое сердце, но не имел смелости на это. А рискнув единожды, получил звание «мальчишки», живущий в облаках. — Как эта девушка? — встречает его Эстер около автомастерской, переходя сразу к главному. — Она в порядке? И что это вчера было? Ты что, киллер? Дин проходит мимо, не желая отвечать на такие вопросы. Говорить об Анне ему хотелось меньше всего. Нет, он не возненавидел девушку. Из-за нее Дин возненавидел еще больше себя. Анна спасла его и потом заставила думать, что он ничтожество еще больше, чем ему казалось. — Дин? — вымолвила она, а Дин уже скрылся за неисправной машиной. Он, как никогда, хотел работать, истратить силы. И он, сквозь литры пота, провел весь рабочий день под машиной. Его руки дрожали изнутри от проделанной трудной работы. Он знал, что дурные мысли покинут на время его голову, и так оно и произошло — вымотавшись, у Дина силы остались только на одну сигаретку. Лежа на шинах, не в силах встать, довольный, он медленно курил. Летний вечерний ветерок проходился по его потной коже, унося с собой усталость и моральную боль. Если бы этот теплый ветер был девушкой, Дин бы, наверное, женился на ней, завел с ней детей и никогда не отпускал — он чувствовал себя счастливым и даже слова Анны его больше не так сильно парили. Чувства к ней еще долго не покинут его, но Дин решил вынести из этого плюс: хотя бы на одну ночь он почувствовал себя живым. Влюбился, пусть, возможно, и в последний раз. Белая вислоухая собака забежала в гараж, обнюхала землю и подбежала к Дину, запрыгнув на него. Улеглась на его живот, сложив лапы крестиком. Дина удивило это, ведь собаку эту он видел впервые в жизни, но чувствуя очень похожее трепетное чувство, как когда Анна находится рядом, он стал нежно гладить собаку, боясь спугнуть. Вспомнил множественные шрамы на нежной, светлой коже Анны. Ему было больно видеть это, но девушка ясно дала понять, что это никогда не будет касаться его, это только ее дело. Дин был не согласен с ней. Он считал, что боль должна быть разделена, про нее нужно говорить, не прятаться. А судя по всему, таких людей у Анны нет. Как и у него. Приняв тот факт, что он снова останется один, Дин решил привести собаку к себе домой. Анны, скорее всего, уже нет дома, а быть с фальшивыми друзьями ему сегодня точно не хотелось. После искренней и такой настоящей, чистой, хоть и холодной души Анны, люди в его окружении стали для него пустыми и неинтересными. С ней он почувствовал все то, чего ему всегда недоставало.