Sehnsucht

Разрушение Это то, как все это происходит с ними. Исчезновение — Джудайме! Джудайме! По опыту Тсуны, входная дверь, открывающаяся с такой силой, что врезается в стену, и голос, выкрикивающий его имя в шесть утра, обычно не предвещает ничего хорошего. — Гокудера-кун? — Тсуна спускается по лестнице, хмурясь, уже протирая глаза от сна и натягивая свитер. — Что не так? Хаято задыхается и потеет, руки уперты в колени. — Рэйки... У Тсуны кровь стынет в жилах. Он сбегает вниз по оставшейся части лестницы, тревожно хватая Хаято за плечи. — Нори-тян? Что случилось с Нори-тян? — Рэйки нет в её больничной палате. — Хаято поднимает глаза, задыхаясь и бледнея. — Она ушла. Расследование К шести тридцати Тсуна разбудил всех своих друзей, включая Шимон, и они прочесывают Намимори, пытаясь найти ее. Тсуна не беспокоит родителей Нори, потому что знает, что она не пошла бы к ним, но он понятия не имеет, где она. Они побывали на их крыше, на холме, где они смотрели фейерверк, и на деревьях сакуры. Её нет ни у Такеши, ни у Хибари, и у Тсуны уже нет идей, где её искать. Ситуацию лучше не делает и то, что начался дождь. Выдохнув и отряхнув мокрые волосы, Тсуна смотрит на серое небо, словно в нем есть ответы на все его вопросы. Где сейчас Нори? Она не в состоянии - после такого мощного Приговора она должна быть измотана, и это еще не считая того, что произошло с Виндиче. В обычной ситуации она бы ещё даже не проснулась. Раньше она всегда спала днями напролет, пока Тсуна не начинал беспокоиться, что она не проснется. А сейчас прошло всего два дня, и она словно никогда не находилась в своей больничной палате. Они не могут найти никаких её следов. Как будто она призрак, превратившийся в воздух и дым вместе с Деймоном Спейдом.

***

Высота В Намимори есть только одна водонапорная башня. Она свешивает босые ноги с выступа и не отрывает взгляда от земли внизу. С этой высоты крыши кажутся такими маленькими. Сущность, у которой слишком много имен и слишком мало людей, чтобы называть её по ним, дрожит. Здесь холодно. На ней только промокший больничный халат; на ногах порезы, и она не может вспомнить, как они туда попали. Это не важно. А что тогда важно? Ничего, правда. Она... не должна быть здесь. Она должна быть скелетом, покоящимся в земле, пылью на ветру, призраком, забытой историей. Какая у неё причина для существования? Зачем она вообще переродилась? Норико хочет спать. Синтия хочет отдохнуть. Арбитр может быть вечным и неизменным, но его носитель - нет. Она прожила одну жизнь и какое-то подобие во второй. Если она была возрождена ради Деймона, чтобы исправить свои прошлые ошибки, то она это сделала. Что её здесь удерживает? Она может упасть. Это было бы очень легко. Земля далеко внизу и безопасна под ее болтающимися ногами. Дождь капает ей на глаза. Она смахивает его морганием, тоскуя по любви и дому. Если она закроет глаза, падение - это почти то же самое, что полет, да? Ангел Без звука, без предупреждения, великолепные крылья пламени прорезают дождь, чтобы проклятый бог мог приземлиться в нескольких метрах от нее. — Что такое? — Бьякуран из семьи Мельфиоре не обеспокоен и не встревожен, его крылья рассеиваются в ослепительно белом мерцании. — Ты снова собираешься умереть, Нори-тян? — Не называй меня так, — говорит она. Даже для её собственных ушей, её голос бесцветный и тихий, последнее скорбное пение угасающего духа. — О? Ты бы предпочла Синтию-тян? Но ты уже не совсем она. И, наверное, ты не Нори-тян. — Бьякуран делает паузу. Уголком глаза она наблюдает, как он с насмешливой улыбкой качает головой. — Интересно, узнает ли тебя кто-нибудь из твоих друзей? Она не отвечает. То ли потому, что не видит смысла общаться с сумасшедшим Небом, то ли потому, что у нее нет ответа, и вопрос повисает в воздухе. — Ну же! — Бьякуран хнычет, когда молчание затягивается, и начинает дуться. Это тревожно ребяческий образ человека, который почти управлял вселенной, но она остается невозмутимой, её не трогает ничего в этом мире. — Я спас твою жизнь, знаешь ли. Прежде чем ты разрушишь весь мой труд, ты могла бы поговорить со мной. — Я ничего не обязана делать. Что-то темное отражается на его лице, что-то знакомое. — Даже не извинишься за то, что обрекла меня на вечность в качестве призрака, неспособного двигаться вперед, и невидимого для всех? — Ты заслужил этого, — отвечает Арбитр. Сквозь дождь, сквозь ветер, к основанию башни приближаются маленькие фигуры. — Суд не лжет. И судьба другого тебя не влияет на тебя сегодняшнего. Твои жалобы беспочвенны. Бьякуран несколько долгих мгновений просто смотрит на нее. — Ты не можешь умереть, старушка, — говорит он с жуткой нежностью, которая притягивает ее внимание. Она поворачивается к нему и медленно моргает. — Ты не можешь умереть. — Почему нет? — спрашивает она, и ей почти любопытно. Почти. — Ты предназначена для большего. — Бьякуран наклоняет лицо к дождю, вода капает с его одежды. — Ты должна сыграть более важную роль. — Мне всё равно. — Ах. — Он усмехается. — Но Тсунаёши-куну не все равно, так ведь? И смотри, вот он!