Огни на поле

      Голова гулко пульсировала, сильнее это ощущалось из-за того что она лежала на чем-то и шея изгибалась. Мысли сменялись медленно. От боли к положению тела, от этого к вопросу: почему я лежу? И следом — на чем лежу?       От осознания меня подбросило. Я оперся на локти и попытался вскочить, но в глазах потемнело. Прямо перед моим лицом оказались колени Мафую, на которых красным проступил след от моей головы.       — Ты упал, — зачем-то заметил он.       Я не реагировал, все внимательнее прислушиваясь к ощущениям. Что мог сделать этот псих с моим телом, пока я был в отключке. Но кроме головной боли ничего не тревожило. Рука быстро скользнула на шею, где должен был быть глубокий след от укуса, но и его я не обнаружил там, только бугристый шрам, повторяющий очертания челюсти Мафую. Да и на голове не оказалось никаких повреждений, о падении напоминал только стук в висках.       — Что ты сделал? — я все не мог отделаться от подозрений.       — То, что сделал бы каждый, зализал раны. Айко всегда так делала, если отец уходил на гуляния, а я был неосторожен, — он незаметно для себя самого приблизил свое лицо ко мне без всякого злого умысла, но я дернулся от него.       — Не-ет! Такого люди не делают! — и тут же осекся. Ведь он же лис, кицунэ.       После недолгого молчания, во время которого я задумчиво следил за его подметающим пол хвостом, я спросил:       — Зачем ты меня укусил, ты психованный что ли?       Я внимательно следил за его хитрыми огнями в глазах, пытаясь понять, насколько правдивы будут его слова, но вновь лишь отметил насколько странно-невинны они. Хитрый блеск, который я столько раз видел в глазах алчущих людей (обычно лентяев, которым нужно было что-нибудь списать), в его взгляде растворялся от совершенно искреннего и удивленного разреза глаз, это выражение дополняли и вскинутые брови, словно он каждую секунду что-то спрашивал или недоумевал.       — Не знаю. Мне захотелось этого, почему-то показалось, что от этого будет хорошо-хорошо, как когда ныряешь в бурную реку летом.       Я промолчал. Не знал просто, что ответить на эти странные слова. Сказать: «ай-ай, не делай так больше»? — Глупость какая. Но произошедшее очень тревожило меня. Я решил завтра же пойти в полицию и сдать его им, как потерявшегося. Пусть уже сами разбираются: из какого места у него растет хвост, как искать его сестер да и вообще не бешенный ли он.       Спать его я отправил на диван, а сам для своей же безопасности решил не спать в эту ночь. Все равно от нее остался один жалкий огрызок, я, скорее, просплю пару, к которой делал домашнее задание. Так я ждал солнца в компании энергетиков и игр, которые будоражили мой мозг и злили, чтобы я не мог заснуть. Незаметно, пока я увлеченно доказывал кому-то из боссов свою силу путем надирания задницы, Мафую проснулся и подполз к моему столу. Свернувшись и сжав свой хвост между ног и руками, он уснул вновь. Я решил не будить его. Если не ведет себя странно и не мешает, то пусть хоть на люстре спит.       Прозвенел будильник. Я потянулся, взглянул на свое слабое отражение с покрасневшими глазами в зеркале и встал. Медленно собирая сумку на пары, я все время думал, как поступить с Мафую. Успею ли я до начала занятий отвести Мафую в полицейский участок или лучше запереть его здесь? А вдруг он все же разыгрывает сейчас дурачка, а после моего ухода вынесет квартиру?       Пары или спокойствие — я выбрал первое. Во время завтрака я долго и с большим трудом объяснял лису, куда я иду, что ему не стоит делать. Мафую адаптировал это под себя таким образом: я, как их отец, ушел на гуляния, чтобы принести еды. Похоже придется принести ему что-нибудь вкусное. Хотя я вроде и не обязан, но теперь мне будет неловко обмануть его ожидания.       На улице было промозгло, но из-за бессонной ночи дрожь била меня сильнее. Непрекращающаяся зевота предупреждала меня о том, что пары я скорее всего просплю или буду сидеть на них, ничего не понимая.       На перекрестке около станции, на которой выходили перед парами всегда огромными пачками студенты, я начал замечать знакомые лица однокурсников. Я не хотел ни с кем общаться сейчас, но мои мысленные сигналы не были поняты верно. На светофоре около меня остановилась Аяка. Мы с ней были в хороших отношениях. Это тот самый тип знакомства, когда и девушка хороша, и влечение к ней есть, но вы настолько долго уже общаетесь лишь как друзья и столько дерьма пережили в групповых заданиях, что сблизиться кажется уже чем-то странным. Аяка стала «своим в доску парнем», хотя никто другой про нее такого бы сказать не мог: она была до странного красивой.       — Привет, выглядишь отстойно, — она смотрела перед собой, словно мелькающие машины были самым важным зрелищем.       — Ебал я в рот препода с его заданием, — я зевнул и посмотрел на нее. Что-то меня смущало в ее поведении.       — Опять дотянул до дедлайна? — она рассмеялась светофору на другой стороне проезжей части. — У тебя новый парфюм? Пахнешь непривычно.       — Ага, мыло из ближайшего магаза с распродажами. Ты как будто не знаешь, что у меня с деньгами проблемы.       — Верно.       Машины замерли, мы перешли дорогу. До уника оставалось минут десять пешком. Аяка молчала, я зевал. Когда мы проходили мимо переулка, произошло нечто странное: Аяке стало плохо, она завалилась в тьму между домами и склонилась.       Я осторожно подошел. Я разрывался между тупыми вопросами и попыткой придержать ей волосы пока, как мне казалось, ее тошнит. Но внезапно подруга обернулась ко мне, схватила за ворот рубашки и дернула меня еще глубже в переулок, так, чтобы никто даже не догадался искать нас там. От неожиданности я рухнул на землю.       Я хотел начать кричать и ругаться за такие глупые шутки, думал уйти в горделивой обидчивости, но осекся. Глаза. У Аяки был тот же лисий огонь, который был у Мафую. В сумраке он горел еще отчаяннее и жаднее. Из-под короткой юбки у девушки возник хвост. Она села на меня и одним взмахом ладони разорвала рубашку на мне. Звук был такой, словно девушка с очень длинными ногтями столкнула их вместе.       — Да не может быть, — она, задыхаясь, рассмеялась. — Человеческое дитя, которое достойно того, чтобы его пометил божественный лис! Ты столько времени ходил рядом!       Я попытался оттолкнуть ее, но Аяка стала неподъемной.       — Аяка! Какого черта, уймись!       — Какой маленький шанс был вообще повстречать такое. Боже, наконец! Спустя пять веков я получу шанс!       Аяка вонзила ногти в грудную клетку, прямо напротив сердца. Я заорал, но она накрыла мне рот второй рукой, от которой невыносимо пахло псиной. Грудь жгло, я чувствовал, как кровь стекает по бокам. Лисица занесла руку вновь, но тут же опустила ее, передумав. Вместо этого она припала к груди зубами и оторвала целый кусок плоти. Я заорал со всей силы. Я извивался всем телом, перебирал ногами в слабой надежде спастись, но она была сильнее меня. Слезы предательски текли по лицу.       Это был мой конец. Я точно умру, она искромсает меня. С ужасом я смотрел на блестящую копной черных волос макушку девушки, когда она склонялась ко мне, чтобы оторвать плоть, и на дикие глаза, когда она отрывала голову, чтобы поглотить добытое. Ее хвост бил меня по ногам.       Вдруг, когда я уже просто хотел закрыть глаза, чтобы хотя бы не наблюдать за тем, как меня заживо пожирают, Аяку молнией снесло с меня. Передо мной в домашней одежде не по размеру, которую я ему дал, стоял Мафую. Его хвост жался к ногам, словно он боялся, но прижатая голова и выставленные вперед руки говорили о намерении сражаться. Он будет защищать меня?!       — Дьявол, я слишком медлила! — Аяка почти шипела, но странное довольствие отразилось на ее лице. — Однако мне все еще везет. Самец божественного лиса, ты сроден чуду, я думала, что вы уже вознеслись все. Вы выбираете людей самых чистых, неужели таковые не перевелись? — она сделала шаг к Мафую, но тот что-то гортанно крикнул. — Да ты же совсем юнец! Еще и силами, наверное, владеть не научился. Вон хвост между ног стелется! — она рассмеялась и смелее пошла ко мне.       Я решил уже, что Мафую опять же не сможет мне помочь, услышав последние слова Аяки и увидев ее уверенность в себе. Как вдруг Мафую выпрямился, гордо приподнял голову и не своим голосом, гулким и полифоническим, словно за него говорили десять мужчин, произнес:       — Не трожь, Рицуку!       Я увидел, как хвост Аяки зажался между ног. По ним прошла дрожь. Шаг назад, другой, словно бы против ее воли. Ломано она поклонилась Мафую и замерла.       — Неужели интуитивно?! — она со злобой приподняла голову, но тут же опустила ее.       Мафую с минуту смотрел на нее, после чего, посчитав безопасной, подошел ко мне. Он точно также склонился надо мной, как и Аяка. Если бы были силы, то я в панике попытался бы отползти от него. Но я лишь напугано прикрыл глаза. Горячий язык коснулся моей измученной груди. Он зализывал рану, но в этот раз ему не нравился результат. По его глазам, когда я осмеливался посмотреть на него, я видел, что что-то не так.       — Рицука, не смотри.       Я при всем желании уже смотреть не мог, меня клонило в сон. Хотелось пить. Я почувствовал, как на рану мне что-то полилось. Сердце словно стало пульсировать быстрее, около него словно собралось какое-то тепло, боль утихла.       Меня подняли на руки. Мне было неудобно из-за свисающей головы, поэтому я прислонился к плечу Рицуки. Твердо и неспешно меня понесли прочь от Аяки.