Огни на поле

      Поведение Мафую напугало меня. Такие звуки издают животные в минуты опасности перед более сильным противником, чтобы напугать его. Я уже не сомневался, что ко мне может ввалиться и вся фауна гор, поэтому пытался придумать, что сделать в моем слабом состоянии.       Удивляло меня и отсутствие отца Мафую. Если он тоже Кицунэ, то значит владел и большей силой, чем Мафую. Неужели его сразило что-то настолько могущественное?       — Эй, где твой отец? — я попытался коснуться плеча парня, но он вздрогнул и напугано взвизгнул.       Все стало понятно в следующую секунду. В комнату вошел Фубуки Сато. Вся его фигура словно искрилась, из глаз, которые вперились с гордо поднятой головы, лилась темная угроза. Мне, человеку, стало жутко. Да, именно в это мгновение я понял, насколько разные Кицунэ и мы, насколько мы слабы и малы перед ними. Аяка не могла сравниться с Фубуки. В стычке с ней я боялся боли, смерти. Теперь же страх, казалось, выходил за пределы моего понимания, словно этот горный дух мог решить не только судьбу моей жизни, но и определить путь для моей души после отрыва той от тела. Я чувствовал, что перед ним надо склониться, просить о пощаде, даже не допуская мысли о непокорности, но не мог шелохнуться из-за колючего ощущения той силы, исходящей от него.       При появлении отца Мафую вжал хвост так, что я уже не видел его со спины, волосы встали дыбом. Он перестал скулить и визжать, лишь тихо на одной тональности рычал.       — Идем! — у меня сердце сжалось от этого голоса.       — Ты… ты… сказал, что из-за моей метки на него будут охотиться! — задыхаясь от волнения, с трудом тявкнул Мафую. Было видно, что повышение тона стоит ему огромных сил, он чувствует то же раболепие, что и я.       — И что? — мужчина выгнул бровь. — Это всего лишь человек. Их еще 8 миллиардов — самых разных, но все одинаково носящие пороки.       — Это я виноват! Я укусил его! Я не знал! — Он оправдывается или пытается защитить меня? — Я должен защитить его!       Мужчина стал приближаться к нам. Я увидел, как Мафую сделал попытку отступить еще сильнее, но за ним был диван со мной. Фубуки склонился над сыном и спокойно продолжил:       — Ты — божественный лис! Нас на весь век всего двадцать, из которых только мы с тобой самцы! Мы достойны лучшего!       Внезапно, игнорируя рычащего сына, лис вытянул руку и дернул меня за ворот разорванной рубахи. На груди выпирал свежий шрам. Мафую от этого жеста рявкнул и было рванулся вперед к руке мужчины, но в последний момент спасовал.       — Посмотри! — я и сам увидел, как сквозь кожу от сердца начало исходить слабое свечение. — Еле дышит, едва вскормлено добродетелью! И то мне кажется, что это из-за целомудрия. На своем веку я встречал монахов, матерей, жертвовавших смиренно всем ради дитя, видел, как на краткий миг пронзительно вспыхивает сердце мужчины-защитника — их души были чисты, легки, достойны нас. Мудрецы поднимались в небеса на краткий миг и бросались в ад ради истины — их сердца недолго, но тоже сияли. Поэты обнажали свои души перед всеми в поисках ответов, они делали людей лучше — они были чисты, их цели были благими!       Чувство, нет, это даже не стыд был, меня словно ударили. Такое же ощущение обычно испытываешь ночью, когда понимаешь, что занимаешься не тем, тратишь жизнь на пустяки. Но теперь это чувство было в десять раз сильнее.       — И что?.. — Мафую все также упрямо смотрел на отца.       — Он не достоин тебя. Я знаю, это твой первый человек, чувства особенно сильные, но это глупо! Тебе всего сто лет, через еще триста лет ты помудреешь и поймешь, что этот человек не стоит твоей защиты. Вознестись от души такого… это все равно что променять луну на ее отражение в луже. Я найду тебе лучше человека.       Внезапно Мафую рванулся вперед и сомкнул зубы на запястье отца. Не думаю, что от боли меня отпустил Фубуки, скорее, это была неожиданность. молодой лис гортанно рычал и упрямо сжимал челюсти. Отец легко махнул рукой и сын отлетел. Однако Мафую тут же вскочил, запрыгнул на диван и обвил меня всем телом, прикрывая своим хвостом и мое лицо. Странно, но от этого жеста мне стало спокойнее, тепло от его тела не жгло меня, как это делала рука Фубуки, а просто доводило до изнеможения.       — Уходи, — он говорил тихо, но твердо. — Я защищу Рицуку. Это я виноват, что укусил его.       В комнате на минуту воцарилось молчание. Мне казалось, что между ними опять происходил какой-то диалог, который я услышать уже не мог. Туфли мужчины развернулись и неспешно направились к выходу.       — Сам прибежишь ко мне лет через 30, когда этот человек станет уродливым, а душа его начнет мутнеть еще сильнее.       Дверь закрылась, Голова Мафую рухнула мне на плечо, он мелко дрожал. Видимо, под впечатлением я прижался к нему сильнее.