Огни на поле

      Когда мы шли обратно домой, Мафую был подавленным. Я не знал, вспомнил ли он о тоске по сестрам или по дому, слова сестры ли его расстроили или что-то еще. Но выносить его сощурившиеся в горькой рассеянной улыбке глаза не мог, поэтому ломал голову, как приободрить его. В этом я был полным профаном, поэтому все никак не мог решиться на слова или жесты. Я не видел даже, а буквально ощущал, слышал шорох его опущенного и волочащегося хвоста, скрытого от взглядов.       Только я хотел попытаться ободрить его крепким мужским хлопком по плечу, как Мафую резко вскинул голову, несколько раз мотнул ею из стороны в сторону и вперился на толпу через дорогу. В его глазах мешались страх и злость или агрессия, мне самому стало не по себе, от чего я замер с поднятой рукой над его плечом.       Мафую схватил меня за руку и потащил обратно к университету. Наивная мысль, что он передумал и захотел вернуться к сестре на мгновение имела смелость проскочить, но я тут же отринул ее. Нет, не то, не те эмоции.       — Ма-афую, — он тащил меня через толпы, поэтому мой голос извивался вместе со мной. — Наш дом в другой стороне!       В ответ он резко обернулся на меня, но словно посмотрел сквозь мое тело. Ничего не отвечая, он повернул теперь в сторону от университета в какой-то переулок. От чего-то я прислушивался к интуиции и просто смиренно слушался его. Около мусорного бака, в который, видимо, пытался блевануть какой-то пьяница, но очень промахнулся, он внезапно остановился так, что я чуть не налетел на него. Все в той же безмолвности он развернул меня спиной к стене и прижал. Его голова то и дело вертелась под моим подбородком, оглядывая выходы на главные улицы. Уши от страха появились, как и хвост, но были не прижаты к голове, они подрагивали, словно готовились к чему-то. Мне казалось изначально, что Мафую низко гортанно урчит, что очень походило на скрип, изредка перебиваясь на подвывание похожее на что-то среднее между мяуканьем кошки и воем волка, но спустя время я стал разбирать его обеспокоенные слова: «Чей запах сильнее? Оторвался? Вроде самцы.»       Его тревога передалась и мне. Причем в таких масштабах, что мне казалось, еще несколько минут и меня вырвет не от запаха мусора, а от страха. Я был даже рад, что Сато трется головой о мою шею, плечи, запястья, словно пытается меня всего пропитать запахом псины, руками прижимает к себе так крепко, что я чувствую все выпирающие кости на его теле. И не только их.       — Мафую… — мне было настолько не по себе, что я был готов зарыться в его грудь, несмотря на разницу наших ростов.       — Мы привлекли внимание, — он быстро глянул в мое лицо и вновь переключился на один из входов. — Я не уверен, что снова смогу справиться, как с той самкой.       В один миг он замер и словно окаменел, я чувствовал, как его сердце словно стучит не в груди, а лежит между нашими телами — настолько сильными и быстрыми были толчки. Я задержал дыхание, словно этот шум мог выдать нас. В левом просвете, вдали от нас что-то мелькнуло. Мафую ощерился, желтые глаза стали почти оранжевыми. На своей талии, которую он продолжал охватывать, я почувствовал его когти.       Но прошло несколько минут, а тень не вернулась. Сато вновь стал мотать головой, прислушиваться, уши вертелись, словно флюгер. Наконец он выдохнул и чуть отстранился от меня.       — Хорошо, я не чувству… — не знаю, что во мне творилось, но удержать себя я не мог. Я рванулся к нему и накрыл его губы своими. Сжав его лицо в руках, я боялся, что он отстранится, но он наоборот ответил мне.       — Рицука, странно, — когда я оторвался от него, он потерся носом о мою ключицу.       Мне и самому было странно. Откуда взялся этот порыв, почему он возник от облегчения. Нет, он зародился еще в тот миг, когда я был беспомощен, когда он делал все, чтобы защитить меня, хотя сам не имел точных представлений о том, как это сделать.       Насилу я сдержал себя, чтобы не приблизиться к его лицу вновь. Вместо этого я странно-робко и неуверенно спросил.       — Мы можем выходить?       Он кивнул мне и пошел, в его движениях первое время была какая-то странная скованность.       Я шел, все время испуганно оглядываясь. Это были лисы и они точно пошли по следу моего сердца — иного объяснения не было. Странно, но теперь не я тащил, вел Мафую за собой в этом городе, а он меня. Он знал опасность лучше. Я знал, что уши, которые он скрыл, каждую секунду выискивают угрозу, которую мы чудом миновали.       Только дома он расслабился. Даже выдохнул, словно все это время не дышал, а лишь нюхал воздух. Но я расслабиться не мог, поэтому, когда он направился к холодильнику за водой, схватил его за руку и прижал к себе, словно ребенок любимую игрушку. Он долго терпел и не сопротивлялся, просто сидел вплотную и слышал мой страх. Видимо, только, когда я задремал, он смог встать.