позови меня из огня, если не поздно

— У общаги девочки сидят, — недовольно говорит отец, когда Хэнк принимает звонок. — У них там то ли митинг, то ли собрание жильцов. Ты бы свою забрал оттуда. На такие формулировки Хэнк даже не может ответить благодарностью. «Девочки» правда сидят, кто в чем был, и живо что-то обсуждают. Киса поднимает голову, улыбается и бежит к нему. — Прикинь, — смеется она, — У нас тараканов травят. Придумал же кто-то. Нормально жили, нам не мешали. Вот думаем, задохнемся ли вечером. Судя по всему, к матери она идти не собирается. — Да ну его, — Хэнк смотрит на щебечущую стайку, — Пошли, у меня переночуешь. — У тебя? — нелюбовь к его родителям явно борется в Кисе со здравым смыслом. — А твой отец меня на порог пустит? — Да брось, — отмахивается Хэнк, — Смску ему отправлю. Киса робеет все сильнее с каждым пройденным метром. — Слушай, я не пойду, наверное, — заявляет она, когда до дома остается меньше квартала, — Че я буду твоих предков напрягать? — Ты не напрягаешь, — Хэнк ее приобнимает, — И ты моя девушка, пусть привыкают. Киса вырывается: — Да какая я девушка, ну Борь, хватит уже! От этого самоуничижения сердце обливается кровью. — Моя. Кому не нравится — пошли нахуй. — Ты как с родным отцом разговариваешь? — смеется Киса, уже веселее. — Пошли, — Хэнк треплет ее кудряшки. До дома веселья все равно не хватает. *** На пороге Киса застывает. — Здравствуйте, Константин Анатольевич, извините, пожалуйста, — выпаливает она на одном дыхании, уставившись в пол. — Привет, Ань, — отец здоровается хмуро, но без агрессии, — Ужинать будешь? — Да я не голодная, — шепчет Киса, явно желая слиться с обоями. — Кис, ты когда ела в последний раз? — укоризненно спрашивает Хэнк. — Поужинаем, пап. Киса кидает на него умоляющий взгляд, но это не срабатывает. Отец не отвечает и идет вглубь квартиры. Киса разувается и вдруг подрывается за ним. — Константин Анатольевич, извините, что я тогда сказала, я с бодуна была, я такого не имела в виду! — Да ничего, Ань, — немного смягчается отец, — Я тоже наговорил. Киса смотрит на Хэнка в поисках поддержки. — Ну, значит, мир? — он выразительно смотрит на отца, и тот разводит руками. — Проходите, руки мойте! — подает голос мать. Судя по звукам, она накладывает еду. Киса бледнеет и поджимает губы. — Блять. То есть, я хотела сказать… — Пошли, — Хэнк легонько подталкивает ее в сторону ванны и провожает до двери, чтобы она не вляпалась в еще какой-то неловкий разговор. На кухню они проходят в гнетущей тишине. — Привет, Ань, — устало улыбается мама, — Вот давно мы не виделись, да? Садись, поешь котлеток с макаронами. При виде домашней еды у Кисы светлеет взгляд. — Спасибо большое, — мямлит она и садится. — Приятного аппетита. Киса съеживается и старается быть как можно тише. Если случайно звякает вилкой — жмурится, и Хэнку хочется взять ее в охапку и унести в свою комнату, чтоб нормально поела. — Ты тут ночуешь? — спрашивает отец ни к селу ни к городу, и Киса вздрагивает. — Не знаю, нет, наверное… — Да, пап, она тут ночует, — терпеливо отвечает Хэнк, — Не терроризируй ее, пожалуйста. Киса съедает все. Видно, как ей хочется уйти, но не хочется быть невежливой, а еще очень хочется есть. Как только на тарелке ничего не остается, она с извинениями выскальзывает из-за стола. Отец идет следом, и Хэнк побыстрее догоняет их, чтобы никто ничего не учудил. — Ань, ты когда матери звонила последний раз? — устало отчитывает Кису отец. — Если б я тебя не задерживал время от времени, она бы вообще не знала, ты жива или нет. — Ну пусть приходит, навестит, че? — огрызается Киса, и отец тут же мрачнеет. — Не нарывайся. А на звонки почему не отвечаешь? — Да как вы себе это представляете? — кривится Киса. — Привет, мам, не могу говорить, у меня хуй во рту? Она пользуется образовавшейся паузой и почти бегом скрывается в комнате Хэнка. Он слышит тихие всхлипы. — Пап, ну зачем? Она и так была еле живая. — По головке ее погладить, сказку на ночь рассказать? — отец закатывает глаза. — Пусть подумает, куда ее жизнь катится. — А о чем она, по-твоему, думает обычно? — Хэнк плюет и идет за Кисой. Она лежит на кровати, накрыв голову подушкой. — Кис, ну не расстраивайся, пожалуйста, — Хэнк гладит ее по вздрагивающим лопаткам. — Он еблан, как обычно. Киса выглядывает из-под подушки и хлюпает носом: — Да нет, он прав, как обычно. Ты бы слушал его побольше. — Он беспокоится, — снова пытается донести Хэнк. Киса хихикает сквозь слезы. — Ну правда, просто он злится из-за меня, ничего, смирится. — Зачем ему со мной мириться, — Киса садится на кровати и злобно вытирает слезы кулаком, — Пусть лучше мозги тебе вправит. — Ну хватит, — Хэнк обнимает ее, целует, и Киса затихает, — Сколько можно об этом говорить по кругу? — Нисколько, — покорно отвечает Киса, — И вообще, нам что, без разговоров заняться нечем? — Ань, я же тебе сказал… — Ну я тоже хочу, — Киса вдруг робко смотрит снизу вверх, и сердце екает, — Я же не виновата, что я бракованная. Ты от меня из-за всей хуйни не отказываешься, а из-за этого — да? Хэнк понимает, что не переубедит ее. Остается только согласиться. Киса медленно стягивает с него футболку. Хэнк задумывается, что, по сути, не спал с ней голым: сначала в футболке у нее дома, а потом в самолете — вообще почти полностью одетый. Киса проводит рукой вдоль его тела. Закрывает ладонью татуировку. — Еще красивее стал, — в голосе непонятная грусть, — Взрослый такой. Видимо, спортзал пару раз в неделю давал свои плоды. Она спускается на пол и сама стаскивает с него джинсы — и только потом начинает раздеваться. Снимает худи, под которым в этот раз ничего нет. Хэнк тяжело сглатывает. Потом Киса быстро вылезает из спортивок и снимает трусы. — Ну вот, — она довольно осматривает результат своих трудов, — Как нормальные люди. У нее на груди россыпь засосов, а на предплечье царапина. На следы от уколов Хэнк старается вообще не смотреть. Ему пока слишком страшно начинать этот разговор. Татуировка «Черная Весна», немного расплывшаяся, кляксой расползается по ребрам. — Ты как хочешь? — интересуется Киса. — Минеты тебе, по ходу, не особо заходят? — Ну, как-то, — у Хэнка нет нормального объяснения, — Неловко себя чувствую. Киса закатывает глаза: — Нашел с чего. Она забирается на него и снова целует первой, но на этот раз никуда не спешит. Хэнк обнимает ее за талию и притягивает ближе, зарывается в волосы. Киса громко дышит и явно пытается не застонать. — Услышат, — шепчет она, — Ебаться не варик. Точно не отсосать тебе? — Не надо, — качает головой Хэнк, и она улыбается. — Ну, значит, по классике пойдем. Киса обхватывает пальцами его член. Он, конечно, уже стоит, и она гордо задирает подбородок. — Можно, я тебе тоже? — Хэнк поглаживает низ ее живота, обозначая, что имеет в виду. Заметно, как сильно Кисе хочется отказаться. — Только давай без фанатизма, ок? — сдается она. Хэнк проводит ладонью по всей промежности, от клитора вниз по половым губам, и у Кисы сбивается дыхание. — Если буду шуметь — задуши меня подушкой, — с серьезным лицом просит она. — Эй, я серьезно, я не хочу потом твоему отцу в глаза смотреть! — Я тебя буду целовать, — обещает Хэнк, — Чтоб не кричала. Киса снова кажется обезоруженной. — Ладно, — неуверенно говорит она и возвращается к своему занятию. Хэнк гладит ее, осторожно, с каждым разом дольше задерживаясь на клиторе. Киса елозит и кусает его губы. Возбуждается она быстро, и Хэнк на пробу вводит в нее кончик пальца. — Можно? — шепчет он прямо ей в рот. Она облизывается. Сдвигает брови на несколько секунд, а потом кивает. Только после этого Хэнк вводит палец полностью. Он продолжает медленно двигать рукой, потом добавляет второй палец. Киса все-таки мычит и кусает кулак. Хэнк наращивает темп, и она тоже дрочит ему быстрее — как будто они соревнуются на скорость. Конечно, Хэнк проигрывает. Или выигрывает — с какой стороны посмотреть. Киса несколько раз особенно резко насаживается на пальцы и хлопает по руке: — Все, хватит, — она падает на кровать перевести дыхание. — Охуенно было. Хэнк целует ее плечо: — Точно? — Да, только стер мне все к херам, — ржет Киса. Она встает, роется в худи и достает из переднего кармана пакетик. Отходит к окну. — Я щас усну, не переживай, — бормочет она, не поворачиваясь, — У меня сон тревожный просто. Хэнк не спорит. Но надеется, что их отношения рано или поздно перейдут в такую фазу, чтобы спорить было можно. *** Он выходит на балкон покурить — и следом, как будто караулил, заходит отец. — Осторожные вы, Борь — пиздец, — он зажигает сигарету и насмешливо смотрит. Хэнк уверен, что Киса спит — отрубилась моментально. Так что сейчас осторожность точно можно выключить. — Мы предохраняемся, — говорит он на опережение, — Хватит уже. — Ладно хоть она понимает, что проебалась, — отец выдыхает дым в окно. — Столько было разговоров за эти годы, нет, я никогда, я же все понимаю… — Да она до сих пор так говорит, — Хэнк затягивается, — Не слушать же вас обоих. — Так это нам, получается, надо объединиться, — смеется отец, — Сторгуюсь с ней как-нибудь. — Пап, — Хэнк совершенно не хочет это слушать, — Почему ты мне не сказал? Словом не обмолвился за эти пять лет? Отец мрачнеет: — Сначала не хотел, чтоб ты с места сорвался. Потом она пошла по наклонной. И сама была со мной согласна, что тебе не надо это знать. Не вернулся бы — так и замяли. — До тех пор, пока не сторчалась бы? — злится Хэнк? — Или какой-нибудь маньяк ее бы не зарезал? А вы не думали, что я сам способен решить? — Думали, — ухмыляется отец, — И прекрасно знали, что бы ты решил. Хэнк делает несколько затяжек и вздыхает: — По-моему, ей со мной плохо. — В плане чего? Ты уж меня во все не посвящай. Хэнк краснеет: — Она всегда растерянная такая. Ну, или вот как сегодня. Хочет под землю провалиться. Я ей подарил цветы, а она даже не радовалась. — Борь, — хмурится отец, — Девочка хорошей жизни не видела. Думаешь, каково ей было, когда ты уехал? Она одна осталась. А тут ты со своими цветами. — Если б я знал, я бы приехал, — с горечью повторяет Хэнк. — Переборол бы себя. Первые пару лет он думал, что никогда не вернется. Потом соскучился по родителям. По городу. По Кисе, конечно, скучал еще с тех пор, как они перестали разговаривать. А потом решил, что может вернуться насовсем. — Я ее шпынял, и то ластилась ко мне как дочка. Огрызалась, а потом приходила извиняться, — отец погружается в воспоминания. — Она хорошего отношения вообще не знала. Так что зря переживаешь. И к ней с этими вопросами не лезь. — Ладно, — тихо кивает Хэнк, — Спасибо, пап. Отец машет рукой, мол, не за что, иди уже. И Хэнк правда возвращается к Кисе. Она сопит и пускает слюни на подушку. Лицо расслаблено — кажется, и не было этих пяти лет. Хэнк смотрит на нее, гладит по щеке — она не просыпается — ложится рядом и крепко обнимает.