позови меня из огня, если не поздно

— Давно не заходила, — Киса робко оглядывается и проходит внутрь. Когда Хэнк предложил встретиться в отеле, она возмутилась: — Там и заварилась вся эта каша! Хочешь ебаться под носом у папаши Мэла, серьезно? Хэнк и сам был не в восторге от этой идеи. На следующий день Киса сообщила, что ее квартира будет свободна на все выходные. — В комнате все как было, смотри-ка. Не совсем меня мамка со счетов списала. Хэнк закатывает глаза и даже не комментирует. Он почти никогда не был у Кисы дома: она предпочитала где-нибудь ошиваться и не нарываться на нравоучения. Чаще они заваливались к нему. Поэтому комната кажется Хэнку немного необжитой — видно, что в ней проводили не так много времени. Кровать — скорее полуторка, чем двуспальная, и он даже радуется, что Киса похудела вдвое. Вообще, конечно, плохо, но хоть поместятся без проблем. Киса начинает раздеваться без прелюдий, но видно, что она особо не горит желанием. Может, ей грустно здесь находиться. — Ты точно хочешь? — Ты заебал спрашивать, — припечатывает Киса и в доказательство своих слов скидывает кучу своей одежды в угол комнаты. — Ну тогда мы сегодня по твоим правилам играем, — Хэнк тоже раздевается, — Рассказывай. Как ты хочешь? Киса садится на кровать — белье явно свежевыстиранное — и вздыхает: — Ты будешь ржать. — Ну, проверим, — Хэнк садится рядом и пытается смотреть Кисе в лицо, но у него не выходит. Она сводит ноги и поджимает губы. — Я, короче… Только тебе могу сказать. Выбирай выражения так что, ок? — Киса выглядит так, как будто хочет с головой сигануть в омут. — Ладно, окей, — Хэнк не очень понимает, что такого можно сказать. Но следующая фраза все объясняет. — У меня никогда не было нормального первого раза. Примерно ясно, что она имеет в виду. — А ребята в школе? — уточняет он и берет ее за руку, чтоб было не так неловко. — Думаешь, они сильно церемонились? — грустно улыбается Киса. — Я делала вид, конечно, что похуй, — она косится на Хэнка, — Но хотела не с ними и не так. — А как ты хотела? — Да я не знаю! — почему-то злится Киса. — Как у всех! А не в туалете под наркотой! Приступ злости быстро проходит, и она совсем теряется. — Да ладно, ты прав. Хуйня какая-то. — Нет, почему, — Хэнк двигается, и их ноги соприкасаются, — Давай подумаем. Как бы это было? — Ну, на пляже, может, — жмурится Киса, — Если б ты меня не продинамил. Хэнк стопорится. — На пляже? — Ну да, — Киса кивает, как на очевидную вещь, — Когда я тебя поцеловала, а ты меня потом неделю за метр обходил. Картина этого поцелуя встает перед глазами так ясно, как будто это было вчера. — Ты меня поцеловала на пляже? — она смотрит на него, как на идиота. — Кис, да я уверен был, что мне померещилось под наркотой. Киса озадаченно опускает голову. — И не спросил? — Да как? — воет Хэнк. — Мне так стыдно было, я не мог тебе в глаза смотреть! А что сама не спросила, если такая умная? Киса ерошит волосы и встает. — А я так загналась, что ушла в запой. На месяц точно. Ну, сам помнишь. Это помнили все. Тогда казалось, что Киса не делала ничего — только трахалась и употребляла. И предоставляла полный отчет и о первом, и о втором. В конце концов, Мэл сумел что-то такое сказать, что она остановилась. Но Хэнк сейчас не хочет заново в это погружаться. — Ты там столько наговорила, мы все подумали, что с тобой что-то сделали на той вечеринке. Хэнк вспоминает темные взгляды, которые тогда кидала на него Киса. Казалось, она понимает — будь у него возможность, Хэнк бы тоже на нее залез. А оказывается, наоборот. — Я наговорила, — Киса опирается бедром о стену, — А тебе так похуй было… Я чуть с ума не сошла. Ждала, ну, может, ты хоть как друг что-то скажешь… А ты боялся, да? Спалиться боялся. Хэнк кивает: — Конечно. — Надо покурить, — Киса мотает головой и в чем мать родила идет на балкон. Хэнк все-таки натягивает спортивки, прежде чем побежать за ней. — Ты будешь против, если я дорожку снюхаю, да? — нервно уточняет Киса, смахивая пепел на улицу. Ставить ультиматумы не хочется, все-таки они договаривались обойтись без них. Поэтому Хэнк просто говорит: — Ты же не хотела, чтоб первый раз был под наркотой. Киса опускает голову, и волосы падают ей на лицо. — Константин Анатольевич говорит, — невпопад заявляет она, — Что я себе сама все порчу. Тогда, получается, — по щеке сбегает слеза, — Тоже испортила все. — Да мы дураки были, Кис, — Хэнк обнимает ее сзади. Она подрагивает от холода. — Это я еблан. Ты права. Я даже просто как друг должен был с тобой поговорить. — Ревновал, — сложив паззл, Киса очень быстро схватывает все, что между ними произошло, — Стремно было. И страшно, и противно. Хэнк не спорит. Конечно, от такого количества историй про еблю противно становилось им всем. — Первый раз, — он кладет подбородок ей на плечо, — Тогда должен быть после пляжа. Я пришел на базу, а там ты стоишь, куришь. Ну, как сейчас, только в одежде. И я бы тебя в сторону отвел, поговорить. Киса кивает, тушит сигарету о подоконник и возвращается в комнату. — Ну я бы злилась, — она пожимает плечами. — Че, Хенкалина, случилось что-то? Хэнк подходит ближе. — Ага, мы поцеловались. — И что, проблемы с этим? — Киса дерзко задирает голову, и Хэнк невольно улыбается. Так бы все и было. — Есть проблема. Я люблю тебя, Кис, уже очень давно. Они оба замирают. Игры играми, но, понимает Хэнк, я ведь до сих пор ей этого не говорил. — Еблан, — тихо отвечает Киса и обнимает его за шею, — Я же тоже тебя люблю. Они целуются. Технически, даже в той реальности это не первый поцелуй, но Хэнк все равно берет в ладони ее лицо, целомудренно касается губ и постепенно углубляет поцелуй. Киса всхлипывает и тихо вздыхает — совсем как в их настоящий первый раз. Хэнк за руку ведет ее к кровати. Глаза Кисы бегают, и она открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но не произносит ни звука. — Не переживай, — шепчет Хэнк, — В первый раз всегда волнительно. — А у тебя это тоже первый раз? — Киса краснеет, но спрашивает решительно. Конечно, ей интересно, спал ли Хэнк с кем-то в школе, пока по ней сох. — Ну а с кем, Кис? — он спускается поцелуями ниже. Она пищит, но не двигается. Хэнк гладит ее вдоль тела. Нужно вести себя так, как будто она хрустальная. Ну, сейчас так и есть. Кажется, что рассыпется от первого же неверного движения. Под аккомпанемент отчаянных стонов Хэнк целует лобковую кость и останавливается. Опыта у него немного, но какой-то есть. По идее, должно получиться. — Че ты там затормозил? — Кисе очень трудно говорить. — Двигаюсь, двигаюсь, — успокаивает Хэнк и целует клитор. Киса мычит, зажав рот ладонью, и двигается ему навстречу. Но Хэнк не спешит, сначала просто лижет, потом начинает двигать языком по кругу. И только когда Киса говорит: — Да давай уже, сука! — проникает внутрь. Не хочется совать в нее пальцы, да и Киса не просит, так что Хэнк дожидается, пока она разжимает рот и окончательно перестает стесняться. Потом поднимается, целует ее грудь — правая чувствительнее левой, он запомнил, — и уголок губ, боясь, что Кисе будет противно чувствовать собственную смазку. — Можно, Кис? — спрашивает он, стягивая штаны. — Я очень тебя хочу. Она плохо ориентируется в пространстве и просто угукает и целует его сама. Хэнк быстро надевает презерватив, выудив его из кармана брюк, разводит ей ноги и аккуратно толкается. Здесь он тоже наращивает темп постепенно. Киса закрывает глаза и затихает, теряясь в ощущениях. А в какой-то момент распахивает глаза и хватает Хэнка за руку. — Я сейчас, — он начинает вбиваться совсем резко, и Киса кричит, а потом ее выгибает дугой. Хэнк пытается ее удержать и чувствует, как кончает сам. В комнате становится очень тихо. Хэнк аккуратно выходит и ложится рядом, поглаживая ее по животу. Киса смотрит на него, пытаясь широко улыбнуться: — А я уже и забыла, как это, — но к середине фразы улыбка сползает с лица, и она бьется в рыданиях. — Все хорошо? — шепчет Хэнк, и она кивает, но плач становится только отчаянней. — Ну плачь тогда. Он садится, опершись на подушку, притягивает Кису в объятия, и ему кажется, что он наконец-то оказался на своем месте.