позови меня из огня, если не поздно

Наутро Хэнк выходит из номера. Мир плывет перед глазами. Он бы всю жизнь сидел там, с Аней, чтобы ее больше никто не обижал. Но нельзя — если он хочет ее спасти, надо действовать быстро. Рауль сидит на диване у ресепшна, в его глазах — мрачное удовлетворение. — Попрощался с девочкой? Странная она у тебя. Не отдал я ее этой ночью — так отдам следующей. Чем ты ей помог? — Думай, что ты несешь! — кидается Хэнк, но его тут же берут под руки два охранника. — Думаю, ты понимаешь, — Рауль подходит ближе, — Что ты здесь теперь в черном списке. Больше ее не увидишь. Ну не переживай, пришлю тебе весточку. Он трясет перед носом у Хэнка Кисиным телефоном. — Позови его, — вот последнее, что она ему сказала перед тем, как попрощаться, — Скажи, чтоб зашел. Аня стояла в дверях в каком-то пошлом тяжелом халате, расшитом цветами. Она потела, ее била дрожь. Больные глаза на растерянном лице смотрели куда угодно, но не на Хэнка. — Он с тобой спал? — спросил он, наблюдая, как Киса по-особому скромно отворачивает голову. — Хэнк, поверь мне, — поморщилась она, — Это вообще не самое худшее, что здесь происходило. Сейчас, глядя Раулю в лицо сквозь экран со смешными котятами на заставке, Хэнк не может заставить себя передать ее приглашение. *** — Борь, на тебе лица нет, — хмурится отец, когда он влетает в квартиру. — Сядь, отдышись. Чего ты такой бледный? — Пап, у Кисы проблемы, — выпаливает Хэнк. — Ничего нового, значит? — отец вздыхает. — Я уж думал, случилось что. Хэнк толком не может говорить — его душат слезы, и отец серьезнеет. Смотрит со странным узнаванием — наверное, Хэнк был такой же взъерошенный, когда признавался в убийстве. Интересно, когда ему хуже — тогда или теперь? — Она у Рауля, — слезы все-таки начинают течь, — Она на героине, ее вытаскивать надо оттуда срочно. — У Рауля — это плохо, — отец хватается за голову. — К нему не подкопаешься. Думаешь, мы не пытались тогда, когда с Егором было? И ничего, как с гуся вода. — Пап, надо что-то делать, — умоляюще смотрит Хэнк, — Надо что-то делать, я не знаю, что делать. Он снова чувствует себя маленьким запутавшимся мальчиком. Сейчас — еще больше, чем тогда. Отец постукивает пальцами по столу. На челюсти играют желваки. — Ладно, — наконец, говорит он. — Ты там был? Как клиент? — Ну как-то так, — краснеет Хэнк, — Платил, чтоб с ней посидеть. — Неважно, что ты там с ней делал, — отмахивается отец. — Напишешь заявление. Я отреагирую. Меня настоятельно попросят этого не делать. Я проигнорирую эту просьбу. Понял, что я говорю? Поехали. *** — Стас? — отец ведет машину, прижимая телефон к уху. — Это Хенкин, надо тут донести до твоего сведения кое-что… Помнишь Аню? Девушка моего сына. Да, да, та, — он кривится. — Твой старший запер ее у себя и накачивает наркотой… Действительно, как это он так? Хэнк отворачивается к окну и старается не слушать. Он не знает, как они все ухитряются общаться, после того как Рауль чуть не пристрелил Анжелку. Наверное, не особо хорошо. — Ты знаешь, что мы тогда сделали, — доносится до Хэнка голос отца, — Для твоего ребенка в том числе. А теперь мне надо, чтоб с моими детьми ничего не случилось… Это не вопрос! Понял? Хорошо, на связи. — Пап, а как ты будешь? — Хэнк впервые за день включается в ситуацию. — Это же увольнение… — Разберусь, — отец резко тормозит на светофоре и зажигает сигарету, — Извинюсь. Перед Раулем Станиславовичем. За все доставленные неудобства. В отделении Хэнк садится за стол и тупо смотрит на лист бумаги. Ручка в руке подрагивает. В голове есть только слово «помогите». — Эй, — отец ловит за рукав какого-то неудачливого сотрудника, — Сядь, продиктуй ему. 241-я, на Кудинова. Сочините что-нибудь пострашнее. Да нет, тебе не надо, на меня. Сам он садится за свой стол и звонит уже с рабочего телефона, одновременно тоже что-то записывая. — Привет, дорогая, — голос теплеет, и от этого Хэнку становится не по себе. Они ведь так это и не обсудили — то, что отец фактически живет на две семьи. — Лариса, с Аней плохо, — отец говорит очень аккуратно. — Позвони в наркологию, нужна машина. Я вышлю адрес. И, Ларис… Не приезжай туда. Не надо тебе это. Увидитесь через пару недель. Хэнк аккуратным почерком пишет заявление. Организация занятий проституцией. Шесть лет, в лучшем случае. — Ну и все, — слабо улыбается отец, — Кто еще остался? Всех на уши поднял, можно ехать. *** Когда они приезжают, в здание уже заходят. Отец останавливает машину и жестом показывает Хэнку оставаться в ней. Тот кивает безо всякого удовольствия, но он без оружия и с огромным желанием ввязаться в конфликт, так что лучше и правда сидеть смирно. Вдруг в салоне раздаются выстрелы. Потом — женские крики. Хэнк обливается потом. — Стой тут, — отец вылезает и дает ему ключи от машины. — Понял меня? Стой тут, не геройствуй. Ты ей нужен адекватный и без перестрелок. Хэнк согласно кивает, и отец быстрым шагом заходит внутрь, попутно доставая пистолет. Там все еще шум и крики, но выстрелов, вроде, нет. Хэнк не может сказать, сколько прошло времени. Может, несколько минут. За них он успевает в мыслях сто раз найти пистолет, зайти и покончить с этим. Спа-салон стоит на отшибе города, где вот-вот начнется лесополоса. Хэнк представляет себе, как из догоревшего здания огонь уходит дальше, и пламя пляшет на кронах деревьев. В ушах шумит. Он уже думает идти следом, когда отец выволакивает визжащую Аню на улицу. За его спиной снова стреляют. Еще несколько визжащих полуодетых девушек выбегают следом, закрывая головы руками. — Все хорошо, девочка, ну что ты, — отец оборачивает Кису в полицейскую куртку. На ее щеке — капля чужой крови. — Все хорошо, ну, успокойся. Борь, иди, принимай ее. Киса мотает головой и вцепляется в отца так, как будто от этого зависит ее жизнь. Что, в принципе, недалеко от истины. — Ну что ты, дочка, успокойся, — от этих слов Киса только беспомощно ловит ртом воздух. Отец неловко гладит ее по спине и в легкой панике смотрит на Хэнка. Тот пожимает плечами — удочерил, теперь успокаивай, как знаешь. — Смотри на меня, — сосредотачивается отец, и его лоб разглаживается при виде Кисиных жалостных глаз. — Когда был последний укол? — Утром, — протягивает Киса и куксится, — Простите меня, Константин Анатольевич, простите меня, пожалуйста! — Я и не обижался, Ань, — смягчается отец. — Сейчас утро. Когда именно? — Не знаю, — всхлипывает Киса, — Я не помню, ничего не знаю! Недавно! Отец кивком подзывает Борю: — Сейчас машина приедет, Ань, поедете в клинику, прокапаем тебя. Потом будем разговаривать. Киса кивает, и отец отходит к своим. Потасовка, наконец, заканчивается, и группа задержания тащит Рауля в машину. У него на лице — кровь и безумная улыбка. Все это Хэнк уже видел. — Думаешь, уел меня? — шипит Рауль ему в лицо. — Меня за убийство не закрыли, а за это — закроют? Не смеши. И куда она пойдет — снова ко мне! Хэнк ничего не отвечает. Он занят — закрывает Кису собой. Рауля уводят. — Когда приедет машина? — нервно спрашивает Киса. — Хэнк, когда приедет машина? Мне страшно, я не хочу здесь оставаться! — Сейчас, — он целует ее в затылок. — Мы с папой ее дождемся. И потом поеду с тобой в больницу. Ладно? — Надо быстрее, — Кису потряхивает, — Я не знаю, когда мне станет плохо, я боюсь. — Не будет плохо, Кис, — Боря прижимает ее покрепче. — Господи, как я хочу сжечь тут все! Гораздо сильнее, чем тогда — базу. Просто представь. Все, что он строил — все в огне. Хоть раз. — Ну ты что, — она кладет руку ему на грудь, — Там же другие останутся. Не всем так везет, как мне, — у Кисы округляются глаза, и она вдруг выворачивается из рук Хэнка, успокаивающе целует в лоб, мимолетно гладит по голове и отбегает к отцу. — Константин Анатольевич, мы можем взять других девочек? Им никто, кроме нас, не поможет, Константин Анатольевич! — Что, всех, Ань? — устало вздыхает отец. — Не всех, — выдыхает Киса так тихо, что Хэнк почти не слышит, — Нас не так много таких было, ну Константин Анатольевич, ну пожалуйста… Отец берет ее за плечи и заглядывает в лицо: — Хорошо! Слышишь, Аня, успокойся! Покажи, кого. Бабич все равно оплатит. Он рад будет Рауля уесть лишний раз. Показывай. Спустя несколько минут Киса возвращается к Хэнку. Ее все еще потряхивает, даже в отцовской куртке. На лице — мрачное удовлетворение. Она падает в объятия, и они молча ждут машину. Киса смотрит на спа-салон, не отрываясь, и Хэнку кажется, что отголоски выдуманного им пламени пляшут в ее глазах.