Когда тебя нет рядом

отрицание  – защитный механизм, при котором избегается конфронтация с какой-то проблемой или реальностью в целом путем отрицания существования этой проблемы / реальности.   Остальная часть этой истории в основном про счастливую случайность. А именно: пара американских туристов натыкается на тебя вскоре после полудня, до полусмерти пугаясь поистине ошеломляющей лужи крови вокруг твоего распростертого тела. Один из них звонит 118, а второй просто следует стандартному протоколу первой медицинской помощи. (Уже в больнице ты пошутишь – мол, хорошо, что те люди оказались американцами. Потому что «американцы любят быть в центре внимания. Если бы это были британцы, то я точно была бы уже мертва». Но никто не смеется. Ты задаешься вопросом, не языковой ли барьер тому виной). Требуется три операции, два переливания крови и восемь недель физиотерапии, чтобы исправить ущерб, нанесенный тебе Вилланель. Большую часть этого времени ты лежишь в постели, запоминая части своего тела, поврежденные пулей. Трапециевидная, большая ромбовидная, подостная мышцы. Лопатка, несколько ребер, артерий и вен. Один из врачей говорит, что ты поправляешься на удивление хорошо для женщины своего возраста. Ты пытаешься воспринять это как комплимент. Официальная версия, переданная MI5 (очевидно, что они все еще заботятся о соблюдении приличий), заключается в том, что на тебя напали и выстрелили в спину, когда ты попыталась убежать. Как трусиха – думаешь ты. Будто есть что-то трусливое в том, чтобы повернуться спиной к профессиональной убийце, где-то глубоко внутри себя точно зная, что она собирается наставить на тебя пистолет. Что она собирается выстрелить в тебя, и ты, вероятно, умрешь. Это точно не трусость – и ты знаешь это, храня свой секрет в тайном пространстве где-то за ребрами. Ты уверена, что не струсила – и этого достаточно, чтобы жить дальше. Но при всем этом MI5 предлагает тебе удобную ложь, за которой легко можно спрятаться. Через месяц или около того тебе почти удается обмануть себя и на самом деле поверить в это. Ты была просто бестолковой туристкой, заблудившейся где-то в Тиволи. И чуть не лишилась жизни из-за каких-то 15 евро и скидочной карты ресторана на вынос в Южном Кенсингтоне (будто случайный итальянский карманник мог бы посчитать это ценным). Это была трагедия, переломный момент. Как только ты вылечишься, то сразу же сядешь на самолет обратно в Англию, чтобы воссоединиться со своим ужасно обеспокоенным случившимся мужем и начать собирать по кусочкам свою совершенно обычную, скучную маленькую жизнь. Это отличная ложь. И ты готова верить в нее каждой клеточкой своего тела, будь проклята эта чертова реальность! Пока однажды медсестра не объявляет, что у тебя посетитель, и: «чувствуете ли Вы себя достаточно хорошо, чтобы его принять?». Ты понимаешь, что слово «посетитель» мужского рода, но все равно в первое мгновение думаешь, не пришла Кэролин или (что куда более вероятно) Вилланель закончить свою работу. А, может, это Нико? Не без труда добрался до самых римских окраин, чтобы увидеть тебя едва живую на больничной койке? Когда в дверь входит Кенни, ты думаешь: о, хорошо. Это, по крайней мере, имеет смысл. Ты так счастлива видеть его, хоть одно знакомое лицо после нескольких недель среди чужих людей. Однако радость быстро улетучивается, поскольку Кенни, из которого с никогда прежде не виданной скоростью уже вовсю сыплются слова, разрушает твое нынешнее мирное пребывание во лжи буквально первыми же фразами. Он рассказывает о Нико и Джемме. О Хьюго, доставленном в Лондон на лечение по воздуху (Вот же удачливый ублюдок! - думаешь ты). О заговоре с целью сдать тебя и Вилланель, о его собственной роли в команде «уборщиков». О том, что его мама ходит по очень тонкому льду в отношениях с MI5, и о том, что Константин куда-то свалил, впрочем, как и Вилланель. «Хотя, возможно, она не умерла», - добавляет он. Словно тебя это действительно может в данный момент волновать! «Я бы предпочла, чтобы да», - говоришь ты, неожиданно правдиво из-за обезболивающих и шока от всего им рассказанного. Кенни смотрит на тебя, хмурясь. «Я думал… она тебе нравится…», - нерешительно произносит он. «Кенни, - говоришь ты. – Она выстрелила мне в спину». Этого ответа, очевидно, достаточно, и он не продолжает. Однако ты не говоришь ему: она не могла убить девушку Нико. Она бы этого не сделала. Она бы не оставила его там умирать. Ты хочешь в это верить, но потом вспоминаешь, что она зарезала Билла на танцполе ночного клуба. А еще вспоминаешь выражение ее глаз, когда ты снова и снова опускала тот топор… Гораздо легче рассказать себе другую версию событий. Может, Нико и его пассия тем вечером отправились на свидание и оказались в ловушке, потому что просто не смогли отпереть дверь изнутри. Тогда как же она умерла с мешком на голове? – спрашивает твой мозг. – И почему же Нико потерял сознание и у него случилось внутренне кровоизлияние в мозг к тому времени, когда его наконец нашли? Кенни говорит, что Нико госпитализировали (точнее, поместили в спецучреждение – проще говоря, в психиатрическую лечебницу). И попросили какое-то время не видеться с тобой. А еще он продал дом (твоя вина, что ты позволила ему быть единственным собственником), отправив большую часть твоих вещей на склад. Ты очень любишь Кенни, но наступает момент, когда тебе уже просто хочется умолять его перестать говорить, потому что каждая следующая новость оказывается болезненнее предыдущей.   Ты говоришь ему, чтобы он просто сжег все твое оказавшееся на складе дерьмо. «Это не очень заботливо по отношению к окружающей среде», - комментирует он. Ты смотришь на него с недоумением – прежде чем понимаешь, что он шутит. И запоздало смеешься.  «Тогда пожертвуй их куда-нибудь, - говоришь ты. – Без разницы. Мне они больше не нужны». (Некоторое время спустя, когда ты переедешь в крошечную, унылую квартирку, найденную им для тебя с использованием твоего нового псевдонима, - то обнаружишь небрежно спрятанную под кроватью картонную коробку. Осторожно открыв ее, ты увидишь семейные фотографии, несколько потрепанных книг в мягкой обложке и рубашку, которую когда-то носила на работу. Тебе придется просидеть на полу еще несколько минут, закрыв глаза, чтобы справиться с внезапным приливом эмоций, наполнивших твою грудь. Чем ты это заслужила? Перед Римом ты ужасно обращалась с Кенни – и теперь признаешь это, едва не задыхаясь от затапливающего тебя сожаления – и все же он всегда оставался к тебе добр. После всего этого, он, кажется, единственный настоящий друг, который у тебя в этом мире еще остался). Вернувшись в реальный мир, ты делаешь все возможное, чтобы притвориться, что ничего не произошло. Что твоя жизнь не была жестоко разделена на пресловутые «до» и «после». У тебя не очень много сбережений, но МИ-5 выделяют тебе пенсию, учитывая «ранение при исполнении служебных обязанностей». Честно говоря, это просто оскорбительно! Словно они из жалости отправляют тебе ежемесячный чек. И да, когда-нибудь, когда ты сможешь поднять свою задницу и найти нормальную работу, то скажешь MI5, куда именно они могут засунуть эту свою пенсию. Но сейчас у тебя нет иного выбора, кроме как заткнуться и принять то, что дают – как минимум, чтобы не оказаться сейчас бездомной. Ты начинаешь регулярно навещать Нико. В один из первых визитов упомянув об «ограблении», ты видишь, как его лицо искажается эмоциями. Ему дают какие-то седативные препараты, делающие его вялым, но через столько лет ты можешь заметить боль даже под этой безмятежной маской. Он никак не комментирует твою историю и не пытается тебе противоречить. И именно в этот момент ты осознаешь, что вашему браку действительно пришел конец. Прежний Нико никогда не позволил бы тебе так легко лгать самой себе. Или ему. Ты не думаешь о Вилланель. Вернее, ты очень стараешься этого не делать, и обычно тебе это удается. Особенно в первые пару месяцев, когда рана еще не зарубцевалась. Ты быстро понимаешь, что выписка из больницы не означает полного выздоровления – она всего лишь говорит о том, что ты уже способна ковылять по квартире, не рискуя грохнуться. Болит буквально все. Вот что еще стало тебе известно из всего этого опыта: оказывается, все в человеческом теле связано между собой каким-то непостижимым образом. Поэтому, заснув на своей левой руке, ты просыпаешься с раздражающим покалыванием от ключицы до самых кончиков пальцев, и оно не проходит следующие несколько часов. И даже после всех этих растяжек и упражнений в больнице к тебе все еще не вернулся полный диапазон движений в плече. А если ты забываешься (что случается довольно часто) и перенапрягаешься, то получаешь в награду отдающее от лопатки в грудину пронзающее ощущение. И это ты еще не упомянула о постоянной усталости и необходимости спать не менее восьми часов после обычной покупок продуктов. Или о том, что на всех твоих рубашках теперь есть какие-то странные пятна, потому что ты не была в курсе, что свежие огнестрельные ранения просто… сочатся весь день напролет. При таких обстоятельствах довольно легко забыть о Вилланель. Ну, точнее, не то, чтобы забыть о ней, а, скорее, просто выкинуть ее из головы, пока у тебя не найдется ресурса начать переваривать все это, - что при таких темпах вполне может занять годы. «Как думаешь, что бы ты сделала, - спрашивает Кенни во время одного из ваших с ним еженедельных вечеров с едой на вынос и вином, - если бы увидела ее снова?». Увидела кого? – думаешь ты переспросить. Но это было бы слишком дешевым приемом даже для тебя.  «Я бы, наверное, дала ей пощечину», - отвечаешь ты. «А потом?». «О, боже, - смеешься ты. – Как ты думаешь?». Кенни некоторое время просто молча жует, изображая глубокую задумчивость. За последние несколько месяцев ты начала лучше разбираться в его мимике – и поэтому знаешь, что на самом деле сейчас он просто пытается решить, насколько ты разозлишься на его ответ. «Если честно, - говорит он в конце концов, - думаю, ты бы, наверное… ну, знаешь... набросилась на нее». Ты морщишься. «Прошло столько времени, а ты все еще не можешь произнести слово секс?». «Это звучит слишком реально. Не хочу представлять, как ты это делаешь!». «Ну, если тебе станет легче, то я не занимаюсь сексом на первом свидании». Он негромко смеется. «Ставлю пять фунтов на то, что ты ее хотя бы поцелуешь». Учитывая тот факт, что ты вообще не планируешь когда-либо снова ее видеть (а если это случится, то ты, вероятно, убьешь ее), - это кажется безопасной сделкой. «По рукам», - говоришь ты, поднимая свой бокал, чтобы чокнуться с ним.