С группы по нитке

Чонин не хотел здесь находиться. Ему было страшно. Он нервно озирался по сторонам, прося маму не оставлять его в этом месте, но она разговаривала по телефону с каким-то партнером по бизнесу и не хотела слушать. Он сжимал в секретном кармашке толстовки плеер со старенькими наушниками, надеясь, что их не отберут. Мимо прошла какая-то девушка, бормоча что-то себе под нос, а в одной из палат кричал мальчик, чтобы его не убивали. Наконец они дошли до кабинета главного врача, чтобы госпожа Ян подписала оставшиеся документы. Буквально несколько дней назад Чонин падал маме в ноги, обещая, что он исправится, что найдет достойную девушку и больше не будет геем, лишь бы его не отдавали в психиатрическую лечебницу, но мама только дала ему пощечину и отправила в комнату. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ревут передо мной, а особенно такие больные, как ты, — сказала тогда она, в отвращении снимая кожанную перчатку с руки, которой ударила сына, выбрасывая ее в мусорное ведро. Его мать была довольно богатым человеком, что развивал свой бизнес не только в Корее, но и в других странах, поэтому уже завтра она собиралась в Японию, чтобы проконтролировать производство. Когда со всеми формальностями было покончено, парня вместе с остальными повели на обед, а после, к его страху, заперли в палате всех ее обитателей. Одна из медсестер сказала, что их будут выпускать на время приемов пищи, время посещения и время прогулки. Все остальное время Чонину придется быть запертым с психически нездоровыми людьми. Таблетки, что ему дали во время обеда, он спрятал в рукав толстовки, а по приходе в новое место жительства, спрятал под матрас. Уж пичкать себя всякими психотропными он не станет, в своем психическом здоровье он пока уверен. Некоторые срубленые таблетками спали на своих койках, но большинство носилось по палате. Кто-то громко смеялся, кто-то затыкал уши и кричал, кто-то рассказывал всякий бред. Кровать Чонина находилась в углу прямо у окна, поэтому он предпочел забиться в этот самый угол и подключить наушники к плееру. Через неделю такой жизни к нему в угол подсел другой парень. Чонин не знал своих сожителей и знать не хотел, поэтому парень сразу назвал свое имя. — Я Сынмин, — улыбнулся он, протягивая руку, но ответного пожатия так и не дождался, — я давно не слушал музыки, могу я..? — он указал на плеер, но увидел не самый добрый взгляд Чонина. Этот Сынмин выглядел довольно спокойным и в общем то нормальным, но Ян знал, что, если этот парень здесь, значит с ним что-то не так, а спокойный он, скорее всего, из-за таблеток. Так прошла еще неделя, и за это время Сынмин больше не сказал мальчику ни слова, да и сам Чонин не рвался с ним общаться. Каждый день парень приходил к нему в этот угол и сидел рядом, обнимая колени руками. Спустя еще неделю он осмелел и начал забирать один из наушников, слушая музыку вместе с хозяином плеера. Чонин за эту неделю научился спокойно реагировать на таких, как Сынмин, поэтому ничего не говорил на такие действия. Спустя еще неделю Сынмин начал обнимать Яна, прижимаясь щекой к его плечу, тихо напевая мелодии плеера. Чонин плакал, скучая по нормальной жизни, по друзьям, по бабушке, а Сынмин обнимал его, убаюкивая нежными поглаживаниями. Только спустя месяц таких немых посиделок Сынмин решил рассказать свою историю. Они лежали на маленькой койке Яна, и парень, держа его за ладони, шептал в ухо, обдавая его горячим дыханием. Ким Сынмин, так же, как и Чонин, был обычным парнем. Его мысли не всегда были понятны, поэтому знакомые звали его чудаковатым. В один день в школе его шантажом заманили в спортзал, который закрыли на ключ, и, включив камеру, начали издеваться, насколько позволяла больная фантазия. Самое противное, что тогда попытались сделать - это пустить по кругу. В тот момент, когда его уже раздели, а рот болел от чужих членов, парень набрал больше воздуха в легкие и начал из всех оставшихся сил отбиваться. В итоге те парни наигрались и без проникновения и, бросив побитого грязного Сынмина на полу, ушли. На следующий день Кима обсуждала вся школа, фотки и видео посмотрели почти все ученики, а историю переврали много раз, выставив Сынмина шлюхой, что сам захотел прыгнуть на чужие члены. Выдержав два месяца насмешек, толканий, тыканий пальцем и открытых домоганий, Ким сдался и, закрывшись в ванне, перерезал себе вены. Правда, попытка суицида не удалась, родители почуяли неладное и вломились к сыну. Сынмина спасли и сразу после больницы выписали направление в психиатрическую лечебницу. Тогда же Ким сказал, что он, как и Чонин, таблетки не пьет, а прячет под матрас, а на прогулках выбрасывает в маленький прудик на территории больницы. Той ночью Ян плакал и прижимал Сынмина ближе к себе, шепча, как же ему жаль и что он всего этого не заслужил. Свою историю Чонин рассказал спустя несколько дней. Ким тогда улыбнулся, ничего не сказал и долго гладил Яна по голове, обнимая. Они редко разговаривали, в основном только ночью, рассказывая друг другу дорогие сердцу истории из жизни за стенами этого заведения, а днем парни слушали плеер. За год пребывания в больнице Чонин успел полюбить Сынмина всей душой, и ему не нужно было говорить об этом, он и так знал, что это взаимно. Он понимал это по горячим поцелуям, что они друг другу дарили, по долгим объятьям, по взглядам. Они лишь изредка шептали слова симпатии, когда уже засыпали, оставляя фразы на периферии сознания. Спустя еще полгода бабушка наконец-то узнала, куда ее нерадивая дочь отправила своего сына, и пришла за Чонином, чтобы забрать его обратно в нормальную жизнь. Тогда Ян долго не мог перестать обнимать Сынмина, обещая, что ему нужно потерпеть всего несколько дней, и он вернется за ним. Он сделает все, но не оставит его тут. Ким крепко целовал парня, прося не париться о нем, а адаптироваться к обычной жизни. Но в том то и дело, что Чонин больше не представлял своей жизни без Сынмина, и если, чтобы быть с ним, надо находиться в психушке, он готов и на это. Свое обещание Чонин сдержал. По рассказам Сынмина, он нашел его родителей и убедил забрать парня, уверяя в его вменяемости, но прося не отправлять его в ту школу, а перевести желательно в ту, что на другом конце города. Этой школой оказалось учебное заведение Яна. После того, как спустя неделю он допек родителей Кима и те забрали сына, Чонин Сынмина блольше не отпускал. —"Amantes sunt amentes",— говорила про парней бабушка Яна, качая головой и грустно улыбаясь.