С группы по нитке

Он лидер. Он должен быть без изъянов, он должен быть идеальным, он должен быть опорой и поддержкой для своих ребят. Он не должен показывать слабость, он должен быть сильным. Но кто будет опорой для него? Кто позволит быть слабым рядом с собой? Кто скажет, что ему не нужно больше притворяться? Фанаты говорят, он плохой, он плакса, он некрасивый, он ничего не умеет, он должен сдохнуть. Почему? За что они так с ним? Неужели он и вправду такой плохой? Неужели он заслуживает смерти? Неужели он не достоин и капельки любви и признания? Он всегда поддерживает, дает советы, обнимает, улыбается, когда хочется кричать и рыдать долго-долго, он всегда рядом, он всегда готов выслушать даже самый дикий бред. Но ему так хочется, чтобы кто-то послушал его бред. Хочется, чтобы прижал поближе к себе, чтобы сердце к сердцу, чтобы ослепительная улыбка помогла зашить дыру внутри. Он не может позволить себе нагружать младших, не может позволить себе, чтобы они увидели в нем обузу, не может позволить, чтобы они посмотрели на него с отвращением. — Хен, говори с нами, доверяй нам, — просят они, — твои проблемы и наши проблемы тоже, мы хотим помочь тебе. — Хорошо, — улыбается он. Но правда в том, что он не станет. У него все прекрасно, у него нет проблем, он счастлив, лучше вы расскажите о своих проблемах, вы поделитесь своими мыслями, доверьтесь, откройте душу, позвольте помочь. Но если честно, то ему тяжело. Каждый день он ощущает вес ответственности за остальных участников, за стэй, которым он дает советы, за стафф, которому помогает каждый день, за сестру с братом, которых видит так редко, что извиняется каждый день за отсутствие в их жизни, за родителей, которым он хочет помочь всем, чем может, но они так далеко. Он забивается в угол комнаты, отключаясь от остального мира. Ему хочется стать маленьким-маленьким и совсем незаметным. Он обхватывает колени руками и жмурится, чтобы не проронить слез. — Просто плачь, хен, — говорит ему Минхо, присаживаясь рядом, обнимая за плечи. Он гладит и что-то шепчет, Чан даже не слышит, что именно. — Ты так устал, Чанни, — поцелуй приходится в макушку, — позволь себе быть слабым ребенком, — он приподнимает лицо Бана, стирая соленые дорожки с щек, — разреши мне увидеть тебя таким, — произносит он, смотря в глаза, — позволь хотя бы просто быть рядом, — просит Ли, запечатывая поцелуй на лоб, — ты тоже обычный человек, у которого могут быть проблемы, который имеет право на слезы, имеет право на то, чтобы попросить помощи, имеет право кричать на всю общагу, пока не станет легче. Он поднимается на ноги, потянув за собой старшего, чтобы уложить его в постель, укрыв махровым пледом. — Хочешь чего-нибудь? — спрашивает парень, гладя по волосам. В ответ ему только машут головой, шмыгая. — А я могу остаться? — переходит на шепот Минхо. Получив утвердительный кивок, он улыбается, проскальзывая под плед, прижимаясь к Чану, делясь своим теплом. Бан прижимается к груди младшего, делая футболку мокрой, сбивчиво извиняясь за это. — Не надо, — просит Ли, проводя руками по спине старшего, — ты ничего плохого не сделал, милый хен. Чан обхватывает парня руками, замолкая. Еще несколько минут слышатся жалобные всхлипы и попытки подавить рыдания. Потом, икая, Бан шепчет обо всем, что скопилось внутри, обнажая перед Минхо свою душу, оголяя нервы, передавая свое большое кровоточащее сердце в его немного грубые маленькие ладони. Минхо бережно укрывает сердце Чана в руках, целуя каждую ранку, залепляет все лейкопластырем, делясь кусочками своего сердца, прижимает к себе, слыша его громкий стук, обещает хранить как свое, обещает оберегать от новых увечий. А взамен он отдает Чану свое не такое большое, как у него, но все же живое сердце, говоря делать с ним все, что душе угодно, разрешая издеваться, разрешая показать, как больно было его сердцу. А Бан улыбается и роняет на сердце соленые капельки, прячет в своих объятьях, осторожно гладит, вкладывает в самую середину слова любви. — Мы всегда рядом, хен, — сцеловывает слезы Минхо, — мы никогда не бросим тебя. — Простите, — шепчет старший, — прошу, простите меня за все. — Глупый хен, ты не должен извиняться, ты ничего плохого нам не сделал. — Мы любим тебя, хен, — в дверях оказывается Чанбин. Бан пугается, и прячет лицо в изгибе шеи Ли. Со подходит и садится на краешек кровати, кладя ладонь Чану на плечо. — Я хотел проверить, все ли хорошо, но вижу, что ты в надежных руках, — улыбается он, — младшенькие волнуются за тебя, — кивает он, гладя по плечу, — Феликс себе места не находит от беспокойства. — Все в порядке, — бубнит старший, — я приду к Ликсу, только немного позже, — обещает он, прижимаясь ближе к Минхо. — Хенджин уже утащил Феликса смотреть сериалы и лопать вреднючие сладости, — хихикает Чанбин, — просто скажи ему, что в порядке, лично завтра, — он поднимается на ноги, — но между нами, Чани-хен, ты никогда не был в порядке. Перед тем как выйти, тихо закрыв за собой дверь, младший попросил Ли позаботится о их лидере. — Я согласен с ним, хен, — шепчет Минхо, — никто из нас уже давно не верит твоим словам, что ты в порядке. Говори нам правду о своем состоянии, — просит он, кусая губы. — Это сложно, — тоже шепчет Чан, — но я буду стараться ради вас. Ли еще долго гладил его, чередуя с поцелуями, шепча нежности и разные глупости. Он делал это до тех пор, пока дыхание старшего не выровнялось, а сердце не начало отбивать ровный ритм. Чан заснул, не выпуская из прочного кольца рук Ли. Прежде чем тоже заснуть, Минхо написал что-то Чанбину и отложил телефон на тумбочку, укрывая плечи Бана пледом, что успел сползти. — Я хочу, чтобы когда ты говорил, что в порядке, мы видели в этом правду, хен.