С группы по нитке

Кай сидел в углу комнаты, притянув колени к груди. Он тихо плакал, забиваясь все дальше, чтобы его не заметили. За дверью кричит отец, ломится в дверь. Мать же просто сидела молча на кухне. Телефон забрали, даже написать никому не может. Просто сидит, стараясь плакать тише. Через несколько часов в доме затихло. Хюнин тоже пытался поспать, но безрезультатно. Он так и не понял, за что его побили и оттаскали за волосы. Он никогда не понимал. Либо он слишком глупый, либо им даже не нужно повода. Кай всегда ходил в одежде с длинным рукавом, даже летом. И сам удивлялся, как никто не замечал. На руках не было живого места. Старые шрамы даже не успевали заживать, как он полосовал новые. Без слез или сожаления. Он не ставил цель умереть и насквозь разрезать вены. Странно, но ему было почти не больно, скорее даже приятно. Это необходимо ему, чтобы чувствовать себя живым. Ради эндорфинов можно и потерпеть. Для него теперь самоповреждения, как марихуана для наркомана. Такую же участь, как руки, постигли бедра и живот. Если снять с него одежду, то будет больно смотреть. И никто не замечал ни его тела, ни его состояния, ни его разбитой на кусочки души, ни его пустых глаз. Его пугало такое состояние, и пугало еще то, что даже самые близкие не видели... Он говорит, что ему не нужна помощь, он улыбается, но внутри кричит о помощи, просит хоть чего-нибудь. Хотя он и сам не знает, какая ему нужна помощь. Для этого нужно хотя бы знать, что с ним, почему так плохо, из-за чего струны рвутся со звонким звуком. Он хотел лечь на постель, укрыться одеялом с головой и свернуться калачиком. Но только поднявшись с пола, он понял, что не выдержит этого одиночества. Осторожно выбравшись из комнаты, он прокрался до входной двери, тихо прокручивая ключ в замочной скважине. Свобода. На несколько часов всего. Да плевать. Зато свобода. Он медленным шагом побрел по проселочной дороге. Хоть и лето, но было немного холодно, и кожа покрывалась мурашками. Кай слегка поежился и продолжил путь. Полная луна освещала ему дорогу, разгоняя тучи. Он шел к Енджуну. Только он мог помочь ему в этот момент. Старший жил на первом этаже своего частного дома. Хюнин помнил, где находится его комната, и тихо постучал в окошко. Он как-то забыл, что сейчас два часа ночи и парень может спать. Почему-то он не посмотрел на время на часах на кухне, когда выбирался из дома. Но что сделано, того не изменить. Повернуть назад уже нельзя. Спустя минуту окно распахивается и перед Каем предстает лохматая голова с заспанным видом. — Хюка? — сонливость вмиг слетает с лица парня, перерастая в беспокойство. Чхве оборачивается, чтобы посмотреть на настенные часы и узнать время. — Что случилось? — шепчет он, но сразу поправляется. — Сначала зайди. Я открою дверь, — говорит он, скрываясь в темноте. Енджун приводит Хюнина к себе в комнату, и, как только тихо закрывает за собой дверь, сразу обнимает мальчика, прижимая ближе к себе. — Они снова? — спрашивает он, слыша в ответ угуканье. Кай ближе прижимается к парню, смыкая руки у него на спине, кладя голову на плечо. — Переночуешь у меня? — он отстраняет Хюнина от себя за плечи. Мальчик на это лишь кивает. В горле как-то сразу пересохло, ни слова сказать не получается. Старший уложил его к себе в кровать, накрывая одеялом и ныряя следом. Он оставляет Каю поцелуй на ключице и сплетает их руки. Енджуну проще не замечать того, что творится с его любимым человеком. Просто потому что он не знал, как ему помочь. Он закатывает рукав туники и припадает к одному из запястий губами. Осторожно целует шрамы и совсем еще свежие порезы, стараясь не причинить боли. Терется щекой о ладонь, зажмуриваясь. Он хочет заплакать от собственной беспомощности, но не может себе такого позволить. Хюнин уже и так плакал достаточно, чтобы наблюдать слезы Чхве. Поэтому старший лишь жмется к Каю в поиске тепла для себя и возможности отдать свое возлюбленному. — Ты можешь остаться завтра на день? — спрашивает он. — Не ходить домой? — он заламывает брови. — Они живого места на тебе за такое не оставят. — Вряд ли они завтра найдут в себе силы встать с кровати, — качает головой мальчик, вспоминая, как вечером к ним приходила подруга и они посидели за парочкой бутылок спиртного, учитывая их низкий уровень противостояния алкоголю. — Тогда будь завтра у нас, не хочу бросать тебя, — шепчет Енджун, целуя в висок. — Я бы ни за что не ушел, если бы ты меня не выгнал, — улыбается Кай. Он пробирается пальцами под одежду старшего, оглаживая старые, давно зажившие шрамы на ребрах. Поэтому Енджун и не может помочь Хюнину. Потому что себе он помочь не смог. Он так и не выбрался из пропасти, в которую упал. Просто смирился, как с данностью. — Я бы так хотел помочь, но я не могу, — он тихо вздыхает, прикусывая губу. — Мне легче уже от того, что ты рядом, — Кай кладет руку на его щеку, поглаживая большим пальцем. Аккуратный долгий поцелуй приходится на губы, чтобы потом глаза закрылись и все погрузилось во тьму. Чтобы остались только горячие прикосновения пальцев на шрамах. Даже если они не проронят ни слова, они не одиноки. Они есть друг у друга. Этого хватит, чтобы выжить. — Ты же знаешь, что без тебя я умру? — Ровно как и я без тебя.