С группы по нитке

Небо заволокли серые тучи, подгоняемые ветром. Минхо шел домой по забитым улицам Сеула, зарываясь носом в шарф, а руки засовывая в карманы пальто. Погода этой осенью просто ужасная, и даже любимая работа не приносит никакого удовольствия. Ли Минхо уже тридцать пять. Контракт давно закончился, больше он не выступает на сцене, только тренирует детей в танцевальной школе. Он давно не общается ни с кем, кто был с ним в одной команде. Те самые популярные бродячие дети больше не соберутся в восьмером. Минхо знает, что Чанбин все еще выступает, работая с популярными айдолами, Хенджин стал моделью и амбассадором Диор, Сынмин ведущий на радио, Чана нашли мертвым в своей квартире в ванне залитой кровью спустя год после роспуска, а судьба всех остальных для него загадка. После роспуска группы они разошлись в разные стороны. Возможно, кто-то из них все еще общался, но Ли с того самого дня не разговаривал ни с одним. Фанаты были растроенны, но если бы они продлили контракт, группа бы все равно развалилась в ближайшем времени. Для них это было необходимо. Минхо отвернул от себя всех мемберов, даже самых дружелюбных из них, и своими ссорами он порушил дружбу остальных и убил свои трепетные отношения. Иногда ему кажется, что Джисон был его главной ошибкой в жизни. Такой прекрасный и неземной, веселый мальчик, что всегда поднимет настроение. Но порой Ли портил его своим характером, заставлял выбирать не его, а друзей и алкоголь, вгонял не в лучшее состояние. Хан Джисон стал совсем другим и все из-за Минхо, который не умеет любить и ценить людей. Минхо даже думалось, что он любил их всех и все они любили его. Чану было тяжело, и Ли должен был стать его спасательным кругом, не дать упасть в пропасть, должен был вовремя заметить, что с ним что-то не так. Но Минхо лишь рушил, бил по больному, крошил чуткое сердце на кусочки, не обращал внимания на крики о помощи, грубо дразнил. Ли Минхо, из-за тебя Бан Чан сломался. Он считал Ли тем, кому можно доверить все. Он долгое время боялся нагружать парня, как и всех младших, но после подумал, что Минхо тот, кто поймет его, тем более, что по возрасту он подходил больше всего. После ухода Уджина, который выступал для Чана стеной, которая не даст пошатнуться и упасть, этой самой стеной стал Ли. Но он не берег Кристофера, предпочитал не обращать внимания на лидера, что разрывался в душе, плакал у себя в комнате, спасал себя сам, и очень плачевно. С Чанбином они оба были агрессивными. Постоянно ссорились, ввязывались в драки, кричали, как же они ненавидят друг друга. Плевал Минхо на него и то, что творится у него внутри, под толстым панцирем злости, то мягкое и нежное, что активно защищалось. Чанбин пытался найти к нему подход своими способами - а других он и не знал - которые Ли решительно не понимал и не воспринимал, ощетиниваясь и отталкивая его от себя грубостью, настраивая Со на такой же лад. Хенджин в принципе был чувствительным и ранимым человеком, который принимал все близко к сердцу, с ним нужно было быть даже осторожнее, чем с Чаном. Хван все впитывал, как губка и отражал на тебе твои же пороки. Он нуждался в понимании и ответной улыбке, чего Ли дать ему не мог. У него свои способы показать, что человек ему дорог, и Хенджин явно не мог их понять, как бы не старался и как бы не тянулся к старшему. Он предпринимал различные попытки, чтобы сблизится с ним, обнять его и спокойно выдохнуть от осознания, что Минхо на его стороне. Но ничего не выходило из раза в раз. Феликс был их надеждой, ясным солнцем, улыбкой, когда все льют слезы, но и он не мог держаться, когда любимый человек разрушает отношения с другими, себя и его самого. Старший Ли прекрасно видел, как Феликс его любит. Намного больше, чем остальных. Но он не позволял себе любить его в ответ. Оттолкнул, когда он ему признался. Избегал его. Целовался с Джисоном у него перед носом. Просил не трогать его. Что же ты сделал с Феликсом, Ли Минхо? Зачем ты был таким с ним? Почему ты так с ним поступал? Младший Ли перестал улыбаться, его веснушки померкли, свет, что как будто лился из него, перестал греть окружающих. Еще один мембер, которого Минхо успешно сломал и не заметил этого. Сынмин был пофигистичным, успешно игнорировал внешние раздражители, ко всему относился проще и в принципе был самым адекватным из них. Но он не мог игнорировать свои нежные, такие не свойственные ему чувства, что грызли изнутри, не позволяя молча абстрагироваться. Он не говорил, но все прекрасно видели, что происходит. Он хранил в сердце тихое признание, что со слезами вырывалось наружу. Он тянулся к нему своими руками, прижимался к нему, улыбался на съемках, но понимал, что ничего быть у них не может, что чувства безнадежные, а сердце глупое, раз сделало такой выбор. Да, Минхо видел. Видел и игнорировал, отворачивался от него, ничего ему не говорил, старался не давать надежд. Сынмин, тот, кто казалось не сможет сломаться, сделал это. Он разломался в маленьких ручках Ли Минхо, без возможности склеить себя вновь. Чонин вообще старался держаться от мемберов подальше. Они всегда тискали его и обнимали, называли милашкой. Ему такое не нравилось. Но при этом ему хотелось, чтобы Минхо трогал его, улыбался ему, укрывал в своих руках, дарил поцелуи, называл его так, как ему хочется. Но этого не было и никогда не будет. Яну хотелось заламывать руки до хруста, выплакать все слезы, стать маленьким-маленьким и скрыться где-нибудь в углу комнаты, чтобы не нашли и не успокаивали, чтобы не трогали. Чтобы никто, кроме Ли Минхо не смог найти его и сказать, что все будет в порядке. Все милашества, все улыбки, все объятья и все смешки заканчивались, когда стафф отключал камеру, а после, то, что Ли никогда не сможет себе простить. Уже было семь вечера. Смеркалось. Минхо шел в свою холодную пустую квартиру, в которой уже даже котов нет. Начал накрапывать мелкий дождь, машин, чьи владельцы спешили домой, стало только больше, чем было. Музыка в наушниках заполняла для Ли все пространство, но не помогала прогнать назойливые мысли. Как бы он хотел все изменить. Если бы перемещение во времени было возможно, он бы никогда не стал так поступать с младшими и лучше бы следил за состоянием Чана. Может быть, тогда бы сейчас он был не один, а в компании любящих людей, что будут отдавать свое тепло, вместо того холода, что уже давно поселился в разбитой душе. Ли Минхо такой глупый. Переходя дорогу, он настолько погрузился в мысли, что не заметил, что свет вообще-то красный, дороги скользкие, а по трассе мчится грузовик, который сигналит, но из-за музыки ничего не слышно. Секунда. Всего гребаная секунда, и люди столпились вокруг сбитого тела. Ли лежал в луже крови, смотря пустыми глазами на пасмурное небо, что стало плакать еще сильнее, посылая на землю капельки. Водитель грузовика в отчаянии хватался за голову, кто-то уже снимал на телефон, кто-то звонил в скорую, кто-то подбежал к парню, тряся его за плечи, спрашивая, в сознании ли еще он. Минхо помнит скорую, помнит мигалки, помнит бабушек, что цокали на неосторожную молодежь, помнит, как подключили кислородную маску, но на этом все. Дальше только кромешная темнота. Он так хотел, чтобы кто-то из них сейчас был рядом, держал за руку, говорил, что все будет хорошо, он хотел видеть их лица. Всех семерых. Но вряд ли теперь это возможно. — Эй! Хо, с тобой все в порядке? Что за голос? Такой знакомый, но в то же время совсем забытый. Ли медленно открывает глаза, что будто налились свинцом, и в него вдруг бьет свет. Предстает детское лицо с большими глазами. — Тиён? — Минхо пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, как его зовут. С этим мальчиком, его другом детства, они не общались с того времени, как Ли стал трейни. — Что у вас тут происходит? — раздался бойкий девчачий голос, чья обладательница тут же появилась перед глазами. — Юма? — похлопал ресницами Минхо. И только сейчас он заметил, что его голос какой-то слишком тонкий, слишком детский, еще даже не сломанный. Что за чертовщина тут творится? Он спит? Бредит? В коме? Пока это не важно, потому что мальчик с девочкой хватают его за руки и поднимают на ноги. Ли оглядывается по сторонам. Детская площадка. Вот песочница, а рядом с ней горка, скрипучие качели тоже тут, даже потрепаная деревянная карусель на месте. Все так, как и запомнил Минхо. Эта площадка, что находится во дворе его дома. — Минни, пообедай пожалуйста и можешь еще немного поиграть с друзьями! — из окна высовывается молодое красивое женское лицо. — Я... Я уже бегу, мам! — Ли поднимает голову и кричит так, чтобы его мама его точно услышала. Наваждение это, или судьба и правда дала Минхо шанс все исправить, он пока не знает, но в скором времени разберется. А пока он забегает в подъезд, перескакивая через две ступеньки, спеша к себе в квартиру. Если он и правда в своем маленьком теле и может прожить жизнь заново, то все будет по-другому. И он больше никому не испортит жизнь.