Оранжад

Чимин нашел себя сидящим на тротуаре, с гудящей головой и догорающими перед глазами черными звездами. Впереди виднелись окна его съемной квартиры, а это значило только одно — похоронный зал находился прямо за его спиной… Он почти оказался в ловушке и только истощение, до которого он довел свой организм, не позволило совершить роковую ошибку. Потому что жертвы не покидали похоронный зал самостоятельно, а Чимин определенно не чувствовал себя гостем. Саванна, если, конечно, ее действительно так звали, в чем нельзя было быть уверенным, оказалась гораздо хитрее, чем он думал. Но разве ей не проще было дождаться, когда он, мучаясь от бессонницы, будет точить карандаш и ненароком воткнет его себе в горло? Чимин поморщился от спазма, представив себе последствия такой неловкости, которая вызвала бы новые шепотки на остановке и в магазинах: «Ах, этот парень в последнее время выглядел таким бледным… Наверное, его бросила девушка». Она проворачивала этот трюк каждый раз и при этом по-разному. Только как? Господин Чхве, у которого Чимин, когда еще не пропускал работу в галерее, купил пару кресел и разделочную доску, значился в списке восьмым за этот месяц и при этом не последним. Список лежал под подушкой, потому что Тэхен мог залезть в любой угол в его квартире, но никогда не покушался на кровать. Даже у друзей должны быть стоп-слова, например, «свали с моей кровати, мудозвон» — так он считал, и только это спасало Чимина от принудительной отправки к мозгоправу. Тэхен был приставучим, как лучший друг, но именно он умудрялся хоть ненадолго выдергивать его из помешательства. Эта мысль и теперь вернула Чимина в реальность, потому что в окне, из которого он каждый день вел наблюдение, жалюзи, всегда державшиеся закрытыми, в одном месте темнели, словно кто-то придерживал их рукой. «Черт, — с медлительностью человека, который пережил обморок, подумал Чимин. — Так вот откуда она знала, что я за ней слежу… С этого крыльца все замечательно видно». Он вспомнил, что не ждал гостей, но Тэхену никогда не требовалось приглашение. Взволнованный, он обрушился на Чимина, стоило тому доковылять до подъезда. — Тебе плохо? Я видел, как ты разлегся посреди тротуара. Или это новый способ охмурить твою музу, или тебе пора нормально пожрать. — Что ты тут забыл, Тэхен? -Ты не один любишь прогуливать работу, знаешь ли. Тэхен помог ему добраться до квартиры. А потом, не слушая возражений, отправился мастерить из подручных продуктов обед. Впрочем, их было позорно мало, чтобы получилось что-то сытное. — Вместо того чтобы выходить на улицу, чтобы поваляться где-нибудь не дома, — изрек он, выискивая в холодильнике хоть одну не сгнившую луковицу, — написал бы мне, что все так плохо. Я бы подкинул деньжат. Знаешь же, что я богат, почти как чеболь. Прогуливать без ущерба для собственной карьеры мог только без пяти минут владелец галереи, а Чимин им не был, поэтому его должны были уволить со дня на день, если до сих пор этого не сделали. Сбережений оставалось в обрез — только на то, чтобы не сдохнуть ненароком от голода. Но организм из солидарности с кошельком большего и не требовал. Или из солидарности с кем-то другим… — Я ходил за покупками позавчера, — безразличным голосом сказал Чимин, снова занимая наблюдательное место у окна. — Просто… — Что? — Холодильник работает, но в нем портятся даже продукты с неограниченным сроком годности. Смешно, правда? Он не преувеличивал, потому что, что бы ни купил, наутро плесень сидела в каждом из пластиковых контейнеров, даже если их не успели открыть. — Может, потому, что твое позавчера было неделю назад? — спросил Тэхен. — В прошлую пятницу ты обещал доделать картину и накормить меня стейком, а вместо этого нарисовал еще три таких же наброска. И опять незаконченных. В прошлую пятницу? Чимин даже не удивился, а Тэхен, застучав ножом по разделочной доске, продолжил: — Художник, конечно, должен быть голодным, но мертвый художник не сможет рисовать. Хочешь, я договорюсь с отцом, и мы выставим в галерее парочку твоих натюрмортов? Он описал ножом рамку: — Только представь: подающий надежды талант Пак Чимин! — Его глаза сверкнули. — А если оттяпаешь себе какую-нибудь конечность, можно будет приписать к цене еще один ноль. Попробуем? — Нет. Они не продаются. Ни картины, ни конечности. Пока. Тэхен со вздохом отложил готовку, тем более что у него все равно ничего бы не получилось — невозможно приготовить ужин из ничего, даже если ты почти чеболь. Но Чимин был благодарен за попытку. И за участие — тоже. — Так, рассказывай давай. — Тэхен посмотрел без тени усмешки. — Ты заходил в этот гребаный похоронный зал или нет? — Не знаю. — Чимин помолчал. — Да правда, не знаю… Я мало что помню. Разве что, как, превозмогая усталость, какой еще никогда не испытывал в жизни, пытался подняться по лестнице. Девушка в черном сделала это легко, а потом гостеприимно оставила дверь открытой, но Чимин не помнил даже, смотрела ли она, как его корежит. — У нее необычное имя — Саванна. Как будто она прибыла с другого континента. — Ты совсем на ней двинулся, понимаешь? — Понимаю, — с готовностью согласился Чимин. — А ты знаешь, что состоятся новые похороны? Хо Джуен, 45 лет, преподавала математику в старшей школе. Она жила на соседней улице, но я иногда встречал ее в автобусе. Хочешь узнать, что с ней случилось? — Нет. — Она, как обычно, шла выгуливать своего пса, когда тот вдруг ударился в бешенство, опрокинул ее и протащил вниз по лестнице. Ее голова не пропустила ни одной из двадцати ступеней, и всего за десять секунд. Как тебе такая задачка? — Это просто случайность, Чимин. Трагическая нелепая случайность. Давай ты поживешь пока у меня, ладно? Я все равно в квартире один. — Забей, Тэхен. Ты не моя мамочка. — Вот как, значит, да? — внезапно он разошелся не на шутку. Пожалуй, за всю их недолгую дружбу Чимин ни разу не видел, чтобы всегда бывший на подъеме Тэхен так сильно и так решительно вышел из себя. — Тогда я сейчас же пойду к этой загадочной сучке и спрошу прямо в лоб, не она ли подстраивает все эти смерти. И кончено. — Стой, ты куда? Неужели не шутит… Но Тэхен уже хлопнул дверью, и его подметки застучали по коридору. Чимин все еще неважно себя чувствовал, но все же не смог остаться на месте, когда право раскрыть тайну хозяйки похоронного зала вот-вот готовилось ускользнуть из его рук. — Эй, придурок, подожди! Но Тэхен уже был на улице. До похоронного зала нужно было преодолеть всего каких-то тридцать шагов, а в возбужденном состоянии — в два раза меньше. Но даже такое ничтожное расстояние все равно обычно представлялось Чимину непреодолимым. Таким же оно осталось и для Тэхена, потому что, только он ступил на асфальт, как тут же оказался на капоте невесть откуда взявшейся черной машины. Чимин, застывший в дверном проеме, так и не решился выйти из подъезда, предпочтя остаться в тени. — Это все она, — лихорадочно произнес он, до конца не осознавая, что говорит вслух. — Она не хочет, чтобы кто-то узнал правду… А люди вокруг уже суетились, поэтому его слова безответно потонули в выкриках: — Скорую! Быстрее! Сколько крови! Интересно, его голова треснула, как тыква, или схлопнулась, как бумажный фонарь?.. — Расступитесь! Надо было подойти, сказать что-нибудь: «Это мой друг» или «Как же так вышло?» Надо было позвонить в галерею и сообщить владельцу, что его единственный сын больше не жилец, да много всего… Но Чимин мог только цепляться за стены, чтобы не рухнуть или не наделать еще каких-нибудь глупостей. Он словно спал наяву и видел беспокойный сон, в котором люди мелькали неясными картинками, не складывающимися в единое целое. Как не складывались черты лица девушки, которую он мог скопировать сколько угодно раз, но так и не закончить ни один из рисунков. — Что ты с нами делаешь? — спросил он, заметив, как штора, всегда закрывавшая витрину похоронного зала, вдруг дернулась, и Саванна появилась, едва различимая на черном фоне. — Что ты делаешь со мной?.. Она скрестила руки и посмотрела на него поверх взволнованно ахающей толпы. Пристально и сердито, как будто ее оторвали от важного занятия и виноват в этом был именно Чимин. У него больше не было денег, работы, будущего, таланта, а теперь еще и лучшего друга, оставалось только одно — страстное, необъяснимое желание не отводить взгляда первым.