Цугцванг

                    Ханджи не врала: книжка действительно интересная. Леви бы даже сказал «крайне интересная», но такое словосочетание чуждо для его лексикона. Чем больше узнаёт, тем больше хочется пробить стену лбом, потому что всё делал неправильно. Хорошо ещё, что сам пострадал, а если бы причинил боль Микасе? Женщины вообще, оказывается, устроены слишком сложно. И удовольствие им получить гораздо тяжелее. Теперь Леви вспоминает свои неумелые ласки и не может избавиться от подозрения, что Микаса притворялась, не желая обидеть. Да, книжка Ханджи интересная, но вместо уверенности рождает множество вопросов, которые себе задавать не хочется, а Микасе — и подавно.              Замкнуться в себе уже невозможно — он сам отдал ей ключ, а если закроется на засов, так дверь с петель снесёт. Притяжение игнорировать тоже невозможно, оно гудит между ними, словно они — магниты с разными полюсами. Чуть коснись — моментально притянутся. Нет, Леви не хочет отстраняться. И не может. Но аккуратно избегает её, стараясь не касаться лишний раз.              Тщательно домыв последнюю вилку, Леви откладывает её в сторону, спускает воду из раковины, но не успевает взять тряпку, чтобы протереть, когда Микаса обвивает руками, жарко дышит в затылок и шепчет так, что волосы на загривке встают дыбом:              — Не хочешь в постель?              Дыхание спирает. Прикрыв глаза, Леви пытается считать до десяти, но сбивается на трёх. Откидывает голову ей на плечо, трётся носом о шею, коротко целует под ухом.              — Не рано? — отвечает с придыханием.              — Рано для чего? — её губы смещаются к его виску. Теперь Леви её не достать. Он разворачивается, кладёт руки на талию, смотрит в глаза. Давно привык, что Микаса вот так — близко. И всё равно как в первый раз видит.              — Для сна, — отвечает ровно, хотя хочется рвано.              — Разве я зову спать? — Микаса склоняет голову набок и, не мигая, смотрит на его рот. Кровь моментально приливает, хочется облизнуть, охладить хоть как-то. Леви делает первое, что приходит на ум: резко тянет за затылок и впивается в губы. Хотел бы мягко да нежно, а может только глубоко и мокро. Чтобы язык по языку, и носом дышать шумно и коротко. Чтобы вкус её через себя пропускать, со своим смешивая.              Для сна и правда время раннее, они не ужинали даже: стрелки едва до половины восьмого добрались. Но в постели, под одеялом, оба оказываются быстрее, чем думали. Только и успевают, что почистить зубы и помыться.              Куда вся спешка девалась — Леви не знает. Движения замедляются, словно попал в паутину. Широко раскрытой ладонью он водит по обнажённой спине, трётся грудью о грудь, целует в плечо. От жара внутри и жара, исходящего от её тела, бросает в пот. Микаса стягивает одеяло до его поясницы, закидывает ногу на спину, вторая между его ног.              Спешить тут нельзя, это Леви отлично усвоил. И спрашивать больше нет необходимости, всё и так предельно ясно. Он целует её шею, тайком облизывает пальцы, тянется вниз, к знакомым уже завиткам на лобке. Жаль, что смотреть пока — недоступная роскошь. Он хочет видеть её всю и сразу, целиком. Успеет ещё. Слова из книжки вязью тянутся в голове, когда его пальцы мягко гладят складки, не спеша проникать внутрь. Микаса старается сделать вид, что всё в порядке, но Леви прекрасно чувствует, как она иногда замирает, когда он мягко надавливает подушечками на вход. Хочется сказать, чтоб доверилась, только после всего, что уже произошло, слова могут только всё испортить. Вместо этого Леви отвлекает поцелуями, и Микаса сперва нехотя, но всё-таки втягивается. Отвечает неторопливо, прислушиваясь к себе.              В этот раз внутри гораздо горячее, влага обволакивает палец, тот скользит легко, изучающе. Леви пронзает мысль — сейчас он в буквальном смысле слова внутри неё. И поражает внезапно: как удивительно устроены их тела. Заточены друг для друга. Он осторожно проталкивает второй палец, зная теперь, что надо подготовить, чтобы привыкла. А не торопливо толкаться, словно стену хочешь пробить.              Лицо и шея Микасы полыхают, глаза порой закрываются, а губы, наоборот, приоткрыты. И дышит она чаще, сводя брови. Разведя её ноги, Леви ложится между, но пальцы не убирает, продолжает ласкать, хотя мысленно уже там, внутри. Внизу живота пламенеет желание, член трётся о внутреннюю сторону бедра. Контроль трещит по швам: сколько ни латай — бесполезно. Леви обнимает Микасу, просунув руку подмышку. Помогает себе второй, обхватывая член, и задерживает дыхание, плавно начиная входить. Стискивает зубы, чтобы не напугать всплеском эмоций, которые рвутся наружу с длинным выдохом. Сосредоточенно смотрит на неё, замершую, и, всё ещё не дыша, входит дальше.              Невероятные по силе, сокрушительные эмоции заставляют дрожать от напряжения. Заметив, что он остановился, Микаса открывает глаза, и Леви сдавленно спрашивает:              — Всё в порядке?              Её «да» не слышит, скорее, интуитивно улавливает, входя до конца. По спине льётся пот, мышцы напряжены, как камень. Леви вытирает лоб о подушку и целует приоткрытые губы. Вместе. Вот как оно ощущается, когда на самом деле вместе. Как можно заниматься этим с кем-то чужим, незнакомым? Невозможно представить. Бёдра двигаются словно сами по себе — мозг слишком далёк от того, чтобы отдавать приказы. Ноги Микасы широко разведены, глаза снова закрыты, ни одной эмоции на лице.              Леви вытягивается на руках, плавно раскачивается, хочет следить внимательно, только не выходит: голова откидывается назад, каждый новый толчок сильнее предыдущего. Каждый шлепок, с которым соединяются их тела, вызывает новую острую вспышку наслаждения на самой грани. Её пальцы впиваются в предплечья, немного отрезвляя. Леви вышвыривает из почти-оргазма прямо в потемневший взгляд под ним. Глаза Микасы блестят слишком ярко, сердце замирает и крепко сжимается.              — Ты не в порядке, — задыхаясь, говорит он. — Больно? Мне остановиться?              Она кивает, закрывая глаза, по вискам скатываются слёзы. Локти подкашиваются. Стремительно покинув её тело, Леви крепко обнимает Микасу, перекатывается вместе с ней на бок. Она сжимается, судорожно выдыхает, но больше не плачет. Просто лежит, тихо сопит в ключицу.              — Зачем терпела? — шепчет Леви, пропуская пряди волос сквозь пальцы. — Сказала бы сразу, что больно.              — Не больно, — бормочет Микаса, — просто… печёт.              У него внутри тоже всё печёт, хоть и не с такой силой, как пару мгновений назад. Сердце до сих пор колотится, как бешеное. Бездумно он водит по её спине кончиками пальцев, чувствуя, как она расслабляется. Подтянувшись повыше, Микаса целует его в подбородок, ищет губы.              — Я уже в порядке. Правда.              — Нет, — Леви отодвигает её от себя. — Не надо, Микаса.              Не надо снова бросаться вперёд, сломя голову. К тому же, доходит до Леви, главное они уже сделали. И дальше будет гораздо проще. Осознание того, что только что занимался с Микасой любовью, по-настоящему, пусть и не до конца, накрывает с головой. Он обнимает её так крепко, что трещат кости. Микаса взвизгивает от неожиданности, отвечает с не меньшей силой.              Они снова целуются. Ласково перебирают губы, смешивают дыхание, смотрят в глаза, понимая друг друга без слов. Точно зная, что продолжения больше не будет, по крайней мере, в том плане, в котором очень бы хотелось, Леви хочет сгладить неприятный осадок и сделать, наконец, по-настоящему приятно Микасе. Он мягко перекатывает её на спину, спрашивая глазами: доверяешь? Микаса улыбается, гладит по щеке, трётся носом о нос.              Никогда ещё Леви не ощущал свои пальцы такими неловкими. Они кружат вокруг и между её складок, но чуда не происходит. Микасе не неприятно, ей точно никак. Она лежит с выражением «делай что хочешь и как», закрыв глаза, и явно притворяется, старясь дышать чаще. Вздохнув, Леви сдаётся. Пальцы замирают.              — Микаса, — говорит низко, настойчиво, — покажи как.              Прямо на его глазах она ярко краснеет, не сразу осмеливается посмотреть. Такое явное смущение невольно умиляет, вызывая улыбку.              — Хочешь сказать, что никогда этого не делала?              Зря он это сказал. Стоило представить, и кровь снова закипает и устремляется вниз. Задал вопрос наугад, но по её реакции сложно ошибиться.              — Стесняешься?              Вспыхнув ярче, Микаса решительно кладёт ладонь поверх его ладони, ведёт выше и слегка надавливает. Чем это место отличается от остальных, понять сложно.              — Нежно или быстро? — шепчет Леви на ухо.              — Сначала нежно, — отвечает Микаса.              Сперва ничего не происходит. Поглаживания неторопливые, и пальцы постоянно приходится слюнявить, чтобы проще скользили. Однако вскоре Леви начинает чувствовать лёгкое уплотнение, похожее на крохотный узелок. Привстав на локте, он зачарованно смотрит, как меняется выражение лица, и, когда узелок становится твёрже, а пальцы, порой соскальзывая, размазывают влагу. Микаса вдруг тихо выдыхает. Испуганно распахивает глаза, но Леви отвлекает поцелуем.              Вот оно — кричит от восторга внутри. Когда каждое его движение заставляет дышать чаще. Когда её губы кривятся, а спина начинает выгибаться. Её грудь манит прикоснуться, он накрывает губами сосок, вспоминая слова Микасы о том, что нежно нужно только сначала. Немного ускоряется, водя языком по соску, прижимается к её бедру, стараясь избавиться от жжения в паху. Микаса дышит так шумно, что перекрывает стук его сердца. Кожа вдруг стала слишком чувствительной, каждое прикосновение разносит по телу ворох искр. Леви коротко стонет, когда Микаса вдруг обхватывает член и начинает водить по нему, привычно и правильно сжимая.               — Леви!.. — вдруг восклицает Микаса, выгибается и распахивает рот. Её бьёт дрожь, ладонь сжимается вокруг члена, и Леви, накрыв лобок всей пятернёй, ловит бешеный пульс. Последняя связная мысль: получилось! А потом его захлёстывает оргазм, и остаётся только судорожно дышать, уткнувшись лбом в висок.              — Это было… — Микаса не договаривает. Расслабленно улыбается и ведёт пальцами в воздухе. Леви с ней полностью согласен, слов нет, одни эмоции. Взгляды пересекаются, и сердце увеличивается вдвое, просто так, без причины. Найдя её губы, Леви не целует даже, просто касается и роняет голову обратно на подушку. Тишина обволакивает, спокойная, мирная.              — Я есть хочу, — вдруг говорит Микаса. Леви хмыкает, соглашаясь. Только шевелиться не хочется, и выбираться из постели тоже.              — Пойдём, — вздыхает, привставая на локте. Но решимость слетает, когда он наконец видит её, от ямки между ключицами до щиколоток, безупречную. Поднимает глаза и выдыхает: — Ты такая красивая.              Микаса отворачивается, прикрывает глаза рукой, бормочет:              — Ерунду не говори.              — Правда. — Леви тянет за запястье. — Посмотри на меня. Ты очень красивая. — Он приподнимает бровь, саркастично спрашивает: — Думаешь, я многим это говорил?              — Нет, — хмыкает Микаса, расслабляясь. Хитро улыбается: — Мне лучше всех известно, что ты такого, к тому же в постели, никому никогда не говорил.              — Наглая, да?              — Разве я вру?              — Точно наглая.              Леви хватает её за талию и вдруг закидывает на себя, падая на спину. От бёдер поднимается к рёбрам, но, вместо нежных поглаживаний, тычет пальцами. Микаса фыркает и сгибается пополам. Зловеще улыбнувшись, Леви хватает её за лодыжки и щекочет ступни. Звонко расхохотавшись, Микаса утыкается в его грудь, пытается вырываться, но руки крепко зажаты у него подмышками.              — Ле-леви! — она задыхается от смеха, извиваясь всем телом. — Хватит!              Отпустив ступни, Леви снова щекочет рёбра, и останавливается, лишь когда она начинает всхлипывать от смеха — силы смеяться закончились. Микаса выпрямляется, протяжно выдыхает и убирает волосы, упавшие на лицо. Скептично смотрит на него, на себя, констатирует:              — Мы грязные.              Оба как-то упустили тот факт, что до сих пор не вытерлись и теперь оба липкие, блестят, а в воздухе плывёт лёгкий мускусный запах. Ответив коротким взглядом, Леви садится, притягивает к себе за ягодицы и хмыкает, целуя в шею:              — И что?              Ладони на его плечах смещаются к волосам, Микаса тянет за них и ныряет в поцелуй. Губы у неё неожиданно сладкие, или это голод, и правда пора поесть? Нет, этот голод другой, глубинный, от него дрожат нервы и в животе пусто. Хочется съесть её всю, выпить до последней капли, наполнить собой и выпить снова.       — Леви…       Микаса тяжело дышит, смотрит, душу вынимая, а он вдруг пугается. Трепет проходит по всему телу, остаётся в груди, там одновременно пусто, и полно так, что может вылиться через край. Но она молчит, долго молчит, и Леви, понимая и принимая её нерешительность, аккуратно ссаживает с себя.       — Пойдём есть, — говорит, пытаясь не улыбаться так явно.              — Голыми? — интересуется Микаса.              — Голыми холодно, — хмыкает Леви. — Где там сундук из замка, в нём хоть халаты есть?              Приведя себя в порядок, они нарезают мясо, хлеб, достают солёные огурцы. Пока Леви занимается чаем, Микаса уносит всё в спальню на большом подносе под оглушительное:              — Куда потащила?              Тяжело вздохнув, она разворачивается на полпути и опускает поднос перед камином. Стаскивает с кресел подушки, угрюмо смотрит, нахохлившись.              — Крошки, — терпеливо поясняет Леви. — Нельзя есть в постели.              — Так уютнее.              — Грязно.              — Кто бы говорил о чистоте? — Микаса смотрит на его голую грудь в вырезе халата. Смотрит так выразительно, что он запахивается.              — Это другое, — отвечает Леви нехотя, подходя с двумя чашками чая.              — Завтра я заварю себе чай отдельно, — небрежно замечает она.              — Почему?              — Ну… Ханджи передала мне травы… Сказала, надо пить, если мы… если…              — Если мы что? — Леви сводит брови на переносице, силясь понять.              — Если мы будем заниматься любовью, — еле слышно говорит Микаса, слабо краснея. Странно видеть смущение после всего, что было, но Леви находит это особенно милым. И сердце сладко тянет.              — И ты хочешь завтра?.. — он приподнимает бровь. — А как же…              — Завтра всё будет в порядке, — твёрдо, со знакомой решимостью говорит она. Леви качает головой, садится рядом, ставит чашки на пол и накрывает её ладони своими.              — Вовсе не обязательно всё должно быть завтра. Но… — он тянется к её губам и шепчет перед поцелуем: — чай завари.