|
— И какая у него история? — спрашивает Мэтт Бойд, когда команда переодевается. Кевин натягивает через голову легкую майку без рукавов, пока его друг размышляет. — Он выглядит таким мрачным и загадочным. Шрам и все такое, — Мэтт шевелит бровями, словно передавая какое-то добавочное сообщение, которое Кевин не получает. — О ком ты говоришь? — Не знаю, — легко отвечает Мэтт. — Ну, тот чувак… Кевин морщится: — Очень точно. — Со шрамом! — снова говорит Мэтт. Для взрослого мужчины-ребенка и сына подпольного международного боксерского ринга он легко приходит в восторг от самых незначительных вещей. Ну, «боксерского» — щедро сказано. Шоу Бойдов приближено к понятию гладиаторского больше, чем любой другой боксерский поединок, который когда-либо можно было увидеть на кабельном телевидении. Шрамы никогда не были и не будут чем-то особенным на рынке Бойдов (они не могут быть таковыми, когда расчленение и потрошение являются ежедневными развлечениями) и все же. Мэтту удается найти интересное в обыденном. Он заговорщически понижает голос: — До этого он стоял около корта. Я почти уверен, что он наблюдал за тобой. Кевин морщится и начинает собирать свое тренировочное снаряжение: — Ладно. Мэтт стонет и садится на скамейку рядом с Кевином: — Я спрашиваю о твоем не-очень-тайном поклоннике, и это все, что ты отвечаешь? 'Ладно'? — У меня нет… поклонника, — заикается Кевин. — Вероятно, это был просто кто-то, кто осматривал корт. Будующий игрок или кто-то в этом роде. Мэтт фыркает: — “Кто-то в это роде” уместнее. Никто в этом месте, кроме нас, не интересуется экси настолько, чтобы просто осматривать корт, — он скрещивает руки. — Я знаю, что ты знаешь, о ком я говорю. Я видел тебя с ним один раз. И я знаю, что он смотрел на тебя. Кевин с подозрением смотрит на защитника: — Ты говоришь об Эндрю? — Вау, — невозмутимо говорит Мэтт. — Смешно. Весело. Кажется, я знаю, как выглядит твой задумчивый бойфренд. Таинственным мальчиком у корта был не Эндрю. Кевин смеется, но в его голосе проскальзывает тень беспокойства: — В семисотый раз повторяю, он не мой парень. Прошло два дня после Фиаско в Общежитии (Кевин считает, что ему следует начать вести дневник с названиями, которые он придумал). Удивительно, но Эндрю вернулся в общежитие в тот же день после… какой бы то ни было херни, произошедшей между ними. Он заверил Кевина, что просто был занят работой и не собирался бросать Кевина так внезапно. Вполне возможно, что это была самая большая чушь, которую Кевин когда-либо слышал от этого человека, но когда Эндрю предложил посмотреть с ним матч экси "Амазонки против Орлов", Кевин не удержался от согласия и свернулся калачиком в почти извиняющихся объятиях Эндрю. Кевин встает и потягивается, обдумывая слова Мэтта. Но если не Эндрю… — Что значит, что ты видел меня с ним? — О, гм, — Мэтт делает паузу. — Кажется, я видел… ну, вообще-то. Неважно! Я не уверен, кого именно я видел, после того, как ты упомянул об этом. — Ты упомянул об этом, — напоминает ему Кевин. Мэтт отчаянно пытается избежать его взгляда. — Мэтт. Где ты нас видел? Кого ты видел? Мэтт сокрушенно вздыхает. Но когда он поднимает глаза, то пытается скрыть ухмылку: — В Уизерспире. Пару недель назад. Вы двое казались… уютными, — он снова шевелит бровями. — Что?.. Прежде чем он успевает расспросить его, другой товарищ по команде зовёт Мэтта по имени. — Не переживай, я сохраню твою тайну о тайном поклоннике в безопасности, — смеется он, уходя. Кевин ломает голову над тем, о ком мог говорить Мэтт, но у него уже есть большое подозрение. Хотя Кевин бывает в библиотеке почти каждую вторую ночь, не зависимо от того, учится он там или время от времени помогает с репетиторством разным ученикам, есть только один человек… Вы двое казались уютными. Воспоминание об индиго на плоти, дело рук Моне. Буржуазия. Мягкий смех, звенящий ярче колокольчиков. Он не должен. Кевин действительно не должен об этом думать. Он провел последние недели, пытаясь забыть ту ночь, того студента, то желание. Увы, мы существа привычки. Кевин хватает свою сумку и поспешно выходит из раздевалки. Он быстро прощается со своими болтающими товарищами по команде, игнорируя их полускрытый шок от того, что на этот раз он первым покидает тренировку. Краем глаза он видит, как Мэтт делает паузу в разговоре с Джеком, чтобы понимающе ухмыльнуться ему. Кевин игнорирует и его. Но когда он выходит из раздевалки и оглядывает площадку, то не видит никаких следов мальчика, которого он помогал Ники обучить почти неделю назад. — Черт, — бормочет он. Мимолетная надежда тает. Потом он чувствует себя виноватым за то, что вообще надеялся. — Привет. Можно было бы предположить, что восторг приходит с тем, как яростно вздрагивает Кевин: — Господи Иисусе, — выдыхает он, резко оборачиваясь на голос. — Ты должен прекратить это делать. Но, о чудо, человек, которого ищет Кевин, стоит перед ним. — …Прости? — колеблется Нил. — Я не хотел тебя пугать. — Нет, э-э, — выдыхает Кевин. — Конечно, нет. В этом нет твоей вины. На самом деле я, мм ... я, на самом деле, искал тебя. — он со смирением надеется, что получит медали за то, что смог произнести полное предложение. Бонусные баллы за последовательность. Нила, похоже, не смущает отсутствие у Кевина навыков общения. Он склоняет голову набок, как будто услышал что-то удивительное: — Да неужели? Тебе что-то нужно? Остановившись на мгновение, чтобы дать сердцу успокоиться, Кевин полностью окидывает взглядом Нила. Он выглядит хорошо отдохнувшим, если не считать легкую сутулость в плечах. При свете дня шрам от ожога на его щеке кажется серьезным. Но синяки под его челюстью исчезли, и он мягко улыбается, ожидая, когда Кевин заговорит. — Нет, мне ничего не нужно, — наконец говорит Кевин. Он перекладывает сумку с одного плеча на другое и указывает на двери спортзала. — Я как раз уходил, подумал, что… не знаю, поздороваюсь. Иногда он действительно умеет обращаться со словами. — Ну, привет, — саркастически шутит Нил. Он кивает головой и, не сказав больше ни слова, они с Кевином вместе начинают пробираться к выходу. — Тебе что-то нужно? — спрашивает Кевин в ответ. — Мой товарищ по команде сказал, что ты наблюдал за тренировкой. Ты хотел поговорить с нашим тренером или… что-то в этом роде? Кевин открывает им дверь, когда они выходят через черный вход. — Или что-то в этом роде, — беспечно проговаривает Нил, имитируя их первый разговор. — Вообще-то, я надеялся поймать тебя. Кевин краснеет, а затем проклинает себя за это. Внезапный холод наружного воздуха служит удобным прикрытием для его потемневших щек. Он быстро сожалеет о том, что убежал из раздевалки в футболке. — О? Ну вот и я. — Ни хрена себе, — смеется Нил, и Кевин, через мгновение, тоже. — Я хотел спросить… — Нил колеблется и Кевин оглядывается, — может быть, ты снова согласишься побыть моим репетитором? Нил задерживает дыхание, возможно, готовясь к отказу. Но Кевин уже кивает: — Да, определенно, — говорит он. Темная жижа начинает скапливаться в его животе, но он пытается оттолкнуть ее. Он не может чувствовать себя виноватым за репетиторство, когда оно отрабатывает его рабочее время. — У меня было много окон в последнее время, поэтому я уверен, что смогу устроить тебя. — Ты часто занимаешься репетиторством? — спрашивает Нил, пока они идут по Центральному двору, и, черт возьми, тут очень холодно. Кевин пожимает плечами, но скорее дрожит: — Большинство будничных дней, но, как я уже сказал. Я не был так занят. — Тебе это нравится? На это Кевин снова кивает: — Абсолютно. Пару семестров назад Ники уговорил меня помочь с его группой по репетиторству. В основном он работает со студентами, изучающими немецкий язык, и некоторыми общими лингвистами, но я беру на себя занятия по истории Франции и французскому языку. Я знаю язык, но еще мне нравится помогать преподавать историю и культуру, — он останавливается, когда понимает, что заговорился. — Извини, это было долго, — бормочет он. Ответа не следует, но через мгновение Кевин чувствует руку на своем плече. Электрический разряд пробегает по руке Кевина, в том месте, где ладонь Нила касается голой кожи Кевина. Область, где их кожа соприкасается, горит. Это единственная часть Кевина, которой не холодно. — Перестань это делать, — серьезно говорит Нил. — Делать что? — стреляет в ответ Кевин, неуверенно останавливаясь. — Извиняться, типа, абсолютно за все, что сделал, — Нил убирает руку и продолжает идти, заставляя Кевина его догонять. Хотя много усилий и не требуется с их разницей в росте. — И надень куртку, ты ощущаешься Арктикой. — Ты бывал в Арктике? — спрашивает Кевин, но открывает сумку и достает толстовку. Он не был готов идти так далеко по улице с убранной одеждой. Часты ли обморожения в январе в Южной Каролине? По крайней мере, глобальное потепление позаботилось о том, чтобы эта зима была и близко не такой суровой, как предыдущие. На земле даже снега нет. — Ты только что… поблагодарил глобальное потепление? — хихикает Нил. Кевин стонет: — Я сказал это вслух? — Считай так. — Изв… Нил хлопает своим плечом Кевина: — Перестань это делать, — напоминает он. — Ладно? Кевин не знает, что сказать. Никто никогда не защищал Кевина от него самого и его сомнений. Это приятный сюрприз. Вот почему, когда Кевин выпалил: «Хочешь что-нибудь перекусить?», он не должен был так сердиться на себя. Губы Нила слегка изгибаются. — Ага. Конечно. — Тебе не обязательно, — спешит заверить его Кевин. — Правда. Если ты не хочешь или у тебя есть другие планы… — Кевин, — говорит Нил, и этого достаточно, чтобы он снова резко остановился. Он чувствует, как его сердце замирает при звуке его имени, слетевшего с губ Нила. — Я сказал «конечно». — Ага. Тогда ладно, — смущенно качает головой Кевин. Нил закатывает глаза, его губы наконец растягиваются в дикой ухмылке. — Ладно.||
“У Красотки”, как обычно, битком набита людьми, когда Нилу и Кевину удается занять кабинку в задней части закусочной. Это популярное место за пределами кампуса как для студентов университета, так и для горожан. К счастью для здоровья Кевина они смогли вызвать Убер вместо того, чтобы мчаться по холоду. Они ставят свои сумки на пол и болтают в ожидании, но как только официантка уходит с их заказом, воцаряется почти неловкая тишина. — Итак, — прочищает горло Кевин. — Как тебе школа? Нил теребит обертку от трубочки, но вежливо кивает: — Мило. — Мило, — повторяет Кевин с небольшим смешком. Он думает о многомиллионном саду на лужайках перед зданием, мини-водопадах и отлитых золотом статуях лис и охотников. Он думает о нехватке финансирования в спортивных секциях. Или детях из трастового фонда, проваливающие каждое задание, но оканчивающие учебу на “отлично”, как только они снюхают строчку с колен штатного профессора в учительской. — Если честно, это не те слова, которые первыми приходят на ум. Нил поднимает руку, чтобы почесать подбородок. От основания второго сустава до запястья тянется темный, едва заметный шрам. Он не похож на собственные шрамы Кевина. Там, где у него многочисленные, тонкие, перекрещивающиеся линии изображают поверхность пятнистой плоти и натягиваются на длинные зажившие кости, у Нила это один глубокий порез, рассекающий кожу с обеих сторон посередине. Он задается вопросом, продолжает ли рана безжалостно болеть под длинным рукавом, прикрывающим руки Нила? Есть ли еще под тканью? При этой мысли у Кевина пробегает холодок по спине. Беспокойство направлено не на Нила, а на то, что вызвало травму. Или на кого. — Она немного грандиозна, да, — смягчается Нил. Все еще не то слово, которое употребил бы Кевин, но это семантика. — Но я начинаю к этому привыкать. — Это хорошо, — говорит Кевин. — Ты здесь, сколько? Уже два месяца? Нил сдвигается, выглядя слегка встревоженным: — Два в конце этого месяца. Он хочет спросить, откуда Нил перевелся или почему он вообще перевелся. Но, почувствовав нерешительность Нила, Кевин решает сменить тему. Несмотря на то, он хочет узнать больше о Ниле, ему явно некомфортно делиться таким большим объемом информации. Кевин предпочитает не рисковать. — Ты сказал, что раньше играл в экси. На какой позиции? От вопроса лед в глазах Нила начинает таять, после чего он задумчиво прикусывает губу: — Был защитником недолгое время. Через несколько лет мне пришлось уйти, но это было… весело, — то, как он это говорит, звучит как глубокое признание. Кевин начинает интересоваться выбором слов Нилом, когда тот задает ему собственный вопрос. — Ты нападающий, да? Кевин дает нетерпеливый утвердительный ответ: — Родился и вырос. Нил задает ему еще несколько вопросов об игре в университетский экси, ничего серьезного, но этого достаточно, чтобы показать Кевину, что Нил искренне заинтересован. Услышав об отсутствии энтузиазма у Фоксборо относительно спорта, Нил выглядит удрученным. Но Кевин с восторгом отвечает на каждый вопрос. Ему нравится возможность обсудить спорт, вокруг которого он построил свою жизнь, особенно когда почти никто, кроме его товарищей по команде, не может этого сделать. Эндрю обычно терпит разглагольствования Кевина, но редко вмешивается. При мысли об Эндрю Кевин прерывается в своих нынешних бессвязных рассуждениях о преимуществах утяжеленных ракеток. Нил замечает осунувшееся лицо Кевина и спрашивает, в порядке ли он. Кевин рефлекторно кивает: — Ага. И... — Эй, — цокает Нил языком, — что я говорил об этом слове? Кевин закатывает глаза, но его улыбка выдает его. — В наши дни все люди обижены на английский язык, — бормочет он, отчасти шутя. — Только половина, — отвечает на шутку Нил. — Если тебе от этого станет легче, то можешь говорить на французском. Тогда мне было бы не на что обижаться. Кевин сдается и смеется. Тяжесть, которая лежала на груди Кевина бог знает сколько времени, понемногу спадает с каждой секундой, проведенной с Нилом. — Как ты можешь ходить на французский на третий уровень и не знать нескольких слов? Нил наклоняется вперед и отбрасывает обертку, с которой возился. В его ухмылке появляется игривый блеск. Несмотря на отметины — включая отметины — Кевин не может не восхищаться красотой мальчика перед ним. Он никогда не считал другого мужчину, кроме Эндрю, «красивым», и от осознания этого у Кевина пересыхает во рту. Но затем Кевин вспоминает неоднозначные сигналы Эндрю в студенческом центре; Эндрю отталкивает его в общежитии, прежде чем вернуться, чтобы помириться; игру в “горячее и холодное”, в которую Эндрю играет снова и снова, сводя Кевина с ума. При этом напоминании Кевин не может найти в себе силы чувствовать себя слишком виноватым из-за того, что ценит компанию Нила. Привлекательная сторона мужчины, вызывающая сердечный приступ, — это только плюс. — Я никогда не говорил, что знаю много французского, — отмечает Нил. В том, как он говорит «никогда», есть странная нотка, и Кевин во второй раз задается вопросом, откуда он родом. — Я просто сказал, что мне нужна дополнительная помощь. Голос Нила немного понизился, и он так сильно наклонился над столом, что Кевин снова задается вопросом, есть ли еще какое-то продолжение. Он знает, что Нил на самом деле не ответил на вопрос, и удивляется, всегда ли Нил такой уклончивый. Голос Мэтта эхом отдается в его голове: Таинственный мальчик. Но из-за того, что колени Нила задевают колени Кевина под столом, ему трудно полностью сосредоточиться на диалоге. Нил пытается над чем-то пошутить? Тяжесть в желудке Кевина превратилась в нервный рой монархов. — Вот, пожалуйста, мальчики, — рядом с кабинкой материализуется их официантка. Она ставит их заказы, фактически нарушая что-то, что происходит, или происходило, или произошло, или… Кевин качает головой в ответ на вопрос официантки о новом заказе и благодарит ее. Она уходит, и Кевин переводит взгляд на свою еду. Его аппетит начинает слабеть, а это проблема. У него всегда есть аппетит. — Тебе можно есть, — дразнит Нил, набивая рот картошкой фри. Он откинулся назад и больше не смотрит на Кевина тем взглядом, который посылал очень сбивающие с толку сигналы Кевину в пах. — Ага. Гм, — по всей видимости, возврщаемся к бессвязному бормотанию. Кожа Кевина все еще раздражающе горячая, и он задумывается, сможет ли официантка принести ему чашку льда. — Я… ну, я просто кое-что вспомнил, — Нил приподнимает бровь, когда Кевин избегает его взгляда, вместо этого роясь в своем рюкзаке. Монархи неохотно начинают обустраиваться. Он отодвигает свою тренировочную майку и достает ежедневник. — Вот. — Что это такое? — Ежедневник. Нил закатывает глаза. Он эксперт в этом. Перестань фокусироваться на его глазах. — Я вижу. Зачем? — Ну, эм. Ты сказал, что тебе нужен репетитор, — несет чушь Кевин. он медленно перелистывает страницы, пытаясь отвлечь внимание от Нила. — Я сверяюсь с календарем, чтобы убедиться, что свободен. Нил в замешательстве хмурит брови. — Мне казалось, ты сказал, что у тебя предостаточно свободного времени. — Ох… в самом деле? — морщится Кевин. — Думаю, осторожность никогда не помешает, — он переворачивает еще одну страницу, и оттуда выпадает скомканный листок бумаги. — Что это такое? — Нил снова наклоняется вперед и указывает на бумажку. — Я не… — Кевин бледнеет. — Вот дерьмо. — Что? — Нил тянется за еще одним картофелем фри, но видит, что его тарелка пуста. Он крадет одну с подноса Кевина и засовывает себе в рот. — Это плохо? Из-за суматохи последних недель Кевин почти забыл о найденном им странном сценарии с именем Сета. Он рассказывает Нилу все, что знает о записке, но умалчивает о том, насколько сильно она его потрясла. — Это то, что ты читал, когда я нашел тебя? — спрашивает Нил и ни-хрена-не-заботится о том, чтобы выбросить из головы информацию. Кевин не уверен, впечатлен ли он или обеспокоен тем, насколько проницателен Нил. — Да, вообще-то, — честность может быть разумной тактикой. — Я не знал, что ты это видел. Нил пожимает плечами: — Это всего лишь парочка заметок. Не такая уж и большая проблема, не так ли? — В большинстве случаев, конечно, но смысл в том, кто это написал… это просто застало меня врасплох, — Кевин ковыряется в салате, но не может заставить себя есть. В его голове появляется встревоженное лицо Сета, и Кевин не может избавиться от вновь обретенной мысли, что он должен был догадаться, что что-то не так. — Гордон, ты сказал? — Нил берет записку с того места, где ее оставил Кевин, и читает ее. — Я слышал, что он покончил с собой еще до того, как я приехал сюда. Но это, наверное, просто странное совпадение. Я имею в виду, ты сказал, что у него буквально была роль с этими строками. Кевин обдумывает это. Слова Нила похожи на те же заверения, которые Кевин пытался сказать себе раньше. Нередко актеры модернизируют определенные тексты, чтобы проникнуться образом мышления персонажей. Черт возьми, Кевин выполняет подобные задания на раз два. — Наверное, я просто накручиваю себя, — говорит Кевин больше для себя, чем для Нила. Нил чертовски хорошо знает, что смерть Сета не была случайностью. Но Кевин нет. Нил откладывает записку и наблюдает за неудачной попыткой Кевина казаться невозмутимым: — Это действительно беспокоит тебя, да, — это не вопрос. Кевин начинает отмахиваться от него, но упрямый взгляд Нила заставляет его смягчиться. — Ты показывал ее кому-нибудь еще? — спрашивает Нил. — Говорил об этом с кем-нибудь? — он колеблется. — Может быть, с Эндрю? При этих словах Кевин поднимает голову: — Причем здесь Эндрю? Слова выходят резче, чем он хотел, и Нил мгновение не отвечает. Его рот открывается, затем закрывается, подыскивая слова: — Я думал… — рука Кевина рефлекторно дергается, когда он возится со своей салфеткой. — Эм. Я слышал, вы у вас было… что-то? Утверждение заканчивается криво, неуверенно. Какая-то часть Кевина знала, что рано или поздно ему придется заняться этим вопросом: — От кого ты это услышал? Нил склоняет голову набок: — Ники. Кевин выдыхает. — Конечно. Нил познакомился с беспечной катастрофой после того, как месяц посещал занятия и неизбежно их все провалил. Его профессора порекомендовали репетиторскую группу Ники, и, хотя Кевин хочет быть разочарованным из-за того, что тот делится слишком многим, он чувствует себя частично обязанным Ники за то, что он познакомил его и Нила. И хотя Кевин хочет сказать Нилу, что он так же сбит с толку всей темой с Эндрю, это может показаться столь же уклончивым. Но он так и говорит: — Все сложно. — Разве не все хорошо? — тихо спрашивает Нил, и Кевин в очередной раз теряет дар речи. Чтобы снова отвлечься, он берет записку и складывает ее. Он еще не решил, что — если вообще хоть что-нибудь — будет с ней делать, но он устал от депрессивной атмосферы, окружающей его. — Эндрю не любит ярлыки, — ловит себя на мысли Кевин. В жизни нет формулы, позволяющей узнать, чем делиться с новым… другом? Это то, кем являются он и Нил? Друзьями? Сблизившиеся незнакомцы? Знакомые. Так что его рот принимает решение раньше, чем его разум. — Он считает, что они… ограничивают. Нил обдумывает это: — Ограничивают что именно? О, какова ирония. — Черт возьми, если бы я знал, — и это горько, Кевину чертовски сильно горько. Потому что ему было так легко с Нилом, и напоминание о том, что человек, которого он люб… нет, о котором он переживает, не переживает о том, чтобы придать какой-либо реальный смысл их отношениям, так расстраивает, это… — Кевин, — усеянная шрамами рука Нила находится на расстоянии одного дыхания от его собственной трясущейся руки. — Эй, извини, я не хотел давить. — Нет, ты... — Кевин сжимает дрожащие пальцы в кулак, — все в порядке. Ты ничего такого не сделал. Бессознательная реакция, вот и все, — он пытается разрядить обстановку, но Нил только смотрит на него с еще большим беспокойством. Не с жалостью, и Кевин благодарен за это, но больше похоже на то, что Нил искренне пытается понять сложности детского горя. — Привет, Кевин! — звонкий голос прорезает густой воздух. Они оборачиваются, встречаясь взглядами с улыбающейся парой девушек, одетых в костюмы в духе Фоксборо. — О, привет. Рене, — Кевин возносит безмолвную молитву пустоте за то, что та его прервала. Он принимает теплые объятия от своей подруги и вежливо кивает в сторону Элисон Рейнольдс, ее спутницы. Образ записки, которую Кевин теперь засунул обратно в свой ежедневник, мелькает у него в голове. Ему нужно сжечь эту чертову штуку, пока та не свела его с ума. Он подавляет растущее чувство вины при виде когда-то-настоящей-девушки Сета. Не то чтобы ему было за что чувствовать себя виноватым, но это не мешает ужасному осадку бурлить у него в животе. — Привет, я — Рене, — представляется женщина Нилу. Она дружески протягивает руку для рукопожатия, и Нил берет ее после неловкой паузы. Элисон просто машет идеально наманикюренными пальцами в его сторону. — Приятно познакомиться. — Да. Конечно. Я Нил, — он бросает на Кевина взгляд типа я-пытаюсь-быть-вежливым-но-это-отнимает-слишком-много-энергии. Кевин сдерживает желание улыбнуться ему. — Я думаю, ты учишься в моем классе экономики, — говорит Элисон Нилу. Она, кажется, не замечает явного дискомфорта Нила из-за внезапного увеличения числа собеседников. — Здесь довольно оживленно. Вы не возражаете, если мы присоединимся к вам? — спрашивает Рене, и Кевин соглашается, в то время как Нил открывает рот, чтобы сделать обратное. — Спасибо, Кев, — она проскальзывает в кабинку рядом с ним, а Элисон садится рядом с Нилом, который выглядит еще более неуютно. Кевин делает мысленную заметку спросить об этом позже. — Мы как раз заканчивали… — начинает Нил, но Элисон перебивает его. — Так откуда вы, ребята, знаете друг друга? — она переводит взгляд между ним и Кевином. У последнего она с усмешкой спрашивает: — Мы ведь ничему не мешаем, не так ли? Кевин кашляет, а Нил немигающим взглядом смотрит вперед, на кабинку позади Кевина. — Э-э, нет, мы просто хотели перекусить, — объясняет Кевин. — А еще я помогаю Нилу с некоторыми занятиями. Рене сияет: — О, эта репетиторская группа? Миленько, — кому-либо другому этот комментарий показался бы почти неискренним. Но, что касается Рене, ты всегда знаешь, что она говорит то, что думает. В этом отношении она ничем не отличается от Эндрю. Может быть поэтому она с ним так хорошо ладит. Кевин почти никогда не понимал их динамики, но между Рене и Эндрю есть история, которую Кевин никогда не раскроет. Она изучает Нила с любопытством. — Нил, ты играешь в экси? Нил склоняет голову набок. Кевин замечает, что это его привычка, и сие действо всегда напоминает Кевину о самом милом в мире кокер-спаниеле. Стоп, что. — Не совсем, — отвечает Нил. — Все в этой школе одержимы экси? Элисон фыркает, что не соответствует ее внешнему виду: — Даже близко нет. Но если ты общаешься с Кевином, это почти обязательное условие. — Это неправда, — возражает Кевин, а Рене посмеивается. — Я также общаюсь с вами двумя, знаете ли. Элисон крадет картошку с тарелки Кевина и получает игривый толчок за свои старания. — Вот почему я сказала «почти обязательное”. И ты терпишь меня только из-за Антигоны. — На самом деле, Эли только что рассказала мне об этом, — встревает Рене. — Я слышала, что ты играешь Гемона. Кевин кивает: — Мы ставим современную интерпретацию трагедии. Я надеялся попасть к Любителям Истории, но Эбби настояла на второкурсниках и… — Он хочет туда только потому, что Нокс играет в Любителях Истории, — многозначительно говорит Элисон Рене. — Неправда, — бормочет Кевин, а Элисон и Рене смеются, обмениваясь понимающими взглядами. — Кто это? — невинно спрашивает Нил. — Очаровательный Принц Кев… — Эли, если ты закончишь это предложение… — То что? — требует Элисон. Она пихает еще жаркое себе в рот. Кевин закатывает глаза: — О, заткнись. Я прошу тебя просто придерживаться рамок. Элисон смеется, а Рене морщит нос, глядя на подругу. — И что это должно означать? — Он имеет в виду, — говорит Элисон, — что не хочет, чтобы я снова надевала на него самый уродливый пиджак во всей Северной Америке. — Снова? — повторяет Нил. Он выглядит так, словно пытается скрыть ухмылку. Кевин проклинает его. — Она главная по костюмам, — объясняет Кевин Нилу. — Иногда она также исполняет второстепенные роли. Это не обычная или рекомендуемая практика, но наша программа меньше среднего, и Эли на самом деле хороша… О, перестань так на меня смотреть, Эли, да, я сделал тебе комплимент… но она точно знает, как выбирать любимчиков, когда дело доходит до одевания нас. — И я чертовски хорошо справляюсь со своей работой, — добавляет Элисон, воруя еще одну картошку. — Как скажешь. И перестань есть мою картошку. — Ты ее не ешь, — отмечает она. Рене заступается за плохие стороны Кевина. — Перестань есть его картошку. Я закажу для нас отдельную, — обещает она. Нил смотрит на Кевина, сверкая зубами. — Можно мне твою картошку фри? — Да, конечно, — он пододвигает поднос к Нилу и Элисон смеется. — Извини, — говорит она, — что ты там говорил про любимчиков? Кевин краснеет, а Нил просто смеется, торжествуя над своей добычей. — Ну, э-э, — Кевин снова кашляет. — Он вежливо попросил. Элисон морщит нос, глядя на Нила: — Ты выиграл эту битву. — Итак, если не экси, то почему Кевин терпит тебя? — спрашивает Нил у Рене. — За что ее можно не любить? — говорит Элисон, в то время как Рене отвечает: — Мы давно знакомы. — Они хотят сказать, что мы вместе играли в экси, когда были детьми, — поясняет Кевин. Нил смотрит на пару. — О, так значит, существует реальная причина, — на этот раз Кевин не может скрыть смех, и Рене наблюдает за ними с вежливо скрытым интересом. Ее глаза скользят по отметинам на обнаженной коже Нила. — Значит, вы выросли вместе? — Вроде того. Я играла против Кева в младшей лиге, — улыбается Рене. — Но мы жили рядом и много тусовались. Спустя некоторое время я ушла из средней школы и… у меня появились новые интересы, — она играет с выбившейся прядью выкрашенных в оранжевый цвет волос и пожимает плечами. — Потеряла связь с Кевом, но в конце концов все наладилось. Рене приобретает спокойный вид исцеляющей печали, как она всегда делает, когда упоминается ее прошлое. Он знает, что то, что она рассказала Нилу, правда, но это только верхушка айсберга. Ее родители были застрелены, когда она училась в пятом классе. Соперничающая семья, сказала она ему с онемевшими от слез щеками прямо перед тем, как исчезнуть на долгие годы. Когда он снова встретился с ней в Фоксе, она жила с другой парой, друзьями своих родителей, которые добровольно ее удочерили. Они спонсировали ее прием в Фокс, а остальное уже история. Но несмотря на все, что Кевин знает о своей подруге, он так и не услышал полной истории о том, что ей пришлось пережить после переезда. Остальная история мало что значит, когда прошлое так подвержено цензуре и изменениям. Он не уверен, что хочет знать глубины лабиринта, из которых состоит ее жизнь. Что бы то ни было, это было плохо. Типа, 20/20 шансов что эта криминальная драма ужасна. Но опять же, у большинства учеников Фоксборо схожая история прошлого. У Кевина, конечно, есть свои скелеты — то, через что он прошел со Мориямами, было лишь одним из многих инцидентов, — но plaise à Dieu , они остануться в шкафу и будут пылиться там до конца его дней. Изучая человека напротив него, он задается вопросом, какова история Нила. Отметины на его коже определенно привлекают внимание, поскольку большинство студентов носят свои шрамы внутри себя. Но Нил не вызывает отвращения у Кевина. Даже близко нет, на самом деле. — Ты также потеряла связь и со мной, — напоминает Элисон Рене, но при этом дразняще улыбается. — Наши родители были друзьями, — объясняет она Нилу. Рене она говорит: — Чертова удача, и ничто больше, что я нашла тебя в Фокс спустя столько лет. Рене сладко закатывает глаза, смывая унылый вид: — Это была работа Элохима, Эли, а не удача. — Я не знаю, кто это. Рене смеется, а Кевин задается вопросом, когда эти двое снова стали так близки. Он знал, что Элисон и Рене тусуются вместе, но после их ссоры в начале семестра он не подозревал, что им так комфортно. Но приятно видеть, что Элисон снова так легко становится счастливой. После смерти Сета он долгое время сомневался, поправится ли она когда-нибудь. При всей незначительной вине Кевина, которую он испытывает из-за новообретенной записки, он не может представить себе, что чувствовала Элисон. Знать другого так хорошо, и при этом не подозревать о демонах, которых их любовь держит так близко, — не обращать внимания настолько, что не заметить приближающегося конца всего этого… Это форма вины, которую ни один язык не может по-настоящему выразить. В таких случаях нет ни виновных, ни обвиняемых, только, может быть, демоны, которые все это и устроили. И все же человеческая душа — душа падшая, саморазрушительная. Там, где должно расти чувство вины, почва может стать бесплодной. Там, где почва скорее должна быть засоленной и голой, упрямо прорастает чувство вины. Порочные циклы. — Рене — балерина, — громко говорит Кевин, прерывая мрачный поток своих мыслей. Он заметно улыбается ей. — Танцовщица. Она действительно хороша. Глаза Нила непонятно вспыхивают: — Балет? — он уточняет, и Рене отвечает утвердительно. — Почему? — спрашивает он, и Кевин замечает, что Нилу впервые за весь разговор искренне интересен ее ответ. Кевин сочувствует. Почему кто-то предпочел балетки и ленты ракеткам и щиткам экси, он никогда не поймет. — Я начинала играть экси для физического совершенствования, — объясняет Рене Нилу. — Но наступило время, когда я нуждалась в умственном испытании не меньше, чем в физическом. Балет был ответом. Он… — Мягкий, — предлагает Кевин, когда Элисон заканчивает: — Горячий. Мгновение они рассматривают друг друга, и Рене просто усмехается, забавляясь. — Балет не «мягкий», — мягко говорит Рене. — Ты только что сказала «горячий»? — Кевин мямлит Элисон, которая, в свою очередь, притворяется непричастной. Нил не знает на кого смотреть. — Во многих отношениях, — продолжает Рене, ее глаза сияют гордостью многих секретов, — танец может быть оружием. — Ага, — быстро соглашается Элисон, — если ты достаточно сильно наступишь на нужные пальцы. Удивительно, но смеется именно Нил. Смех низкий и короткий, но именно искренность этого звука вызывает у Кевина улыбку. — Думаю, я понимаю, о чем говорит Рене, — произносит Нил после паузы. Неуверенно, но с решительным настроем поучаствовать в беседе. — Правда? — Ага, — тень пробегает по его лицу. Кевин помнит, каким внимательным взглядом обменялись Элисон и Рене, когда впервые увидели отметины на коже Нила. — И как же? — спрашивает Элисон. Нил закусывает губу: — Хорошо. В конце концов, искусство — это чистейшая форма силы. Хорошей или плохой; великой или ужасной, — ухмылка Кевина исчезает, когда он видит, как Нил смотрит на чашку, которую он взял и задумчиво поджимает губы. — Моя мама так говорила. И вот опять. Эта странная интонация в его голосе, когда он произносит определенные слова. Иностранная, но почти замаскированная. Элисон и Рене, похоже, никак на это не реагируют, и Кевин решает запихнуть информацию в свою постоянно расширяющуюся мысленную папку о Ниле. — Я никогда не занимался танцами, — поясняет Нил с неловким смешком, — но балет — это форма искусства. Форма силы, — когда он поднимает взгляд от своей чашки, чтобы встретиться взглядом с Кевином, окружающий шум заведения затихает в ушах Кевина. Декрескендо. Тревожное переживание, которое он осознает лишь отдаленно, фокусируется только на человеке, находившемся перед ним. Пальцы Нила смыкаются вокруг стакана, отметина за алой отметиной клеймят безупречную кожу. Это ошеломляет, и это все, что знает Кевин. — А сила всегда неизбежно становится оружием, — заканчивает Нил. — Так что да, я вижу, к чему она клонит. Механизмы физики включаются в работу, и Кевин, наконец, снова слышит суматоху ресторана вокруг себя. Резко и отрывисто. Несмотря на то, что звук вернулся, он чувствует себя более опустошенным, чем до разговора. Подобно роковым желаниям этих проклятых моряков, которым все не достаточно, кроме песни сирены. Все остальные шумы произвольны. — Ты в порядке, Кев? — толкает его локтем Рене. Элисон и Нил непринужденно спорят о чем-то, не обращая внимания на беспокойство, проходящее между ними двумя. — Ты выглядишь бледно. Кевин сглатывает. Он задается вопросом, знали ли моряки, что они никогда не всплывут. Было ли им не все равно? — Я буду, — честно говорит он ей. — Я думаю… Я думаю, мне нужно позвонить Эндрю.|||
Эндрю не берет трубку с первого раза. И со второго. После третьей попытки Кевин уже не уверен, злиться ему или беспокоиться. — Может быть, он в на занятиях, — предполагает Нил во время поездки на Убере. Кевину еще предстояло объяснить свою внезапную потребность поговорить с Эндрю, и Нил, к счастью, не настаивал. Кевин вздыхает. — У него сегодня нет занятий. Он игнорирует меня, — он игнорировал Кевина с момента происшествия в студенческом общежитии. Может быть, это несправедливо, рассуждает Кевин. Он помнит ночь, когда Эндрю пришел к нему в общежитие, через пару дней после их ... ссоры? Разногласия? Он хотел потусоваться, но в последнюю минуту Кевин нашел предлог. Я игнорирую его точно также. Нил ерзает на своем месте: — Я уверен, что он в порядке, — Ты думаешь, что все всегда в порядке. — Что-то не так? Никогда не хотел давить. — Нет, это… — Кевин прикусывает внутреннюю сторону щеки. — Возможно, — сдается он. — Я не знаю. Кажется, я ничего не знаю, когда дело касается него. На лбу Нила проступают две глубокие складки: — Я запутался. Что ты имеешь в виду? Хотел бы я знать. — На самом деле мы не… — Кевин изо всех сил пытается подобрать нужные слова. Часть его понимает, что он не должен выливать на Нила свои проблемы с что-то-типа-отношениями-но-ни-один-из-нас-не-признает-этого. Другая же часть жаждет, чтобы Нил узнал. Эта часть понятия не имеет, почему. — Наверное, в последнее время мы мало разговариваем. Просто… — Кевин бьется головой о спинку сиденья. — На самом деле, это глупо. Тебе не нужно слышать о моих проблемах. Нил пожимает плечами: — Конечно, мне не нужно это слышать. Но тебе нужно выпустить это… — он неопределенно указывает на Кевина, — что бы то ни было, наружу. Кевин на мгновение задумывается над этим. Заглядывая в глаза Нила, в это ледяное пространство, достаточно холодное, чтобы обжечься, Кевин решается. Недолго думая, Кевин рассказывает Нилу. О проблеме с что-то-типа-отношениями-но-ни-один-из-нас-не-признает-этого. О проблеме ревности Эндрю. На секунду Кевин почти признается Нилу о другой проблеме Эндрю, в которой преобладают белые хлопья и красные глаза, но в какой-то момент замолкает. Наследства Эндрю, как и почти каждого студента Фоксборо, более чем достаточно, чтобы купить молчание администрации. Кевину достаточно одного резкого поцелуя и воспоминания об этом жаре, чтобы запечатать его губы. Конечно, это еще не все. Существует эта глупая детская надежда, что если Кевин не признает зависимость Эндрю, то все пройдет. Этого не произойдет. Но это самое смешное в надежде. Ты держишься за нее, даже когда она тащит тебя в пропасть. Даже если смерть не минуема. Но он рассказывает Нилу большую часть, и давление в его легких ослабевает сильнее, чем когда-либо прежде. — Я понимаю, — медленно проговаривает Нил через минуту. — Я думаю. Но какое отношение все это имеет к побегу из ресторана? Я имею в виду, эта ситуация не новая, как ты сказал. Так почему же это вдруг стало так важно? Ах. Вопрос на миллион долларов. Кевин чувствует, как краснеют его щеки, но ничего не может с этим поделать. Он должен рассказать Нилу правду об этом, даже если Нил не очень-то стремиться рассказать правду о себе. — Помнишь, что я сказал, что не знаю, кем мы с Эндрю являемся на самом деле друг для друга? — Кевин ждет легкого кивка Нила в знак подтверждения. — Это глупо, но… я не знаю, на что имею право. И на что я не имею — права делать. Или я действительно знаю, на что имею право, но я бы хотел, чтобы у меня вообще не было на это права, — он бредит и не может остановиться. — Объясни мне на пальцах, Кевин, — говорит Нил. — Что значит ‘имею право?’ Кевин на мгновение прикусывает губу. Он никогда не был склонен к откровенности, но он не знает, как еще закончить этот разговор. Почему разговоры о чувствах так утомительны? — Эндрю всегда говорил, что я могу встречаться с другими людьми, — наконец выплевывает Кевин. — И он тоже может встречаться с кем угодно. И раньше я ненавидел это, потому что думал, что это означает, что он не заботится о мне настолько, чтобы быть особенным. — Лаааадно, — сжимает челюсти Нил. — Подожди… раньше? Нил приподнимает бровь, но Кевин продолжает говорить. — Эндрю отказывается навешивать на нас какие-либо ярлыки. Каждый раз, когда я задаю вопрос «Мы особенные или нет?», он меняет тему. Или он говорит что-то вроде «Не будь таким наивным, Дэй. Или он просто бросает меня, добавляет Кевин про себя. В горле у него встает ком. — Наивный, — повторяет он. — это когда хочется узнать, нахожусь ли я — или хочу находиться — в отношениях с мужчиной, которого… Он никогда в жизни не прекращал говорить так быстро. — О, — говорит Нил. Вот и все. О. Водитель Убера бросает любопытный взгляд в зеркало заднего вида, прежде чем снова посмотреть на дорогу. — Кевин, ты хочешь встречаться с другими людьми? — осторожно спрашивает Нил. Никогда раньше, но… Он отводит взгляд, но воспоминания затуманивают его зрение. Нил, наклонившийся близко — так близко — к нему в библиотеке; Мягкая улыбка Нила, когда Кевин разглагольствует о товарище по команде, который не может передать мяч экси, чтобы спасти свою жизнь; Нил, защищающий Кевина от собственных черных мыслей Кевина, Нил, которого Кевин на самом деле не знает, но хочет познать, боже, как он хочет… Ты хочешь слишком много. слова Эндрю. О Боже, Эндрю. Потому что к этим воспоминаниям премешаны воспоминания и об Эндрю. В тот день, когда Кевина перевели в Фоксборо, Эндрю бросил на него один взгляд и закатил свои проклятые глаза, но чуть ли не откусывал руку любому, кто приближался к Кевину слишком близко. Минотавр, рассмеялся Ники. Времена, когда кошмаров стало слишком много, а его сосед по комнате не знал, что делать. Но несмотря на слезы, дрожь и учащенное сердцебиение, он просил Эндрю, и Эндрю приходил; он не говорил Кевину, что тот слишком остро реагирует или чтобы он перестал плакать. На самом деле он вообще почти не реагировал. Страх становилось легче контролировать, пока Эндрю молча держал его. Первый раз, когда Эндрю держал его за руку, когда все еще заживающие мышцы и кости взбунтовались; когда Кевин ничего не хотел, кроме как отрезать сломанную конечность. Первый раз, когда Эндрю поцеловал его, а у Кевина чуть не остановилось сердце. Первый раз, когда они занялись любовью. Пока Кевин и Эндрю сколько угодно отрицают вслух свои чувства, он отказывается называть то, что они сделали, иначе как актом любви. Сказать, что они «трахались», слишком примитивно. Это подорвало бы искренность, чистоту того, как Эндрю отметил его, заявил о себе. Животные трахаются. Иногда люди могут быть еще более звериными. Но в той ночи не было ничего животного. Нет, той ночью, когда Эндрю прикоснулся к нему, был внутри него, вывернул Кевина наизнанку и заставил его заново… Их любовь в ту ночь была божественной. Желание увидеть Эндрю, найти, а не просить подтверждения, что Эндрю будет… будет что? Чего ты хочешь, Дэй? Ты хочешь слишком много. Приливная волна нужды. Когда машина продолжает ехать, Кевин чувствует тошноту, но не из-за движения автомобиля. Из-за пропасти в его мыслях, дрожи в легких, волнения в сердце. Эмоциональное укачивание. — Я хочу его увидеть, — вместо этого отвечает Кевин. Потому что в данный момент это единственное, в чем он уверен. — Хорошо, — говорит Нил, но очевидно, что это не так. Водитель поворачивает, и в паре кварталов впереди появляется кампус Фоксборо. Нил был так, так близко. Но, в конце концов, он не может удержаться от того, чтобы высказывать свое мнение. — Я знаю, что это не мое дело, — начинает он, — но это действительно несправедливо по отношению к тебе. Ты не должен испытывать вину или разочарование из-за парня, который не обещает оставаться тебе верным. Это несправедливо, и тебе не нужно сдерживать себя, чтобы не быть счастливым, если Эндрю явно не ставит тебя в приоритет. Эта мини-речь заставила бы любого здравомыслящего человека вспыхнуть от желания защититься от такого обращения, как с Кевином. Но Кевин, очевидно, не сдал экзамен по “здравому рассудку” много лет назад, не набрав и 200 баллов. — Ты прав, это не твое дело, — если бы это был кто-то другой, он, вероятно, был бы вне себя от ярости, и часть его все еще злится. Но он просто чувствует себя неуверенным и таким, таким уставшим. — Послушай, Эндрю хороший парень, — добавляет он. Защищая Эндрю, как всегда. Даже после всего случившегося. — Я не хочу причинять ему боль, даже непреднамеренно. — Непреднамеренно, — фыркает Нил, но в этом действии нет смеха. Его голос снова звучит мелодично, и если бы Кевин не был так ошеломлен, он бы почти решил, что Нил говорит по-британски. — Ты не хочешь «непреднамеренно» навредить ему, встречаясь с кем-то еще, но это именно та договоренность, которая есть у вас двоих. Тебе не приходило в голову, что это именно то, что он и делает? Кевин моргает. На секунду Кевину кажется, что мир перестал двигаться. Затем он понимает, что машина всего лишь остановилась перед красным светом. — Что ты имеешь в виду, — заявление. Нил выглядит почти сочувствующим. Следы ожогов на его лице создают пугающий контраст. — Это действительно никогда не приходило тебе в голову? Что Эндрю будет тем, кто будет встречаться с кем-то еще? Прикасаться, целовать и вдыхать чье-то чужое существование за спиной Кевина? Но, говорит дьявол на плече Кевина, неужели это действительно происходит за твоей спиной? Ты сам сказал, что он не давал никаких обещаний оставаться особенным. Нахуй дьявола. Пусть катится в ад. — Нет, — выплевывает Кевин. — Нет, он бы этого не сделал. Он не стал бы. А даже если и сделал… как я уже упомянул. Он никогда не обещал оставаться особенным. — Эй, — Нил выглядит так, словно собирается положить руку на плечо Кевина, но в последний момент отстраняется. — Я не хотел тебя расстраивать. — Я знаю, — шепчет Кевин, потому что вся его энергия уходит на то, чтобы не сделать что-нибудь постыдное, например, не разрыдаться на заднем сиденье Убера рядом с человеком, которого он едва знает, но который вроде как знает его. Мог ли Эндрю действительно говорить правду все это время? Что они с Кевином не значили ничего больше, чем жесткий секс или способ скоротать день? Реальная возможность этого действительно никогда не приходило ему в голову. Реальная возможность этого действительно никогда не приходило ему в голову, понимает он. Потому что он знает, что Эндрю не стал бы так поступать. Не стал бы использовать Кевина как какое-то случайное тело для получения удовольствия. Потому что, какими бы бессердечными ни были его слова, действия Эндрю всегда предавали его. А Эндрю, в действительности, никогда не предавал его. Твоя любовь божественна, однажды подумал Кевин об Эндрю. Всепоглощающая, всеразрушающая, никогда не фальшивая. Я бы поклонялся тебе, несмотря ни на что. — Я и не подозревал, — тихо говорит Нил после нескольких беспокойных минут, — что ты все это держал в себе. Кевин пытается улыбнуться, но это больше похоже на гримасу. — Не все мы? Держим все внутри, то есть? Пока этого не станет слишком много, слишком громко и… Убер подъезжает к главным воротам. И с громким всхлипом… — Пожалуста, мальчики, — говорит водитель, останавливаясь. Все кончается. Глаза Нила темнеют, когда он расстегивает ремень безопасности. — Ага. Да, я думаю, это так.IV
Танцовщица улыбается женщине, сидящей рядом с ней. Она в последний раз перечитывает сообщение, которое отправила, и вздыхает.