take a number, your time has come

      — Ты давай без фокусов, малой, — чужие пальцы грубо схватили его за челюсть, ногти оставляли следы на молодой коже. — Предоставь всю грязную работу знающим людям.       Это был полный пиздец, как сейчас помнит Кори.       Воспоминания свежие, картинка перед глазами все еще стоит четкая, ощущения до сих пор реальные, как будто бы не существовало никакой пропасти в десять лет. Только знание и понимание того, что их с ублюдком ничего больше не связывает, кроме этого куска из прошлого, не позволяет Кори свихнуться окончательно. Это горький опыт, но этот опыт первый, посему незабываемый. Это странно — начинать дрожать и корчиться от одной только мысли, но при этом оставаться противником того, чтобы от этой опухоли избавиться. Если бы Кори одному из первых предоставили стать подопытной крысой, с памятью которой можно было бы делать всякие вообразимые и не очень чудеса, за этот кусок Кори бы держался до последнего. Потому что именно негативный опыт, это вот несовершенство мирское, оно вот поддерживает в нем его энергию творца. Как ты можешь придать форму чему-то, не имея основы? Всякое ремесло базируется на чем-то конкретном.       — Открой ротик, да-а, вот так, — он скалится; его страшные черные глаза поблескивают в темноте. — Ты быстро учишься. Это может пригодиться.       Кори задумчиво потягивает пиво из бутылки и думает о том, что конкретно заставляло его сталкиваться с этим парнем все чаще и чаще. Сначала все и вправду было цивильно, никого из них не заботила пропасть в шесть лет; для своих тогдашних десяти Кори был парнем смышленым, в нем это не раз отмечали его бабушка, которая им слепо гордилась, его учителя, которые не хотели этого признавать, парни с района, которым было в целом поебать, ну и этот ублюдок — он тоже смог это разглядеть.       А еще этот ублюдок ласково, почти что нежно, сомкнув пальцы у горла Кори, гарантировал своему товарищу полную сохранность (физическую, разумеется; в общем, согласно сему соглашению, никто умереть не должен... будет) его семейства в том случае, если тот будет молчать. И Кори согласился молчать, хотя молоть языком — это как раз составляет его существо; не будет если делать этого, то перестанет жить... но иногда приходится отказываться от жизни вербальной, чтобы впоследствии не отречься от жизни уже всякой.       Ублюдок похлопал Кори по щеке тогда и заставил его стать на колени и, собственно, заняться делом. Молчанием, разумеется. Молчанка — любимая игра ублюдка, хотя не участвовал в ней. Тогда почему Кори, как ее единственный участник, — и все равно проигрывал? Ответа на этот вопрос даже прошедшие годы не дали.       Это было хорошей встряской его сексуальной жизни. Сначала была раскрепощенная няня, которая сказала, что ему следует расслабиться, а она со всем управится сама. И управилась. Стыдно даже вспоминать о таком: ему одиннадцать, какая-то отчаянная женщина надрачивает ему хер, тот познает и осознает свою физиологию раньше, чем ему сроком причитается.       А потом и ублюдок этот с угрозами. Сначала он разбил окно, включал музыку на полную по ночам, а когда кто-то вызывал ментов, умудрялся задницу свою спасти. Ментам было настолько похуй, что никаких административок на случайного пацана вешать не спешили. Если бы Кори когда и обратился с визгом о том, что его шантажировали, а прежде чем шантажировать, еще и потрепали малеха снизу, так на него вовсе как на дебила посмотрели бы. Богатое у тебя воображение, мальчик; мы знаем такое место, где ты сможешь познакомиться с такими, как ты. Уникумами. Индивидуумами. К этому со временем привыкаешь, к этой жестокой оппозиции желания и действительности. Кажется, ее даже бог деформировать не в состоянии, что уж тут говорить о потугах смертного.       С тех пор Кори видит секс как часть рутины. Это как пожелать доброго или вечера, пожать руку, перевести бабульку через дорогу или уступить ей же место в транспорте, при этом ловя на себе взгляд такой гордый, такой набыченный, что ни о какой благодарности речи быть уже не может. Секс — это вот как дыхание, раз на раз тут не приходится. Неважно как и неважно с кем; сам факт, сам акт.       В самом начале даже самому себе было сложно признаться в том, что, по сути, Кори ни хера толком не чувствует. Выпускают пар вообще всяко-разно, и таким образом — вполне часто. Но романтик внутри него все еще отчаянно надеялся на то, что когда-нибудь что-то склеится. Из этого самого факта существования какой-то оболочки, которая периодически что-то брякает на языке разумных существ и безукоризненно исполняет каждую из своих биологических функций, хотелось вылепить свидетельство уже о жизни, не просто о том, как активно и как настойчиво и с какой частотой пинались хуи на всем ее протяжении.       Жизнь — это зачастую выработка навыка к отдаче и развития способности принятия. Способы варьируются, но Кори применяет только один: через хер или через жопу. Это тоже обмен, не совсем культурный и уж точно не духовный, на какую-то долю материальный и на большую половину отвечающий заветам прагматики. Про него всякое начали говорить, о всяком чаще молчат, но одно ясно было точно: ничего хорошего из того, о чем сказали и о чем умолчали, по идее не было. Они могут думать как хотят. Стигмами — да бога ради, если только такой примитивной риторикой и руководствуются. Вот говорят же тетки и дядьки по ящику о том, что общество с каждым днем совершенствуется, да так вдохновенно, что ты почти веришь. Кори таким только апплодирует, восхищается великолепной актерской игрой, закуривает и буквально после первой струи пара выдает: «Нет, ни хуя подобного». Если бы общество действительно было таким прогрессивным, каким его рисуют бездарные массовики, то оно бы не было таким тупым. Оказывается, аналитика человеческого поведения и его реакций — это пиздец какая сложная мыслительная деятельность.       А сейчас все приматы с сформированным речевым аппаратом порой такую хуйню несут, такой бред городят, что хочется заткнуть уши или утратить способность слышать вообще. Говорят, если одному анализатору пиздец, то, как бы компенсируя утрату, начинают обостряться другие. Но Кори бы и от зрения отказался, например, потому что на повсеместный пиздец вокруг смотреть не хочется. У него кулаки то и дело зудятся день ото дня, и ничего с этим не поделаешь, ведь сколько бы ты раз ни ужимался за справедливость, тебя один хер не так поймут. Поэтому многие творцы если не загибаются, то предаются забвению. Но Кори пообещал себе, что он хуй позволит всем остальным нагнуть его вот так запросто.       Он должен собрать себя по кускам до их первого концерта.       Джоэл и Шон горели этим еще с самого начала, когда они брали то одного, то другого гитаристов. Этих даже сессионными назвать было нельзя; некоторые из них заучивали свои партии прямо за считанные минуты до репетиции, и это бесило, потому что с такими надежными людьми даже на сцену в пабе выйти стыдно. По крайней мере, Кори видел это так. Он все понимал, у парней пальцы уже дрожат — так и хочется им уже пуститься в пляс, но в пляс пускаться было все еще рано, и с неохотой с этим все-таки примирялись.       А потом Кори начал трахаться с гитаристами, и тогда примирение с обстоятельствами не казалось таким невыносимым.       После того вечера, в который Джеймс прогнал Кори по Де-Мойну на своем франкенштейне, а потом еще кое-что сделал, о чем Кори пожалел (запаздывающее торможение, чтоб его!), мало чего произошло. Джим довез Кори домой, тот не хотел с ним разговаривать и даже не стал жать руку. Не обсудил возможность следующей репетиции (а возможность все равно было; теперь уже нечего метаться), еще чего-то и еще кого-то. Даже про ключ от студии не спросил, о нем и не думал вовсе, когда ввалился в свою комнату и почувствовал, как его в тисках зажал нещадный сушняк. Потом его тошнило, он извел почти весь уголь, который       имел в своей бедной аптечке. Никому и слова не сказал, более того, слова вообще подобрать было трудно. Хотелось спать, более того, не просыпаться вообще. Но долг зовет, не откосить.       Следующие трое суток он предпочитал из конуры вовсе не выползать, впускал в нее как можно меньше света и сам чуть было не покрылся плесенью от того, что сутки не ел, поросль с лица не ликвидировал, волосы держал сальными, горло продерло кашлем. Ему в принципе начало казаться, что он вот сейчас...       Вообще-то, он много об этом думал. Он мог лежать на полу, вытянуться во весь рост, а руки сложить на груди (даже поза соответствует!). В такие моменты прибегнуть к критической мысли невозможно, мозги обращаются в желеобразную массу, а посему никакой пользы после такой метаморфозы не приносят, а выход-то один хуй искать надо — не притворяться же овощем до конца веков.       Проблема в том, что в таком состоянии Кори даже не может толком понять, жив он или мертв. Это должно быть просто: если ты что-то делаешь — живешь, если ты что-то не делаешь — не совсем живешь. А какова же грань между конкретным «жить» и обобщенным «жить»?       Это, говорят, такая защитная реакция — абстрагироваться (читай: съебаться) от того, что ставит тебя в затруднительное положение. Сама психология-как-бы-наука признает существование подобного феномена, а уж если признает, значит, точно не отрицает. Но ежели это норма, то почему люди не спешат начать париться?       Кори, вообще, очень много думал. Когда он впервые сменил позу, снял с себя все свои пропитавшиеся потом и грязью лохмотья, и ползком направился к дивану, чтобы, вскарабкавшись на него, свернуться в нем в калач, он думал о том, каким из возможных херов удастся избежать непрошеной хуйни. Они с Джеймсом де-факто сейчас состоят в контрах, конфликт еще не совсем исчерпан (Кори даже не извинился, а Джим извинений требовать не спешил), а де-юре должны еще и работать. Вот почему Кори так не любит выстраивать близость (не ту, которая физическая, с ней морочиться нечего) — он все портит, стоит открыть рот.       — Водичку пей, водичку, — подначивал Джоэл, когда Кори в себя огромными, уверенными глотками вливал в себя водку. — Но не такую. Водичку. Ту, из-под крана которая бежит.       — Хлорки наглотаюсь, — мрачно сказал Кори.       — Чем богаты, — в тон ответил Джоэл. — Ты зачем сюда пришел? Скрасить мою бытность своей кислой рожей?       Кори кивнул в сторону телефона. Джоэл вздохнул.       — Позвонить хочешь?       — Я хочу, но сделаешь это ты, — Кори вынул сигарету и зажал между зубами; прежде чем он вознесется, он хочет насладиться протестом Джоэла.       — Я не буду никому звонить. И не смотри так; ты сам все зафаршмачил, не я. Да, кстати. Ты что все-таки натворил? Натворил же. Я не твоя мамка, мне можно сказать как есть.       — А если не скажу?       — По желанию трудящихся, — пожал плечами Джоэл. — Но если скажешь, проблем будет меньше. Нытья меньше.       Кори закурил, выпустил пар куда-то в сторону. На душе у него было муторно. Не хотелось ничего делать. Не хотелось звонить Джиму из-под палки, под оценивающим взглядом Джоэла давить из себя невесть что, по типу: Кори ждет, волнуется, хочет извиниться; Кори мудак, он не думает о последствиях, он аморален и совершенно не приспособлен к взаимодействию со всеми живыми. Если он позвонит Джиму, тот может быть и не у трубки. У него своя жизнь, вне Кори и вне Стоун Саур, зачем ему мешать в ее построении? Кори очень много думает, ему нельзя много думать; по правде сказать, он бы повыдирал себе все волосы, но руки не слушаются; ему хочется умереть, но он на хер небесам не нужен. Он уже пробовал — пробовал! — и какой бы с этого толк? Он вставал всякий раз, когда падал. Он дышал чаще, чем ему хотелось бы.       В уголках глаз защипало. Кори резко зажмурил веки, шмыгнув носом, прокашлявшись.       Джоэл ловко выхватил косяк, больно и резко притянув Кори ближе и приставив к его уху трубку. На этом все может закончиться. В смысле, весь протест, потому что ему не отвертеться. Он чувствует себя слабым и мелким; ему никак не противостоять напору внешнему, напору внутреннему.       Его крепко держат за волосы, он поскуливает и всего-то хочет — оставьте его в покое, только оставьте... он просил того ублюдка, просил ведь, а он не прекращал, говорил, что уроет их всех, закопает...       — Алло? — сонный голос зашевелился; шум застлал уши Кори. — Алло? — повторил голос, когда Кори тер нос до покраснения.       — Д-джейм... — это имя кололо язык, — Джеймс.       — Привет, — Кори виновато уставился на Джоэла, а его ладонь, которая удерживала трубку у уха Кори, прижимала динамик еще крепче.       — Кори, ты, что ли? — голос был нежнее, чем Кори представлял. — Привет.       — Я, это... в общем, концерт. Джоэл поговорил там, в общем...       — Вот как.       — Да. А я еще звоню, чтобы, это. Не привет сказать.       — Точно не для этого, я понял. Но привет ты сказал, спасибо и на этом.       Кори почувствовал укол совести. Вместе с ним в нем проснулось желание знатно проблеваться еще раз, но как только он попытался пошевелиться, хватка на волосах стала крепче, а взгляд Джоэла еще более невыносимый. Кори почувствовал себя заключенным, допрашиваемым, он на суде, божится говорить правду и ничего кроме нее, хотя сам никогда не сидел в тюрьме; он не знает, каково это, под решетчатым небом. Он бабушке обещал, что и не узнает никогда. Он обещал самому себе, что не узнает.       — Я уточню время и наберу тебе еще раз. Хорошо?..       — Да никаких проблем, — Джим вздохнул, Кори прикусил губу. — Может... ты хотел что-нибудь еще?       Кори смотрит на Джоэла с мольбой в глазах, тот непреклонен.       — Да нет, вроде. Вроде нет.       Когда Джим усмехнулся, Кори понял, что эта усмешка ему в упрек идет. Ему если и извиняться, то не перед прокуратором в лице Джоэла, и это явно не на телефонный разговор. Им нужно будет посидеть вместе и пообсуждать, может, Кори даже позволит Джиму прописать ему штрафной в лице разбитой фанеры, но без фанатизма. Он заслужил.       — Пока, тогда?       — Тогда пока.       Они оба нажали на кнопку отбоя, и Кори засмеялся, уткнув морду в ладони.       — Ты козел, друг, — это последнее, что сказал Джоэл перед тем, как выйти к себе на балкон и покурить.

***

Все тот же 1995, где-то в апреле. Клуб Сафари в Де-Мойне.

      Они еле протянули до этого момента. В прямом смысле. Кори всех изъебал тем, что если они и хотят поставить в сетлист Инхеритед, то ее нужно довести до ума. Джоэл уже ебашил по барабанам так, что можно было бы подумать, что он хочет их приговорить. Он выглядел так, как будто бы сейчас скажет, чтобы все шли нахуй, а потом бы еще добавил, что на хер ему канитель эта не сдалась, и он тоже валит. Шон сказал, что у Кори месячные, чувак, остынь, не знаешь его, что ли? Не первый год женаты, как говорят. Оказалось, что Джоэл вообще теперь мало о чем знает и не о многом соображает, его тут держат за дебила, ему ни о чем не рассказывают, а должны, потому что он все делает для того, чтобы не дать им всем раскваситься. Экономаки держался стойко, с басом на коленях, и пил пиво, пока Экман расхаживал туда-сюда, причем ни на раз не смолкая, хотя к тому моменту даже сам Кори уже молчать начал. Брать на себя риск того, чтобы попросить того перестать бесноваться, или сказать о том, что в конкретный момент он ведет себя как баба, даже хуже, чем баба, Кори по вполне закономерным причинам не стал.       И если состояние Джоэла на текущий момент предсказуемо вместе с началом и даже концом, то вот с Джеймсом что-то надо было решать. Парни говорили, что надо решать, ибо это не то пальто, Кори, взял свои яйца и попросил прощения. Кори башкой мотал, говорил, чтобы они оба шли нахер, они с Джимом взрослые мужики, сами разберутся, без свидетелей, они вообще ему не няньки, даже не мамки, чтобы учили его жизни и тонкостям взаимоотношений. Шон пытался добавить что-то еще, но Кори посмотрел на него так, что тот решил, что и без стороннего вмешательства умрет на месте. Своей же смертью.       К Джиму никто с этим не подходил. Кори только ржал над попытками Джоэла подловить Рута и спросить напрямую. Чувак, расслабься, я же сказал, что мы перетрем со временем, не суй свой нос в чужой огород, пытался донести Кори своим смехом, своим заебанным внешним видом и в принципе существом.       Буквально за день до момента икс Кори говорит народу, что вступительный трек должен быть последним. Он недавно написал кое-что, это кое-что драйвовое, отличное вступление, кто не согласен, тот пусть проследует за дверь, ее никто не запирает. Потом он осекся, потому что Джоэл, который как раз против, выйти за дверь собственного же дома выйти не может, Шону все равно, Джим с ним не разговаривает, а он это все и затеял. Несогласных нет.       Проблема Тейк Э Намбер была в том, что ее никто не учил. Да господи, некоторые даже успели забыть о том, что такая имеется. Кори накидывал ее кривой мотив еще тогда, у него дома, но потом не до мотивов было, ибо то, что было после, заняло все пространство. На следующий день был отходняк, на репетиции Кори упомянул сам факт существования сырых стихов, их надо бы доработать, короче, это позже, давайте продолжим, у нас уже есть материал. Вот и продолжили, блядь, ничего не начав. Его уж точно материли, хоть так и хоть эдак, но не вслух, во время контрольной репетиции. Она задумывалась быть ненавязчивой, ибо все готово и все составлено, звук звучит, никто не пострадал, у всех конечности на месте, что ж еще надо музыкантам-то? Некоторым нужны новые мозги, но рынок предлагает только те, которые уже побывали в употреблении, поэтому с этим вопросом следует разобраться слегка погодя.       Теперь, когда это пережито, а репетиция в итоге состояла из скорого написания гитарной, басовой и барабанной партии к песне, остается два часа до их выхода. Они выступают в клубе, само собой, у Джоэла у единственного хватило мозгов договориться с владельцем, чтобы тот пускал их труппу раз в неделю, строго по субботам. Кори не нравятся субботы, но Джоэл сказал заткнуться, пусть пятки поцелует. Или жопу. Хоть как-то выразит благодарность. Кори развел руками, сказал, чтобы тот расслабился, он и на пятки согласен, если дело такое.       Он курит, натянув по самые уши капюшон. Ему абсолютно похуй на дождь, ему в какой-то момент стало абсолютно похуй на то, что им скоро выходить, и что ему надо быть целым. Ему — особенно, потому что он в центре. Пускай все остальные на фоне и будут разваливаться, сыпаться песком, но он должен оставаться целым.       — Кори, — донесся голос.       — Пошел на хуй, — но вряд ли пойдет, и вряд ли сам Кори этого хочет; в данный момент, может, и да, но в последующие, скорее всего, нет.       — Не очень-то и вежливо, — апатично пожал плечами Джим, подойдя поближе к Кори, тем самым устроив того под своим зонтом. — И не очень понятно.       — Что тебе не понятно? — огрызнулся Кори.       — Ты. Вообще все. Я чувствую себя мудаком.       — Слушай, ты с этим завязывай. Не в тебе дело, и ты сам это знаешь, и не надо мне тут дурачка включать, мне твои жертвы в хуй не плюнули. Я вот не понимаю, зачем ты это все. К чему. Почему. Вот я тебя сейчас заебу вопросами, и ты все сразу начнешь понимать, а если не начнешь...       — Не начну, пока ты не перестанешь мямлить и ходить вокруг да около. Ты несешь хуйню сейчас, Кори.       — Так я в говно, — усмехнулся Кори, с силой затягиваюсь, — а то ты сам не видишь. Я разлагаюсь. Меня к земле потянуло. Еще давно.       — Пиздишь, — зеркально усмехнулся Джим. — Ты и ни грамма... слушай, от тебя вообще ничем не пахнет, кроме разве что одеколона и табака. Если ты сказал, что ты в говно, то ты, верно, нашел другой способ? Скажи, что не нашел.       — Ну, не нашел, — повиновался Кори; вернее, нет, признал Кори. — Моя изобретательность покинула меня. Все от меня шарахаются. Но я же им не Господь-Бог, все-таки, какой есть. А они, видишь ли, не хотят, чтобы какой есть, им нужно, чтобы какой мог бы быть. Так вот хуй им, во-от такой длины и ширины, — он не удержался от того, чтобы изобразить данную картину на пальцах.       — Дурак ты, — лаконично отреагировал Джим.       — Может, и так, но я не совсем законченный дебил, во мне есть же что-то, знаешь. От человека. Да, от меня хуй дождешься того, чего обычно ждут родители. Типа... семья, дети, работа. Я не ношу деньги домой, не знаю, сдохну я сегодня или завтра, я даже не знаю, что вот будет сейчас, когда я на сцену выйду. А я выйду, это я тебе обещаю. Просто... народ — он дикий, я тоже дикошарый, но по-своему, и за своего меня не примут. Не то чтобы я хотел, но разве есть выбор?       — Да кто тебе сказал, что ты законченный дебил, кроме ебанутых голосов в твоей башке? — вымученно вздохнул Джим. — И я тебе уже говорил, что не уйду никуда. Это не дело принципа, это вопрос выживания. Я ставлю цели, и некоторые из них мне кажутся изощренными, мне кажется, что я так высоко не заберусь. Без помощи других. Иногда — да нет, постоянно — ты нуждаешься в этом, в толчке. Неважно, что или кто в этом участвует. И выбор у меня есть. У тебя он тоже есть, но ты как баран уперся в одну точку, нет бы посмотреть на это с другой стороны...       — Да все хуйня, все дерьмо.       — Это ты так думаешь.       — Не думаю, Джеймс. Знаю. Я знаю. И ты тоже, в конце концов, мы не с разных галактик с тобой. Просто ты не хочешь этого признать.       — Когда мне будет девяносто три, вот тогда я задумаюсь. О дерьме, о хуйне, о всем об этом, но не сейчас. И тебе не надо. Давай сейчас спокойно выступим, а потом. А потом посмотрим. Если захочешь.       — Почему девяносто три-то? — серьезно спросил Кори. — Ладно, не стоит. Если захочу... а чего я должен захотеть? По вене я точно не захочу. Я захочу расслабиться, уединиться в душе и как следует вздрочнуть. А ты?       — Я спать хочу.       — Как весело ты живешь.       — Это нормальная реакция организма на твой перфоманс со вступительным треком. Тейк Э Намбер мне в кошмарах сниться будет.       — Ой, блядь, нежные все какие, — закатил глаза Кори, отсмеявшись. — Она заебись. Мне очень нравится, и вы привыкнете. Это вы сейчас. Выебываетесь. А потом-то...       — Это не мы нежные. Это весенний авитаминоз, — Джим легко пихнул Кори в бок. — И мне тоже, кхм. Нравится. Это не просто стишки.       — Вот и я о том же. А Джоэл бесится.       — Он переживает.       — Но он сам не мать Тереза. Он выцыганил нам шанс забавлять своим шапито де-мойновское быдло каждую субботу, это так, но я же тоже не язык в жопу засунул. И руки пока при себе. Я тоже что-то делаю, а он не видит. Он считает, что все ему обязаны. А я никому ничего не должен, слышишь?       — Кори, блядь, я...       Джим не закончил, потому что материализовавшийся предмет их диалога не дал этого сделать. Джоэл чуть пинками не гнал Кори, чтобы тот шевелился, шел впереди, чуть ли не улыбался и махал, изображал из себя что-то кроме бездомного посмешища. Но он и есть бездомный (хата на птичьих правах не в счет) и есть посмешище, почему ему в таком случае стоит изменять самому себе. Джим плелся сзади них всех, опустив голову. По крайней мере, Кори увидел его таким — раскисшим, мокрым и погасшим.       Они вышли на сцену в полном составе, как и договаривались. Только Джоэл очень долго и натужно спорил с разъяренным владельцем клуба, и когда этот дядька встретился с Кори взглядом, тот глупо улыбнулся во все тридцать два. Хотелось напакостить, но Шон как раз очень вовремя подоспел, чтобы шлепнуть Кори по макушке свернутой в трубку газетой. Содержащей, кстати, сводку новостей уходящей недели. Не все так плохо. Можно будет почитать.       — Все будет хорошо, — Джим устроил свою ладонь чуть выше спины, и Кори едва воздухом не подавился.       Сначала вышел Джоэл, толпа молчала. Вышел Шон с басом, и Кори услышал, как будто что-то зашуршало. Толпа живая. Потом вышел Джим, напряжение подскочило. Тот дернул струну — она задребезжала. Вышел Кори. Пожалел об этом. О сегодняшнем дне, о том, что сегодняшним днем проснулся и тем более о том, что вылез из чрева матери когда-то.       Шло все довольно неплохо. Девять песен из сетлиста, под пять из которых толпа колбасилась. Ну, эти конвульсии можно было в принципе счесть за победу; это ведь не вонючие носки или гнилые помидоры, даже не средние пальцы и не «фу-у». Какой-то молниеносный успех. Это либо правда успех, либо тут все были обдолбаны заранее. Кори знает, на самом деле. Без допинга может и не проканать.       — Я тебе отвечаю, он смачно всосал носом эту дрянь у этой телки на плече, и я подумал, типа, нихера себе пылесос, — это вот уже после, когда Кори в последнюю очередь свалил со сцены, на пробу схватив Джима за жопу, на что особенно внимательные из толпы отозвались визгом. — Бля-буду, даже я бы так не стал. Ангельская пыль, чтоб ее.       В мозгу не особо прояснилось после их выступления, наоборот, в башке мутнело: от обстановки, от того, что их приняли, этот суровый менталитет из штата Айова отнесся к ним тепло и почти что с приветом. Но Кори все равно считает, что так продолжаться всегда не должно, думая о том, в какой момент можно будет уже начать записывать демо. У него завалялись пустые пленки, еще не использованные, как раз для самого удобного, самого удачного случая. Он их берег как зеницу ока, кошка бы точно не смогла их достать, и ему в пьяном бреду еще ни разу не пришла мысль просадить их какой-нибудь хуйней. Здесь играет роль не вопрос контроля, а вопрос совести. Вопрос о том, что делать и как быть дальше. Даже будучи вусмерть пьяным Кори это осознавал.       Он честно пытался вести себя как законопослушный и почти чистый гражданин, когда ему какая-то барышня приспустила штаны и в данный момент обрабатывала его член. Ртом и пальцами. Без толку, но девица не сдается. Кори треплет ее по волосам за настойчивость. За мужество и отвагу. Ему нравятся такие. Напористые. Они, правда, ускользают сквозь пальцы очень быстро, едва опомниться успеваешь. Такие птички летают быстро и высоко, но когда падают...       Кори попытался проанализировать себя и свое поведение в данный момент. У него, как бы. Не стоит, не стояло и, похоже, не думает вставать. Это усталость так сказалась? Да с хера ли, как будто бы она когда-то мешала. В Де-Мойне ты скопытиться сможешь главным образом потому, что ничего не делаешь. А делать здесь нечего. Только ширяться и трахаться. Первое слегка движет экономику, шевелит ее, а второе и для численности полезно, потому что вопрос рождаемости стоит выше любого другого, какой штат, город или страну вообще ни возьми. Все или почти все — оно вот как раз в пределах, определенных местным законодательством и законодательством страны в частности.       — Может, я делаю что-то не так? — девушка обеспокоенно подняла на него свои глазенки, и Кори накрыл ладонью лоб.       Может, и не так. Может, ей вообще не стоило этого делать; она сама его затащила в этот сортир, сама сказала, что сделает все сама, ну и как ей после такого отказывать еще. А Кори здесь не при чем, у него была все же мысля пойти с Джеймсом, тот же как раз говорил что-то эдакое про продолжение вечера. Приятное, очевидно. Может, с практической стороны еще и полезное.       — Может, тебе с моим хером немного не по судьбе? — не смог он удержаться, за что точно огребет, ведь девчонка старается...       — А может, твоему херу в принципе не по судьбе с такими, как я?       Кори намотал на кулак ее волосы, оттянул. И посмотрел сверху вниз, попытался заглянуть в ее голубые глаза, попытался пробиться сквозь этот оскал. Сказать что-то хотелось, не просто сказать — наорать, но мысль о том, что они все еще в месте общественного скопления, считай, культурное предприятие, его немного охладила. Не то чтобы это волновало, но. И не то чтобы это волновало его бендмейтов — они тоже заняты делом, им после трудодня нужна терапия, они наверняка одухотворяются где-то недалеко, но все же но.       Эта ремарка чертовски задела.       — И давно у тебя так? Без сдвигов, в смысле, — лениво надрачивая ему, спрашивает мадама. — Брось, я все понимаю. Нравы нынче дикие, я заметила. Мне вообще с мужчинами не везет. В последнее время. Я жила с одним. Прихожу в один день с работы, заваливаюсь в нашу с ним комнату, а он там... с какой-то барышней. Точнее, барышня просто смотрела. Как мой бойфренд лижется с его лучшим другом. Охуеть можно.       — Охуеть можно, — отзеркалил Кори.       — Вот и я говорю, — вздыхает она, — это охуеть можно. Мне страшно представить, куда мы в итоге все прикатимся. Я такая молодая, а меня уже стрем берет. Замуж не выйду, жизнь не устрою. Вечный вопрос.       — Не тебя одну этот вопрос ебет, — у Кори от этого насущного диалога сушняк острый поперек горла встал, а от самого себя его начинало мутить. — Ладно, все. Пусти его. Он сегодня не выйдет поиграть. У него плохой день сегодня.       — Не совсем подходящая компания, скорее, — усмехнулась мадам, бля, ну какая ж мадам, имя надо было спросить, наверное. — Ну что же, прощай, друг. Нам явно не по пути с тобой.       Она стояла у зеркала упорных минут пять, казалось, что жизнь снаружи ее совсем не волновала. Но ей чего терять? Она же в поисках. Не вышло с одним, так другой не будет сопротивляться. Жизнь — сплошной поиск. Даже сексуальных партнеров. Это стремление к идеалу. В данном случае — к моногамии. Это поразительно: тонкости физиологического начала так хорошо ложатся на законы жизни в принципе. Тут и думаешь потом, что человечество недалеко отошло от своих собратьев.       Прежде чем она свалила, Кори узнал ее имя. Она сказала, что он дурак, но, собрав свои светлые волосы в высокий хвост, таки проболталась о том, что нарекли ее Скарлетт. Скарлетт Стоун. Кори помахал рукой, сказал, ну давай там, Скар, устраивайся. Она показала ему средний палец и хихикнула. Кори привалился головой к стене и тоже засмеялся.       — Ты чего тут? — Джеймс всегда появляется... не в струю.       Кори махнул ему рукой, надеясь, что этим жестом смог донести месседж. Содержание примерно следующее: «я откисаю; дай мне время, все нормально». Только вот ни черта не нормально, откиснуть сейчас не получится. Ему бы прямо сейчас закурить, прям вот так основательно затянуться, чтобы без мыслей. Еще ему хочется выпить. Ему давно хочется, но как-то не получалось. Дела требовали трезвой головы. В случае с Кори следует хотя бы просто оставить голову на месте, а то мало ли чего. Пришивать ее на место запарно. Легче заменить. Полностью заменить. Не тюнинг какой-нибудь.       Если парни сочтут его неликвидом и выбросят на помойку, конечно, не в прямом смысле, но если и выбросят, то Кори подожжет эту контору к херам собачьим. Чтобы вместо него на сцене плясала какая-то другая фигура? Так быть не должно. Они запишут демки. Они смогут это переступить. Более того, они запишут альбом и отправятся в тур.       — А я вам нужен? — если Джеймс ляпнет что-то про то, что Кори сейчас несет бред, задает ненужные вопросы и в принципе ведет себя, как умалишенный, он и его прирежет; в конце концов, страховку ему тут никто не выписывал, Кори сразу сказал, что за последствия пребывания на данном курорте ответственности нипочем не понесет. — Как вокалист. Я ж не знаю. Мне кажется, я теперь вообще уже мало чего знаю. Я полным дном себя чувствую.       — Ты нам всем нужен, не дури. Парни побесятся и перестанут, ты должен это знать, — Джим привалился к стене рядом с Кори. — И что, мы и дальше так стоять будем? Я не против, конечно. Может, будет альтернатива? Тебя хватит на альтернативу? Ты в последнее время сам не свой. Может, тебе вообще стоит сейчас отдохнуть.       И почему он всегда такой? И почему Кори такой урод всегда? Перед ним хороший, надежный мужик. Они давно могли бы перетереть...       — Прости меня, знаешь.       — Бог простит, — строго ответил Джим; Кори почувствовал, как в груди предательски забилось сердце, ебаный ж ты рот. — Эй, эй, не зарывайся. Глянь на меня, Кор.       Кори поднял на него усталые глаза. Если Джеймс еще хоть слово скажет...       Вместо слова он берет его за подбородок, пальцем грубо надавливая на кожу.       — От тебя алкоголем несет, — подмечает Кори, сглотнув; он чуть ухмыльнулся, когда тот кивнул, расплывшись в широкой улыбке. — Вот же ж ты... скотина, а?       — И как поступать со мной будем?       — Есть идея.       — Правда?       — Абсолютная, — и вместе с этим Кори обхватил ладонями чужое лицо и притянул к себе, жадно впиваясь в губы.       Джим издал глухой стон в губы, но не растерялся. И все-таки огромный у него язык, от него крыша едет, но едет в хорошем смысле. Она, впрочем, уже давно... такая. Может, Скарлетт была как раз очень даже права насчет диких нравов. Кори вот тоже не знает, к чему прикатится человечество, он сильно и не мозговал на этот счет. Ему больше интересно, что будет с ним. С Джимом. Вот то, что между ними происходит, это слегка пугает. Нет. Не слегка. Гадом будет, совсем не слегка.       Нехотя отстранившись, Кори резко и часто задышал, пока Джеймс бездумно водил носом по его виску и улыбался. Довольный, блядь. Мало ему понадобилось, для счастья-то... Кори ухватился за чужую спину обеими руками, прижался вплотную, ему сейчас одного хотелось — не свалиться, не наебнуться, в общем, как только можно удержаться, потому что свои две уже ватные, они еле держат, будто бы вообще не ему принадлежали отродясь.       — Ты ставишь меня в неловкое положение. Вдруг ты меня изнасилуешь, м? — горячо прошелестел Джеймс на ухо, тут же оставив мокрый поцелуй чуть ниже него, спустившись к массивной шее, частыми поцелуями прохаживаясь по ней сверху вниз, неудобно при этом склоняясь над Кори.       — Для жертвы изнасилования ты слишком уверенный, вульгарный и... — Кори зашипел, когда Джеймс прошелся по коже зубами, —... и раскрепощенный. Скольких ты таких жертв знаешь?       — Я просто очень доверчивый. Это нормальное человеческое качество.       — Дурное качество, — Кори клюнул излишне старательного и любвеобильного Джеймса в нос, зашипев, когда чужая ладонь накрыла его пульсирующий член, сжала сквозь ткань джинс. — Мы если и собираемся что-то такое делать, то, прошу, не здесь. Здесь... у меня и так почти случилось. Это не самое романтичное место, как оказалось.       — А почему «почти»?       — По ряду естественных причин. Не забивай голову.       Джеймс пьяно усмехнулся, напоследок коротко чмокнув Кори в губы, прежде чем схватить того за руку и повести за собой. Подальше отсюда. В место поромантичнее. В их случае выбор невелик. Будет неплохо, если они смогут немного потерпеть. Кори хочет отсюда уехать, о чем докладывает Джиму в форме достаточно непринужденной. Говорит, что тут всем поебать, даже если у него нет с собой прав, если вот он, допустим, вместо Джима на правах единственного трезвого поведет тачку. Да, тачку. Не мотоцикл. С мотоциклом действительно были бы проблемы, на такое тут глаза не каждый легавый закроет.       До него только потом дошло, что возбуждение нарастало даже слишком сильно. Можно было бы списать на молодость, на бурлящее юношество, но когда оно, собственно, не бурлило? С ним что-то не так. Это «что-то» неправильно поймут. Как обычно. Про это Скарлетт даже сказала, что это дико, что это охуеть можно. Вот она, кстати; они миновали ее быстро и могли бы в принципе проигнорировать, но у Кори еще были силы тормознуть и отсалютовать ей. Та улыбнулась и помотала головой, растворившись в толпе. Когда Джеймс вопросительно посмотрел на Кори, мол, что не так, в чем дело, тот махнул рукой и сказал, что все более чем в порядке. У них есть дело поважнее.       Оказавшись в машине, Джеймс тут же набросился на Кори и навис сверху, сминая губы. Кори же кажется, что он сдохнет прямо здесь, в чужой машине, от чужих губ и в принципе от того, что происходит. Это все в его голове не очень чтобы переваривается. То есть, секс в машине — это дело насущное, с кем не бывает, это практика почти что регулярная, но вот чтоб с мужчиной... просто секс и просто в постели уже пройден. Но к такому жизнь еще, как бы, не готовила. Где шампанское? Кори не может думать без шального градуса в башке, особенно перед и во время секса.       — Мы должны отъехать подальше. Вот что.       — Так у меня стекла тонированные. Нет необходимости, — Джеймс устроил колено между бедрами Кори, и тот, честное слово, скоро совсем соображать перестанет, а ему на правах трезвого все еще надо хоть какую-то часть мозгов сохранить хотя бы до утра завтрашнего дня.       — Да епт, ты не так понял. Я говорю, что это стрем. Любой может запалить. Вот если кто-нибудь из парней...       Джоэл вот не удивится. Как минимум потому, что Кори и его когда-то в это втянул. Им обоим было еще лет по девятнадцать, они только сколотили Стоун Саур и в упор не знали, что с этим всем добром делать. Это не зашло дальше поцелуев и взаимной дрочки, однако. Джоэл сказал, что это не его, он больше по бабам и подобная пурга. А вот с Джимом... а с Джимом полет будет долгим. Стоит ли ему рассказывать про то, что недюжинный опыт уже за плечами имеется, Кори пока толком не знает. Тот наверняка догадывается, а это уже полдела.       — Так уж и быть, — отлепился Джеймс, недовольно простонав, — так уж и быть. Я отгоню нас в место меньшего скопления. Но если ты опять решил меня отшить...       Кори резко подорвался с места и взял того за руку настолько крепко, что Джим зашипел. Больно, наверное. Но больно — не всегда плохо. Иногда это единственное, что может заставить тебя поверить в то, что жив, что ты дышишь и не перестаешь дышать. Произносить подобное вслух не стоит. В конце концов, Кори заслужил горячего траха в завершение сегодняшней программы? Надо полагать, да.       — Я тебя хочу, вообще-то, какое там отшить собрался, с ума сошел, — для верности он прижал ладонь Джима к своему паху, ну, это чтоб совсем все стало на места, без вопросов и сомнений. — Как бы... его не наебать, поверь. Так что шевели поршнями, иначе тебе ничего от него не достанется.       Джим улыбнулся, не удержавшись от того, чтобы напоследок боднуть лоб Кори своим. Кори потом завороженно наблюдал за тем, как дрожащее в предвкушении тело сгибается чуть не в три погибели для того, чтобы перелезть на переднее сидение. Потом это тело парой неосторожных и неточных движений все-таки достигает цели — завести машину. Когда эти руки вцепляются в руль и выкручивают его что есть мочи, Кори почувствовал себя королем. Если вот так подумать, то кто еще его так сильно когда-либо хотел? Джеймс, может, и прыгнет, если Кори попросит; может, вдогонку еще и спросить, как высоко ему нужно прыгать — и прыгнет...       Вот этот пункт внутри отношений, который предполагает соблюдение какого-то определенного порядка, вот он очень пугал Кори. С бабами просто: ты их водишь то туда, то сюда, по обстоятельству все же молчишь о том, откуда у тебя берутся шиши на то, чтобы выйти куда-то дальше остановки; потом — они тебя водят, но уже так, по бабским делам, типа зазвездиться на виду у подружек или чего-то еще. Много этим бабам надо-то, всего лишь потрепаться и забыть... Кори сколько за своей бывшей носился, так и не доносился, как бы ни странно. Просьбы перетекают в обязанности, просьбы становятся жалобами. У Кори тогда вообще мозги отключаются. И что теперь, с Джимом так же будет? Но они же не в отношениях, ну, в смысле, таких, как принято. То есть, вариант «как принято» им точно не подойдет, надо додуматься до другого описания, но не сейчас и не здесь. Секс — он тонизирует, да? Стимулирует работу мозга...       — Если я тебя буду когда-либо очень сильно о чем-то просить, прежде подумай, Джеймс.       — Понятия не имею, к чему ты клонишь, но... хорошо, если тебе так угодно будет, — Джим откровенно не догнал, и Кори не может его за это винить, все придет потом.       Они остановились там, где свет от уличных фонарей окончательно преломился. Для верности Джим еще и к самому краю прижался. Если тут нет людей, не значит, что они не появятся. Гениальная мысль, Кори, продолжай свои рассуждения в том же духе, но чуть позже.       — Ты, это, обогреватель лучше выруби, — как-то скромно попросил Кори, сглотнув. — Жарко ведь.       — Ты точно уверен? На улице, как бы, дубак стоит, несмотря на середину апреля.       — Я точно уверен, — Кори все еще лежал, распластанный по сиденьям, ему тут удобно и максимально комфортно вытягиваться во весь в рост в силу своей достаточной компактности. — Если и замерзу, то ты согреешь меня, а, Джейми?       Джим явно прихуел от этой попытки флирта. Кори призывно двинул бровями, этим самым прикончив парня окончательно. Ну кто ж так делает?       — Это полный пиздец, приятель. Подожди, как ты меня там назвал?       — Ну, — пожевал губу Кори, — Джейми. Мне нравится, как звучит. Я подумал, может, и тебе тоже.       — Меня так мать в детстве называла, — сказал упомянутый Джейми. — От тебя это звучит...       Кори уже пожалел обо всем, что произошло в последние... сколько-то там минут. Все бы ничего, он бы вышел с тачки, забрел в чащу, там бы передернул — проблем никаких. Но Джима подводить в очередной раз не хочется, иначе он точно оставит их. И тогда... и тогда всему жопа, абсолютно всему, о чем можно было бы подумать.       — От тебя это звучит круто, — Джим свернул оба передних сиденья, чтобы Кори мог забраться к тому на колени, — круто и горячо, чтоб тебя. Ты где вообще все это время был, ты мне скажи?       — Пил, курил, — Кори обнял Джеймса за шею, освободив наконец чужие волосы от резинки, — баб домой водил. И не только их. Блядовал.       — А сейчас ты что делаешь, по-твоему? — Джеймс распускать руки не спешил, это немного злило, но Кори ни по что не проиграет в этой игре.       — И сейчас блядствую, — чтобы не слышать ответа, Кори поцеловал Джима опять.       С ним, на самом-то деле, это в кайф — тупо целоваться, и если бы не их чувствительность к раздражителям вроде друг друга, Кори бы только это и делал с ним. Целовал бы — и все, никакого рукоприкладства. Между прочим, это почти что целомудрие. Бог, если ты там сверху за всем смотришь, постарайся только не лопнуть там от зависти, заметано?       Когда джимова рука сжала ягодицу, Кори отпрянул и виновато прошептал:       — Сегодня я вряд ли смогу, поэтому давай оставим эту идею до лучших времен, а?       — Слушай, мне уже по барабану. Давай сделаем хоть что-нибудь.       Это прозвучало как-то обиженно. И отчаянно. И горячо.       — Тебе прям невтерпеж.       — Не то слово. Я уже ладони стер. На тебя дрочил.       — Так вот оно что. А я-то думал, мозоли от гитары. Кажется, у меня в группе затесался халтурщик.       Джеймс похабно улыбнулся, и Кори наконец снял с себя футболку. Без нее даже дышать легче, тело изголодалось по хоть какому-нибудь контакту с внешним миром, за тканью она этого не получает. Тот, кто придумал одежду, тот идиот. Особенно тот, кто выдумал трусы — их один хер в основном снимать, чем надевать. Надо уметь скрывать внутренние косяки, а не внешние. Кто-нибудь занимается производством шмотья для душ? Если нет, если вакансия свободна, то почему бы и нет.       — А ты ничего, — выразил свое мнение Джеймс, и Кори надавил на его выпирающий бугор.       — Ты преуменьшаешь, скотина, — последнее слово было произнесено исключительно с любовью и обожанием. — Я великолепен.       — А я так и сказал.       — Вот как, так и сказал он, — Кори сам стянул с Джима футболку и тут же не удержался от того, чтобы ущипнуть того за сосок. — У тебя сиськи лучше любой женщины. Я тебе как эксперт говорю.       — Ты умрешь явно не своей смертью, — прорычал Джеймс, хотя хуй бы он разозлился, ему это льстит, Кори это всем собой сейчас вполне ощущает.       Избавиться от джинс было еще труднее. Какой еще уникум додумался до того, чтобы шить что-то из такого пиздец какого тесного и плотного материала? Кори уже не раз думает о том, что изобретение одежды — это едва не самое худшее, к чему смогло в итоге прийти человечество. Но а самое худшее еще даже не случилось. Конец света обещают, в телескоп глядят. Ты его ждешь как Рождества, а хуй тебе. Было бы неплохо вычистить Землю как следует, на ней и так развелся клоповник, и для кого теперь вообще римляне изъебывались — вот вопрос-то, а.       — Кори, о чем ты там опять задумался? — устало выдохнул Джеймс, ведя бедрами лишь для того, чтобы ощутить хоть какую-то фрикцию. — Не нам с тобой решать вопросы мироздания, не нам.       — А что ж мы тогда вообще можем?       Да хотя бы это, — Джеймс взял руку Кори в свою и заставил дотронуться уже до себя там, где надо было трогать с самого начала.       — Если настаиваешь, — Кори задвигал рукой медленно, оттягивая момент.       — Еще как настаиваю.       — А ведь знаешь, мелкий, — начал было ублюдок, потрепав Кори по загривку, — у меня есть к тебе просьба.       Кори сглотнул в ожидании продолжения. Его только что тронули, точнее, больно и без всяких церемоний ворвались в то сакральное пространство, вход в которое, как он наивно полагал, закрытый. Сейчас он с горечью осознавал, что хуй там плавал. В смысле, что доступ есть, а еще в том, в первозданном, если позволите, смысле.       — Научись доверять. Но доверяй не кому попало, иначе в моих последующих словах вообще никакого смысла больше не будет, ты ведь умный мальчик. Доверяй именно тому, что ты видел и испытывал. Это же как любовь — знаком с объектом, но толком познать не сумел.       — Я ничего не понимаю.       — И не поймешь. До определенного момента.       Кори надрачивал им обоим яростно, сосредоточенно, быстро и безжалостно. Его мозг под конец дня превратился в кисель, в эту пространную вязкую жижу, он чувствует, как эндорфины разливаются по телу с каждым движением руки, как капли горячего пота образуются на теле, он вообще сейчас чувствует больше, чем может вспомнить. И Джеймс помогает это чувствовать, он помогает это осязать в полной мере. Если бы не его голос над ухом, не свои же собственные ругательства себе под нос, Кори бы точно свихнулся. Есть вещи, которые, как бы, происходят, но в которые ты веришь не сразу. Это сюр — посраться с другом, тут же с ним помириться, причем помириться здесь глагол вообще далекий по своей сути от того, что происходит в самом деле.       Резкий запах спирта ударяет в нос, Кори тут же жалеет о том, что это он тут по части трезвости. Странное это было дело — отыграть концерт, причем полностью, еще и собрать подобие аншлага, и не закинуться ничем тонизирующим ни перед, ни после. Им с Джимом не до того было, чтобы прогулять Кори по барам только ради того, чтобы тот как следует накидался. Неловко будет спросить его об этом даже сейчас, когда они свои дела насущные доведут до конца. Интересно, им вообще будет о чем поговорить, пока они будут куда-то ехать? Не будут они торчать на трассе до первых лучей в зените, верно?       Они кончают почти одновременно.       В такие моменты Кори обычно либо выставляют за дверь, либо он идет сам. Джеймс явно не очень хорошо отнесется к тому, что его компаньон куда-то слинял. Это все-таки странно — находиться в компании человека чуть дольше, чем позволяет совесть. Кори не разговаривал с бывшей, переворачивался набок спиной к ней, когда они заканчивали свои дела. Контакт происходил только посреди дня, именно этот, как его, вербальный. Кори все шутил, что у его детки язык не для того нужен, чтобы молоть им попусту, а нужен он все же для целей поблагороднее. Он шутил — она смущалась, но говорила потом, что очень даже польщена. Кори вообще потом не сомневался в ее словах, когда она по итогу лезла к нему в трусы и выполняла всю ту грязную работу, которая, вроде как, только скрепляет отношения.       Не помогло.       Сейчас вот он лежит сверху на Джиме, тот пытается его задурить своими поглаживаниями по спине, может, и правильно даже делает, потому что как раз этого не хватает — внушения. Кори обычно избегает слишком близкого физического контакта после всего произошедшего, ибо зачастую просто в этом смысла не видит. Кто-то сочтет, что это имеет значение, этот кто-то считает, что у этого еще есть шанс на повторение. Страшно становится, когда осознаешь, что этот кто-то — ты сам, а не твой партнер на одну ночь.       — О чем думаешь на сей раз?       — О том, что я хочу на постель, на нормальную постель, чтобы спать в ней, как все нормальные люди, вот о чем я думаю, — Кори шмыгнул носом, — а ты о чем?       — О том, чтобы отвезти тебя в то место, где ты бы действительно мог поспать в нормальной постели. Как нормальный человек.       — Заманчиво, — Кори приподнялся на чужой груди так, чтобы его волосы свисали прям на лицо Джима, а сами они были всего лишь в нескольких миллиметрах друг от друга. — Это ж что получается, сегодня я отработал свои царские хоромы на ночь?       — Если ты думаешь, что это плата за услугу, то нет, ошибаешься, — скривился Джеймс. — Это не просто помощь, Кор.       — И что же ты удумал?       — А я удумал вот что...       Кори, затаив дыхание, ожидал ответа.       — Переезжай ко мне.